Эль-Ниньо

– Задерживаешь, студент, шевели кеглями! – весело поторапливала палубная команда, когда очередная ловушка уже свисала над помостом, истекая соком, как огромный перезрелый фрукт, а я еще только подлетал, скользя по лужам, со стопкой пустых корзин.

Тралмастер взмахами руки отдавал команды матросу на лебедке. «Вира», «Помалу», «Стоп». Он походил на дирижера, одетого в оранжевый непромокаемый фрак. А поскольку стоял он спиной к лебедке и лицом к океану, то казалось, что он командует не лебедкой, а океаном. Взмах руки, и океан отдает нам очередную полную ловушку, движение кистью – и набегает волна, еще движение – ударяет порыв ветра. Его небольшая щуплая фигура в мешковатой пролифенке вдруг обрела какое-то изящество, совершенно дирижерское, и рука в мокрой тряпичной перчатке чертила в воздухе замысловатые таинственные знаки, обращенные в бесконечное пространство. Когда он поворачивал голову, был виден профиль, сосредоточенный и вдохновенный, плотно сжатые губы, острый правильный нос. Морщины расходились от глаз светлыми лучиками по задубевшей от солнца и ветра коже. Суровым взглядом он скользил по поверхности моря, словно пытаясь обнаружить малейший непорядок, проникал сквозь глубины и зорко следил, чтобы ловушки наполнялись правильно и равномерно.

На разделочном столе росла в размерах гора лангуста. Подвахтенные не успевали. Во время перехода к следующему порядку перекуров не устраивали, работали, как заведенные. Реф Валера на радостях горланил песню про рокот космодрома. Знал он из нее только четыре строчки, мотив не давался ему вовсе, однако сам рокот выходил у него отменно. Орал он так, что, наверное, слышали на мостике. Подвахтенные покатывались со смеху, ни на секунду не переставая перебирать руками: хвост к голове, голова к хвосту, ряд за рядом. Я носился с корзинами по палубе, смеялся вместе со всеми над пением рефа, сам подпевал, и вдруг поймал себя на том, что страха больше нет, и тоски больше нет, и одиночества нет, а есть сила. Мне двадцать лет, я мужик, здоровый и крепкий. Для меня нет ничего невозможного. Ничего невозможного нет! Снег в тропиках, рекордный улов лангуста – я все могу.

«Смогу и это», – подумал я, когда под конец того долгого и счастливого дня вышел на палубу прогуляться перед ужином и увидел, как Дракон молотил боксерскую грушу. Душевно молотил, с веселой молодецкой злостью. Брезент, упруго набитый песком, гудел и трещал под тяжестью его ударов.

Я подошел и встал рядом, Дракон едва удостоил меня взглядом. «Женские курсы, набрали кого попало…» – вспомнились его обидные слова.

– Может, спарринг попробуем, – предложил я.

Дракон прекратил колотить грушу, обхватил ее рукой, чтоб не раскачивалась, и повернулся ко мне.

– Чего-чего?

– Спарринг, – повторил я.

– С кем? – не понял боцман.

– Со мной! – говорю.

Дракон аж крякнул от удивления, потом смерил меня насмешливым взглядом.

– Так мы вроде в разных весовых категориях. – Он и вправду был меня килограммов на двадцать потяжелее.

– Ну и что, что в разных, – говорю, – боишься, что ли?

Тут он расхохотался: – Во дает! Ну давай, коль жизнь не дорога, тащи перчатки!

Я побежал за перчатками к Трояку. Тот, как узнал, зачем они мне нужны, подскочил с койки. Спарринг? С Драконом? Ты что, спятил? Но перчатки дал и даже засобирался со мной на палубу, пожертвовав священным предвахтенным сном. Трояк и Дракон недолюбливали друг друга, поэтому третий помощник проявил к поединку живейший интерес. Вообще, правильно, – говорил он, натягивая брюки. – Не так страшен Дракон, как его малюют. Удар у него поставлен, но техника слабовата. На сельских дискотеках практиковался.

– Слушай сюда! – продолжал Трояк, когда мы уже вышли на палубу, он помогал мне завязывать перчатки и нашептывал на ухо. – Он уже порядком подсел, видал, потный какой, дыхалка у него ни к черту. Главное – не пропусти на первых секундах. Помотай его. Работай ногами, двигайся. Пусть за тобой побегает. Бьет он правой, но и левую из виду не упускай, засандалит – мало не покажется. Ты сам правша или левша? Левша? Ну конечно, при такой-то фамилии. Это очень хорошо! Это твой козырь. Только сразу его не выкладывай. Прибереги. Работай только наверняка. Он раскроется, обязательно раскроется. Помотаешь его, он психовать начнет и про оборону забудет. Тут ты своей левой и выстрелишь.

Вокруг нас стали собираться зеваки. Погода стояла хорошая, поэтому прогуляться перед ужином высыпали почти все свободные от вахты. На меня смотрели с любопытством и жалостью, будто я уже лежу на палубе с окровавленным лицом в глубоком нокауте.

Я спокойно разминался, не обращая внимания на эти взгляды. Боксом я занимался два года в детско-юношеской спортивной школе. Это был неизбежный этап в жизни любого илимского мальчишки. Сначала бокс или самбо, а лучше и то, и другое. А потом хоккей или лыжи. Своим юношеским хоккеем и лыжами наш Илимск славился на всю страну – были даже свои олимпийские чемпионы, ну а бокс и самбо – это что-то вроде обязательной программы, ведь надо же было мальчишке гулять во дворе и общаться со сверстниками. Город, поблизости от которого находилась огромная зона всесоюзного значения, отличался суровыми нравами. Драться приходилось, не так чтобы очень часто, но по-настоящему.

Трояк вызвался быть рефери. Он отстранил напиравших зрителей, освобождая место для боя. Готовы? Он весело посмотрел сначала на меня, потом на Дракона. На центр! Пожмите руки! Я протянул обе руки вперед, Дракон коснулся своими перчатками моих, я поймал его взгляд. Высокомерного презрения там уже не было. В глубоко спрятанных колючих боцманских глазах я разглядел что-то похожее на озадаченность, он не понимал, что происходит.

– Бокс! – скомандовал Трояк.

Зрители возбужденно загалдели, радуясь неожиданно свалившемуся зрелищу. «Давай, студент! Гаси его!» – раздались выкрики, откровенно насмешливые. Я встал в защитную стойку, попрыгал, подобрал правильное положение ног, чтобы учесть качку. Боксировать на качающемся ринге мне еще не приходилось. Тренер в школе учил все время смотреть противнику в глаза, наперед прочитывать по глазам любое его намерение. Взгляд боцмана стал холодным и собранным – взгляд опытного бойца, прочитать в нем можно было только одно: шутки закончились. Стойку он выбрал открытую, руки на уровне груди, и сразу же пошел в атаку. Я легко ушел от первых ударов, просто отпрыгнул. Боцман выпрямился, смахнул рукой пот со лба, и снова попер на меня. Перчатка просвистела над самым ухом, я едва успел отскочить, но и успел ужалить правой в ответ. Для Дракона этот удар был, как слону дробинка, но публика заметила, и я получил новую порцию одобрительно-насмешливых выкриков. «Место! Дайте же место, черти!» – Трояк распихивал зрителей, которые норовили вторгнуться на «ринг». Место было необходимо, потому что мне приходилось много перемещаться. Со стороны, наверное, казалось, что я просто убегаю от Дракона, зрителей это веселило, но я все делал правильно. Я это понимал, и Дракон это понимал. Дыхание его стало тяжелым и сбивчивым, пот катил с него градом и заливал глаза, время от времени он смахивал пот рукой. Такой вот момент, когда он вытирал глаза и на долю секунды терял меня из виду, я и выбрал для будущего удара. Дракон пер и пер вперед, выпад за выпадом, я успешно уходил. Или удирал, как казалось зрителям. Дракон вытер пот. «В следующий раз! – подумал я. – Будет вытирать – ударю!», и начал сжимать и разжимать пальцы в левом кулаке, словно накачивая его энергией. Я внимательно следил теперь уже за кустистыми бровями Дракона, как они постепенно набухали потом, как первые ручейки устремились вниз, как мокрые ресницы заморгали чаще, потому что их заливало. «Еще немножко, еще секунда, сейчас его правая рука пойдет чуть в сторону и вверх, вытирать пот, приготовься!» – настраивал я себя. Правая рука Дракона пошла в сторону. «Сейчас!» – скомандовал я. Резко перенес тяжесть тела на опорную ногу, устремился вперед, чтобы вложить инерцию в свой главный удар, в этот момент увидел глаза Дракона, и в мозгу у меня вспыхнуло: «Ловушка!». Боцман поймал меня, обманул. Он специально изобразил, что хочет вытирать глаза от пота, потому что понял, что я буду бить в этот момент. Я увидел, как его рука вместо того, чтобы идти вверх, пошла вперед, и чудовищный кулак, увеличиваясь в размерах, приближается к моей голове, я подогнул ноги, пошел вниз и вправо, надеясь уйти от удара. И почти ушел. Почти. Мне показалось, что я слету наскочил на бетонную плиту, точнее, бетонная плита на огромной скорости сама трахнула меня по касательной в лоб. В глазах потемнело, доски палубы, неожиданно близкие, искривились параболами, я увидел перчатки, совсем близко от лица, зажмурился, ожидая нового удара, но перчатки остались неподвижными, до меня дошло, что это мои перчатки. «Брэк!» – услышал я далекий голос Трояка, потом увидел его обеспокоенную физиономию уже рядом.

– Ты в порядке, Костя? Встать можешь?

«Разве я не стою?» – мысленно удивился я. Оказалось, что я стоял на карачках, опираясь на локти.

Я быстро поднялся. Голова гудела, во рту появился кислый привкус, звуки доходили до меня с опозданием, как в кинолебедке. Но в остальном – все было нормально. Я попрыгал, помотал головой.

– Продолжать можешь? – спросил Трояк.

– Могу, – кивнул я.

– Уверен?

Я посмотрел на ухмылявшегося Дракона, довольного своей хитростью. Ухмыляться-то он ухмылялся, но дышал уже через раз, и стоять прямо не мог, упирался руками в колени.

– Уверен! – ответил я.

– Рано полез! Рано! – зашипел над ухом Трояк. – Все правильно делал, но рано выскочил. Продолжай мотать его! Он уже почти дошел. Ты молодец, студент! Держись, ты сделаешь его! Ей-богу, сделаешь!

Трояк бодро отскочил от меня и махнул рукой: Бокс!

Все началось по новой. Дракон пытался атаковать, я перемещался. Трояк был прав, боцман устал и окончательно наплевал на оборону. Да и как было не наплевать, если за весь бой я достал его только один раз, в самом начале, правой, еле-еле, будто пощекотал, а потом даже не пытался. Он думал, после того, как я побывал в нокдауне, у меня не осталось ни сил, ни куража. Думал задавить меня, пока я не очухался, поэтому пер вперед в открытую, без оглядки, и вправду как на сельских танцах, только выдранной штакетины в руках не хватало. Сил у меня действительно осталось немного. «Снег в тропиках смогли, сможем и это». В голове уже родился новый план. Одним ударом такого кабана не завалить, нужна серия. Правой пристрелочный хук в челюсть, левой убойный с другой стороны, правой в живот, левой апперкот. Выждать момент. Не затягивать. Убегать от него, убегать со всех ног, изобразить испуг и панику. Неожиданно остановиться. Вот сейчас! Снег! – мысленно прокричал я свое новое магическое заклинание. Этот клич придал ускорение и тяжесть правому кулаку – боцман несся на меня на всех парах, удар был для него настолько неожиданным, что он даже не успел сгруппироваться, раздалось «хрясь!», голова его сильно мотнулась в сторону, брызги пота и слюны веером окатили зрителей. Он резко затормозил, встал на обе ноги, начал поднимать руки, чтобы закрыться, но не успел. «Хрясь!» слева. Удар получился на славу, на порядок сильнее первого, но Дракон его уже ждал, выдержал, почти не дрогнул, только вот руки свои развел и оставил вверху, открыв для меня живот. «Бум!» – с глухим звуком правый кулак воткнулся под ребра, в область солнечного сплетения. Пресс у Дракона был железный, кувалдой не пробьешь, но дыхание сбить получилось. «Кха!» – вырвалось из боцманской глотки, он слегка согнулся, руки его пошли вниз, с большим опозданием и совершенно напрасно, освобождая моей левой путь снизу вверх к его щетинистому подбородку. Сил у меня осталось ровно на один удар, и я вложил их все, уже ничего не соображая, видя перед собой только этот подбородок, до размеров которого сузился весь окружающий мир. «Снег!» – выдохнул я. «Клац!» – клацнули боцманские зубы. Подбородок начал уплывать и исчез из поля зрения. Я почувствовал, что лечу вслед за ним, выставил вперед ногу и едва удержался, чтоб не свалиться. До сознания донеслись крики и свист. Кто-то схватил меня за плечи и начал бешено трясти. Зрение вернулось, и я увидел перед собой гогочущего, брызжущего слюной Трояка.

– Ты сделал его! – восторженно орал Трояк. – Нокаут! В чистом виде!

Я с трудом вырвался из его объятий и посмотрел на «ринг». Поверженный Дракон сидел на палубе и ощупывал рукой свою челюсть. Я подошел к нему, он посмотрел на меня снизу вверх и усмехнулся:

– Убил!Я протянул ему руку, чтобы помочь подняться, он обхватил мою перчатку и, кряхтя и охая, встал на ноги.

– Все, Дракон, бюллетень открывай! – выкрикнул реф Валера. Зрители хохотали.

– Очень смешно! – огрызнулся боцман.

Трояк снова подскочил, встал между нами, как заправский рефери, взял обоих за руки и взметнул мою руку вверх.

– Победу нокаутом одержал Константин Левшин, Советский Союз!

Он на губах принялся исполнять туш.

– Хорош бакланить! – боцман протолкался через плотное кольцо зрителей и побрел к палубному душу, однако, не дойдя, вернулся, снял перчатку и молча пожал мне руку.

13

Последние события круто изменили жизнь на Пляже. О прежнем уединении и бытовом холостяцком раздолбайстве можно было забыть. У нас появились новые соседи. Манкевич раз десять поинтересовался, не причинит ли он нам беспокойства, если встанет лагерем на Пляже рядом с нами. Первоначально он хотел устроиться наверху, там, где оставил машину, но на обрыве было слишком ветрено, а углубляться в лес он опасался. Когда ему все десять раз был дан ответ, что никакого беспокойства нет, наоборот, нам будет даже приятно, в сотне метрах от нас, аккурат на месте бывшего «кинозала», появились две яркие палатки. Одна – для Манкевича, вторая – для Анны. Хорхе и Хесус развернули палатку на обрыве, рядом с «ленд ровером».