Ельцын в Аду
Шрифт:
Почему?!
– воскликнули хором оба слушателя.
Потому что мы не знали иного способа отблагодарить Творца и избавиться от грехов! Потому что у нас был такой обряд: закалывать ягненка или козленка и кропить его кровью алтарь, дабы искупить грех. То же самое мы проделали с Агнцем Божиим! Его заклание — это тоже грандиознейший за всю историю Вселенной обряд, в котором должны были присутствовать Жертва — Иисус; принимающие жертву — служители Храма; убивающие жертву (обычно это делали сами жрецы ритуальным ножом, но на сей раз в качестве оружия они избрали римлян)... И главное - жертвователь, которым Самим Учителем был назначен я... Второй по рангу Его ученик после Петра — казначей апостольской общины. Он Сам мне на это неоднократно
А зачем Вы целовали Иисуса?
– прервал скорбные излияния двенадцатого апостола Ницше.
Дурацкий вопрос!
– вознегодовал Ельцин.
– Чтобы римляне и иудеи, пришедшие в Гефсиманский сад, опознали Его!
Очень странно!
– фыркнул философ.
– Перепутать Мессию с кем-либо из Его окружения было невозможно, как нельзя спутать гору с растущими на ней травинками. Кроме того, при Вшествии в Иерусалим, во время проповедей в Храме Иисуса видело почти все население города. Уж конечно, среди сотен слуг первосвященников и легионеров нашлись бы несколько, кто опознал бы Назаретянина без помощи Иуды!
Ты прав, чадо! Поцелуй после приветствия — обязательный ритуал встречи и прощания ученика и учителя религиозной школы. Недаром троекратный поцелуй является отныне весьма распространенным христианским приветствием. Кроме того, прикосновением губами прощаются с мертвым — а я тогда мысленно похоронил Христа...
Так в чем ошибка-то? — гнул свое философ.
Вместо того, чтобы приносить Агнца в жертву, надо было просто попросить Его взять нас с собою в Царствие Небесное! Как это сделал распятый рядом с Ним на Голгофе мятежник по имени Дисмас! И стал первою человеческою душою, попавшею в рай!
Мне надо было всего-навсего отказаться выполнить волю Учителя! Пусть это бремя взял бы на себя кто-нибудь иной — Петр, Иоанн... А лучше всего было бы всем взмолиться: не надо больше жертв, Господи! Ты ведь нас Сам неоднократно укорял: «Милости прошу, а не жертвы!» Но мы не услышали! Не поняли! И рай мне теперь не в радость... Нет, что я говорю! В радость, конечно... Но совесть заставляет регулярно спускаться сюда, именно в этот круг ада, чтоб хоть как-то выразить свое раскаяние, искупить ошибку и позор... Мне трудно это выразить словами... Боюсь, Вы меня не понимаете...
Я Вас прекрасно понимаю! И даже написал стихотворение, которое описывает Ваше состояние!
– раздался издалека голос поэта Ходасевича — Вот, послушайте!
«Я не знаю худшего мучения –
Как не знать мученья никогда.
Только в злейших муках — обновление,
Лишь за мглой губительной — звезда.
Если бы всегда — одни приятности,
Если б каждый день нам нес цветы, -
Мы б не знали вовсе о превратности,
Мы б не знали сладости мечты.
Мы не поняли бы радости хотения,
Если бы всегда нам отвечали: «Да».
Я не знаю худшего мучения –
Как не знать мученья никогда».
Какое странное это место, - пробормотал в задумчивости Ельцин.
– Сюда нет доступа даже творческим душам...
Тут пребывают те души, которые или заслужили райское блаженство, но временно по тем или иным причинам от него отказались, или почти его заслужили, - пояснил возникший на Акелдаме Дьявол - Иногда, как Иуда, они спускаются сюда на пару часов, дабы вкусить моих даров — мучительств и истязаний. Иногда обитают здесь подолгу, впадая в муки только тогда, когда самим заблагорассудится. Этот сектор, который я называю мигрантским, довольно мал...
Его католики называют чистилищем?
– бесцеремонно прервал лукавого Ельцин.
Так точно, господин экс-президент!
– Сатана издевательски поднес когти к маршальской фуражке, выросшей у него на рогах.
– И, кстати, это самый любимый мною
Как этот сектор возник?
– продолжал утолять свое любопытство автор «Заратустры».
Философский подход!
– загоготал Люцифер.
– Возникновение чистилища — результат глупости и лицемерия некоторых так называемых святых. Поясню подробнее.
Главное мучение грешников состоит в том, что они навеки лишены лицезрения Божия и знают о блаженстве святых. В последнем пункте, впрочем, мнения отцов церкви расходятся. Некоторые из них утверждают, что святые-то видят муки грешников, но последние не видят счастья первых. Святой Григорий Великий находит, что страдание грешников приятно для праведных, а его коллега Бернард Клервосский даже основывает это положение на четырех причинах: первое — святые радуются, что столь ужасные муки не выпали на их долю; второе — они успокоены, что, раз все виновные наказаны, им, святым, уже нечего бояться никаких козней, ни дьявольских, ни человеческих; третье — в силу контраста их блаженство кажется еще более совершенным; четвертое — то, что нравится Богу, должно нравиться и праведным.
Отвлекусь. Веков этак шесть назад продавцы индульгенций — это, если тебе, Ельцин, неизвестно, нечто вроде партбилета или удостоверения сотрудника КГБ в СССР, то есть документ, заранее отпускающий неблаговидные поступки и грехи...
Да знаю я!
Так вот, эти изворотливые церковники-негоцианты додумались продавать претендентам на попадание в рай вместе с индульгенциями билеты на видовые места, откуда из Царства Небесного можно любоваться мучениями грешников. Ныне и продавцы допусков на эти шоу, и покупатели пребывают в местах не столь от нас отдаленных — здесь, в преисподней! И отнюдь не в чистилище! Знаешь, почему? Потому что ад — отрава для обитателей рая! Разве можно полностью отдаться блаженству, зная, что твои близкие, да вообще люди горят в огне?! Разве может настоящий христианин радоваться чужому мучению? Тем более, что в инферно палачи и жертвы сливаются, а причинно-следственные связи их вины или невиновности установить очень- очень трудно!..
Впрочем, вам, «несладкая парочка», пребывание в мигрантском секторе не светит! Так что губы не раскатывайте! Прощевайте пока!
Врет Отец лжи на сей счет или все-таки говорит правду?
– такая мысль пришла одновременно в голову обоим странникам по преисподней.
Боюсь, что Сатана прав, тезки!
– печально вздохнул Искариот.
– Тут его собеседники наконец-то обратили внимание на то, как именно он к ним обращается.
Да какой я тебе тезка!
– зарычал ЕБН. И осекся: вид Акелдамы сменили две картинки из недавнего прошлого экс-президента. В 1991 году множество московских фасадов и заборов украсили граффити: «Ельцин — да!» Два года спустя те же самые художники добавили к этому призыву всего две буквы — и получилось «Ельцин-иуда!»
Насчет Бориса не спорю, - согласился философ.
– Но я-то никого не предавал!
Никого — кроме своих идеалов!
– бросил ему в лицо обвинение двенадцатый апостол.
... В детстве будущий «первый имморалист» был серьезным уравновешенным мальчиком. Его восхищали военные парады, церковная служба с органом и хоровым пением, и церемонии, которыми сопровождались большие праздники.
Фридрих не забывал рано умершего отца; следуя его примеру, он, как и все мужские представители их рода, собирался стать пастором, одним из избранников Божьих, говорящих от Его имени. Мальчик не знал более высокого и соответствующего его желаниям призвания. Несмотря на молодые годы, совесть его была чрезвычайно требовательной и боязливой. Страдая от малейшего выговора, Фридрих не раз хотел заняться самоисправлением. Товарищи прозвали его «маленьким пастором» и с почтительным вниманием слушали, когда он читал вслух какую-нибудь главу из Библии.