Ельцын в Аду

– Это точно!
– подтвердил фельетонист газеты «Правда» Рыклин.
– «В начале 30-х годов состоялась встреча журналистов с руководителями партии и правительства. В конце ее мы коллективно сфотографировались, и я был запечатлен рядом с Вождем.

Шли годы, и шли аресты. Хранить фотографии врагов народа было опасно. И я начал резать: брал в руки ножницы и отхватывал то одного, то другого. Вожди и журналисты постепенно исчезали с фото. В конце концов остались только Сталин и я. После XX съезда я отрезал Сталина и остался один».

На всю жизнь партийную науку запомнил – и в посмертии не забыл!

– Хорошая шутка!
– одобрил Хозяин.
– Я тоже любил учить литераторов, шутя. Помнишь, товарищ Ильичев?

... Однажды, когда в СССР шла навязанная Генсеком дискуссия о проблемах языкознания, Коба позвонил главному редактору «Правды»:

– «Ильичев?»

– «Да, товарищ Сталин».

– «У Вас готова газета с листком по языкознанию?»

– «Уже готова, товарищ Сталин».

– «Давайте приезжайте ко мне на ближнюю дачу».

– «Немедленно выезжаю».

Через две минуты Хозяин звонит опять:

– «Нет, лучше в ЦК».

Центральный Комитет партии располагался на Старой площади. Сталин еще с довоенных времен сидел в Кремле, но, видимо, полагал, что ЦК там, где он находится.

Кремлевский горец стал нахваливать Ильичеву анонимного молодого автора:

– «Он просто гений. Вот он написал статью, она мне понравилась, приезжайте, я Вам покажу. Сколько у нас молодых и талантливых авторов в провинции живет. А мы их не знаем. Кто должен изучать кадры, кто должен привлечь хороших талантливых людей с периферии?»

Когда Ильичев приехал, Вождь в одиночестве прогуливался по кабинету. Дал рукопись. Редактор главного партийного органа быстро ее прочитал, дошел до последней страницы. Внизу стояла подпись: И. Сталин.

Ильичев с готовностью произнес:

– «Товарищ Сталин, мы немедленно останавливаем газету, будем печатать эту статью».

Хозяин по-детски радовался тому, как разыграл журналюгу.

– «Смешно?
– спросил он.
– Ну что, удивил?»

– «Удивили, товарищ Сталин».

– «Талантливый молодой человек?»

– «Талантливый», - согласился Ильичев.

– «Ну что же, печатайте, коли так считаете», - сказал довольный Вождь.

На следующий день «Правда» вышла со статьей «Марксизм и языкознание». Потом ее пришлось изучать всей стране...

– А я тоже помню шутки товарищи Сталина!
– поделился своими воспоминаниями личный доктор Хозяина Володинский.
– Как-то Иосиф Виссарионович приболел. «К концу лечения приехал к Сталину Алексей Максимович Горький, как раз в тот момент, когда мы пили кахетинское вино на террасе. Сталин предложил ему выпить вина. Горький шутливо ответил:

– Ну что же, и курицы пьют.

Сталин сразу же представил, как пьют курицы, то есть поднимал голову после каждого глотка.

Встреча этих двух титанов мысли произвела на меня неизгладимое впечатление...»

Бесхитростные слова эскулапа тоже произвели на присутствующих неизгладимое впечатление. Ницше заулыбался, Ельцин засмеялся, литературные души и черти-вертухаи загоготали.

– Издеваешься?!
– прошипел разъяренный тиран.

– Да как бы я осмелился...
– прижух несчастный доктор.

– Герр Джугашвили, - пришел ему на помощь Фридрих, отвлекая на себя внимание деспота, - а как Вы относитесь к такому современному философскому понятию, как плюрализм?

– В отношении плюрализма двух мнений быть не может! Плюрализм в одной голове – это шизофрения. А вообще плюрализм – это два мнения: мое и неправильное.

– То есть его не должно быть даже в искусстве?

– Я рассматриваю произведения искусства с социально-прагматической, сиюминутно-политической точки зрения: а нужно ли сегодня такое произведение?

– То есть Вы являетесь прямолинейным последователем Сократа, для которого прекрасное есть полезное?
– удивился Ницше.

– Корзина с навозом прекрасна в том отношении, в каком она полезна. Именно поэтому товарищу Сталину нравились пьесы Суркова и Софронова, - дерзко осмеяла тирана какая-то отчаянная душа.

– О!
– обрадовался Сталин.
– Гражданин Мандельштам подал голос! Товарищ Ягода, освежите тюремно-ссылочные воспоминания нашего собеседника!

– «Дело № 4108 по обвинению гр. Мандельштам О.Э. начато 17.5.34 года, - стал зачитывать по памяти бывший фармацевт.
– Протокол обыска в квартире: «изъяты письма, записки с телефонами, адресами и рукописи на отдельных листках в количестве 48».

Цитирую протокол первого допроса 18 мая в тюрьме на Лубянке.

– Признаете ли Вы себя виновным в сочинении произведений контрреволюционного характера?

... В конце 1933 года Мандельштам сочинил свое, ставшее позднее знаменитым стихотворение о Сталине, которое не было записано на бумаге самим поэтом, но которое он читал отдельным своим друзьям. Об этом, по свидетельству жены Мандельштама Надежды, знало не более десяти человек.

– «Да, я являюсь автором следующего стихотворения:

Мы живем, под собою не чуя страны.

Наши речи на десять шагов не слышны.

А коль хватит на полразговорца,

Так припомнят кавказского горца.

Его толстые пальцы, как черви жирны,

А слова, как пудовые гири верны.

Тараканьи смеются усищи,

И сияют его голенищи.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей.

Он играет услугами полулюдей.

Кто смеется, кто плачет, кто хнычит,

Он один лишь бабачит и тычит.

Как подковы, кует за указом указ

Кому в бровь, кому в пах, кому в лоб, кому в глаз.

Что ни казнь для него, то малина.

И широкая грудь осетина».

– Кому Вы его читали или давали в списках?

– «В списках я не давал, но читал следующим лицам: своей жене, своему брату, Хазину – литератору, Анне Ахматовой – писательнице, ее сыну, Льву Гумилеву...»

– Как они реагировали?
– спрашивает следователь.

Мандельштам подробно рассказал все... Никаких пыток не понадобилось: поэт заговорил сам, ибо был уничтожен морально. Во время свидания с женой несчастный, находившийся от своих признаний на грани помешательства, передал ей имена всех упомянутых, умолял, чтобы она их предупредила.