Ельцын в Аду
Шрифт:
Так они ж вроде раскаялись...
– бывший рьяный демократ неожиданно вступился за души монархов.
Это определит только Страшный суд!
– рявкнул раздосадованный Отец лжи.
А ты, что, после Конца света все еще будешь иметь силу? – удивился ЕБН.
А як же! На земле наступит Царствие Небесное (это, кстати, мы еще посмотрим), а грешники будут зубами скрипеть в геенне огненной — под моим, естественно, присмотром!
Все равно наши святые лучше западных!
– упорствовал бывший кандидат в Политбюро ЦК КПСС.
Это смотря кто! — то ли согласился, то ли возразил ему Сатана.
– Поговори вон с кое-какими кумирами русского народа...
К новоприбывшим подошли три души в богатырских доспехах и в красных корзнах — особых плащах, которые дозволялось носить
Святой Александр Невский.
Святой Дмитрий Донской.
Владимир Мономах.
Почему Вы здесь, великий князь?
– Ницше опередил своего спутника, собиравшегося задать тот же вопрос победителю битв на Неве и Чудском озере.
– Из-за того, что подчинились Батыю? Из-за того, что с помощью татар разгромили народное восстание против захватчиков, которое возглавил Ваш брат Андрей? Из-за того, что подавили мятеж новгородцев против ханской переписи и баскаков?
Нет, это было необходимо свершить, дабы Русь не сгинула окончательно. Я плакал, когда делал это, но поступить иначе не мог. Я не поднимаюсь в рай и остаюсь в пекле из-за моей бессмысленной жестокости. Когда мой сын Василий сбежал от моего гнева из Новгорода, я приказал выколоть глаза его дружинникам, которые не остановили своего князя. Не могу забыть и после смерти, как они протягивали ко мне руки, молили меня: «Княже! Смилуйся! Не вынай нам очи — лучше убей!» Совесть грызет...
Ну, а Вы-то, великий князь Дмитрий, думаю, страдаете за то, что жгли города Тверского и Рязанского княжеств, убивали и в холопов обращали соотечественников десятками тысяч?
– обратился философ ко второму властителю в нимбе.
Нет, то была война, мои соперники поступали так же с московскими градами и весями... Не из-за того мучаюсь... Я и мой духовный наставник, митрополит, святой Алексий крест целовали в том, что никаких обид не будем чинить князю Тверскому Михайлу если он согласится приехать в Москву на переговоры о мире. Мы клятву нарушили и посадили недруга в узилище, едва не убили! Владыка грех мне отпустил, а совесть — нет! И сам Алексий здесь со мной из- за клятвопреступления пребывает...
А вот Вас-то я никак не ожидал здесь встретить!
– чуть ли не упрекнул третьего князя немецкий всезнайка.
– Я считаю Вас героем №1 в российской истории. Вы — величайший русский полководец, совершивший 83 похода и не знавший поражений! Вы дважды спасли Русь от нашествий половцев, которые представляли почти такую же опасность, как татаро-монголы! Вы, пусть и ненадолго, сумели объединить страну и, получив корону византийского императора Мономаха, унаследовали его прозвище и фактически стали первым русским царем. Вы никогда не дрались за власть со своими родственниками, которые грызлись между собой, будто стая псов, и покорно ожидали своей очереди на престол великого князя Киевского. Вы внедряли образование, были высокообразованным и мудрым человеком, отличным писателем. Вы — образцовый семьянин, не имели никаких пороков! Почему Вы в чистилище?!
Я тоже громил русские дружины и брал с боем города. Не из корысти, а для защиты своей вотчины или по приказам старших по роду и Великого князя Киевского. Однако не только это гнетет меня... Однажды я нарушил слово...
Знаю!
– перебил его Ницше.
– Вы дали его на переговорах двум половецким ханам, которые сами всегда преступали свои клятвы и пытались захватить Ваш город, напав врасплох огромной силой... Вы их обманули и убили, а затем разгромили их полчище...
Как говорят мои потомки — великие князья Александр и Дмитрий, это было необходимо для победы и спасения Родины... Я умом это признаю... Но сердцем понимаю: клятвопреступнику не место в раю... Пока не место...
За всю историю человечества на самой вершине власти побывали всего семь человек, которых можно назвать порядочными. По крайней мере, больше я не нашел, - промолвил Фридрих, провожая взглядом уходящую душу Мономаха.
– Гордись, Борис! Этот твой соотечественник — один из них. Видно, из-за своей порядочности он не так популярен в России, как негодяи и кровожадные
А кто остальные шестеро?
– заинтересовался экс-президент, надеясь услышать собственное имя.
Афинянин Перикл, V век до Рождества Христова; Шан Вей, главный министр царства Цинь, IV век до нашей эры; англосаксонский король Альфред Великий, IX век новой эры; Вильям Маршал, величайший рыцарь Средневековья, канцлер Англии, XII век; албанский князь Георгий Кастриот по прозвищу Скандербег, XV век; и последний император Австро-Венгрии Карл. Он жил в 1887-1952 годах и — единственный из названных мною властителей — причислен к лику блаженных. Какая несправедливость! Альфред и Скандербег — величайшие защитники христианства от язычников-викингов и мусульман-турок. Албанец еще и лично спас папу римского. А вот благодарности церковников не заслужили! Как и Мономах, кстати!
Нашел у кого благодарности искать!
– издевательски прокомментировал Сатана.
Никого из них не знал...
– удрученно пробормотал ЕБН.
Ничего удивительного. Властители о своих порядочных коллегах предпочитают не знать... Сравнения с собой не выносят!
А почему ты назвал Мономаха лучшим русским полководцем? Явсегда считал им Суворова, - экс-президент России, как всегда, когда касался неприятной темы, ушел от нее.
С охотой уступаю эту честь великому князю!
– к странникам по инферно подскочила маленькая сухонькая душа.
– Он дал вдвое больше сражений, нежели я, - и все выиграл! Правда, в одной из битв с половцами наша рать претерпела полнейшую конфузию — но Мономах там не командовал, а просто участвовал, более того, бой дали вопреки его совету. А главное, его воинская доблесть дважды спасала Отечество от полной гибели. Все мои кампании и войны не были столь судьбоносными, они не решали судьбы государств. Виват Мономаху!
– генералиссимус склонил седую голову.
О Суворове бывший президент кое-что читал — и теперь был рад показать всезнайке Фридриху, что и он тоже не лыком шит.
Слышь, Александр Васильевич!
– панибратски обратился он к гениальному полководцу.
– Ты-то как тут очутился? Неужто за расправы с пугачевцами, восставшими крымцами, чеченцами, поляками?
Не за это... Я приказ государыни исполнял, да и мятежники окаянствовали похуже моих чудо-богатырей...
Насколько я знаю, - вмешался Ницше, - при штурме Измаила Ваши солдаты и казаки вместе с сорокатысячным турецким гарнизоном перерезали также все мирное население. При взятии Праги — предместья Варшавы — русские уничтожили всех — и тех, кто держал оружие, и гражданских лиц... У матерей отнимали младенцев и бросали в огонь...
Так было... Я плакал, видя это, но ничего поделать не мог. Жители Праги в начале мятежа зверски погубили весь русский гарнизон, жгли солдатиков живьем, резали на куски... Вот мои чудо-богатыри и не сдержались... Измаильского же Осман-пашу я предупредил ультиматумом: «Добровольная сдача — воля, штурм - смерть», так что он сам беду накликал... Я вынужден был отдавать взятые с боем города своим войскам на три дня на разграбление, как и все прочие полководцы... Иначе армия не слушает командующих...
Я тебя несколько другим представлял, - пробормотал Ельцин.
«... Черты лица моего — они видны; но внутреннее человечество мое сокрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик; при приливе и отливе счастья уповал на Бога и был непоколебим...»
Так за что ж Вы в чистилище, все-таки?
– Ницше не мог терпеть, когда кто-то другой вел опрос знаменитости слишком долго.
– В личной жизни Вы были безупречны, как слуга Ваших императриц и императора — выше всяких похвал. Зверства Ваших войск были по тем временам, в сравнении с армиями других государств, редки — да и остановить Вы их не могли. Ваше место на небесах...