Ельцын в Аду

Из рая спустился, как всегда, на выручку своей постоянной пациентки, Евгений Сергеевич Боткин, сын великого русского медика Сергея Боткина, лейб-медика Александра II и Александра III. Сыновья светила тоже стали врачами: знаменитый Сергей и куда более скромный, но необычайно добрый, душевный Евгений. 15 января 1914 года он перенес трагедию: его сын был убит, так как не хотел сдаться в плен немцам.

В то время императрица проводила часы в постели, пытаясь победить боль в сердце. У нее немели руки, она задыхалась. Приглашенные именитейшие европейские светила не нашли у нее сердечной болезни, определили расстройство нервов — и потребовали изменить режим.

Аликс не терпела, когда кто-то не соглашался с нею — это касалось и диагнозов ее болезни... Вот почему к ней был приглашен мягкий и в то же время очень талантливый Евгений Сергеевич. С одной стороны, это как бы продолжало традицию лейб-медиков Боткиных, с другой — покладистый врач тотчас прописал пациентке простейшее лекарство: лежать без движения.

Я сделал это не потому, что не понял ее истинного состояния, просто считал, что такой «рецепт» лечит нервы. Знакомый диагноз успокоил царицу, перечить ей — означало усилить губительное для нее возбуждение, - объяснил персональный эскулап императрицы.

– Вовсе не сердце больное заставляло её писать идиотские письма мужу, а инфантильность, полное незнание жизни народа и дурь!
– фыркнул дьявол.
– Почитай-ка свои опусы, дурында!
– приказал он Александре Федоровне.

– «25 февраля... Бесценное, любимое сокровище. Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи... то хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, - просто для того, чтобы создать возбуждение — и рабочие мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но все это пройдет и успокоится, если только Дума будет вести себя хорошо...»

Свое полное согласие с подругой по несчастью тотчас выразила казненная французская королева Мария Антуанетта:

Правильно! Я тоже удивлялась, глядя на восставших из-за голода парижан: «У народа нет хлеба? Пусть кушают пирожные!»

Николай горестно вздохнул:

Как раз в тот день, 25-го вечером, мне доложили о беспорядках, которые третий день бушевали в городе... 26-го я получил телеграмму от военного министра: солдаты отказывались стрелять в бунтовщиков и переходили на сторону их. Я повелел Хабалову — начальнику Петербургского военного округа — немедля прекратить беспорядки. К несчастью, он оказался полной посредственностью из тех, кого списывают в тыл во время войны...

А какой дурак назначил слабака на эту важнейшую должность?
– задал риторический вопрос Сталин.

Я...
– со стыдом признался монарх.

А твоя супруга именно в этот день прислала тебе еще одно кретиническое послание!
– добил его Сатана.
– Читай, кулема!

«26 февраля... Какая радость, я получила твое письмо, я покрыла его поцелуями и буду еще часто целовать... Рассказывают много о беспорядках в городе (я думаю, больше 200 тысяч человек...), но я написала об этом уже вчера, прости, я глупенькая. Необходимо ввести просто карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране, ведь так устроили уже с сахаром и все спокойны и получают достаточно), у нас же — идиоты... Вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, раненых солдат и т.д., курсисток и прочее, которые подстрекают других... Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и вагоновожатые бастуют. Но они говорят, это непохоже на 1905 год, потому что все обожают тебя и только хотят хлеба... Какая теплая погода. Досадно, что дети не могут покататься даже в закрытом автомобиле. Но мне кажется, все будет хорошо. Солнце светит ярко — я ощущаю такое спокойствие на Его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас...»

Это мама обо мне, покойнике, написала, - гордо заявил Распутин.

К обсуждению подключился Родзянко:

– 26 февраля я послал государю отчаянную телеграмму: «В столице анархия. Правительство парализовано, транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Части войск стреляют друг в друга. На улицах — беспорядочная стрельба. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство... Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

28 февраля, в последний день зимы, в Царском Селе восстал гарнизон: 40 тысяч солдат. Во дворец позвонил я - теперь уже не «надоедливый толстяк Родзянко», как меня оскорбительно обзывали при дворе, а председатель Государственной думы, то есть единственная власть в восставшей столице. Единственный, кто мог тогда защитить царскую семью.

Я говорил с начальником охраны Бенкендорфом, просил передать государыне: она должна как можно скорее покинуть Александровский дворец.

«Но больные дети...» - возразил Бенкендорф.

«Когда дом горит - и больных детей выносят», - ответил я, думая: если бы вы меня раньше послушали!

«Никуда я не поеду! Пусть делают, что хотят», - ответила тогда я, - вспомнила императрица.
– В то время вокзал в Царском уже был занят восставшими. Поезда не ходили. И тогда я направила в Петроград двух казаков конвоя. Они возвратились с известием: город окончательно в руках бунтовщиков. Центр запружен народом, и везде - флаги, флаги. Город покрыт кровавым кумачом. Тюрьмы открыты, громят участки, ловят полицейских.

Весь день 28 февраля мы во дворце слышали беспорядочную пальбу. Это восторженно стреляли (пока еще в воздух) мятежные солдаты царскосельского гарнизона. Оркестры играли «Марсельезу». Весь день эта музыка! В полукилометре от дворца — первая жертва: убит казак. Грозное предупреждение. Но этим пока ограничились: сорок тысяч восставших не пошли ко дворцу.

... Ленин продолжил свой анализ Февральской революции:

23 февраля 1917 года в Петрограде в различных частях города начались хорошо организованные демонстрации. Военные власти играли в поддавки. К примеру, вывели морально неустойчивых резервистов на подавление беспорядков. Причем офицеры сами приказывали солдатам переходить на сторону пролетариев. Интересно, что положение рабочих и солдат в других городах России было гораздо хуже, чем в столице. Но если в 1905 году наиболее активные вооруженные выступления против самодержавия состоялись в Москве, Одессе, Новороссийске при сравнительной пассивности Петербурга, то в феврале 1917 года восстание ограничилось лишь столицей. Ситуация на фронте и в тылу 23-25 февраля ничем не отличалась от ситуации 23-25 января то же года, когда народ еще верил в царизм. Поправлюсь: отличалось тем, что генералы Вас, гражданин Романов, еще не продали окончательно! Однако власть над всей страной и армией пока находилась в Ваших руках. Хотя поначалу Вы и не смогли правильно оценить ситуацию, тем не менее уже 27 февраля приказали генералу Иванову возглавить группировку войск для наведения порядка в Петрограде. Исход боя четырех отборных обстрелянных кавалерийских дивизий с перепившимися резервистами Петроградского гарнизона был предрешен.

Но Вы, гражданин Романов, допустили роковой просчет — лично выехали в Царское Село, не усилив свой конвой. И поплатились за беспечность! 1 марта царский поезд оказался в Пскове. Едва ступив на подножку, генерал Рузский заявил столпившимся на платформе придворным: «Господа, придется сдаться на милость победителя».

Царица, узнав, что супруг задержан в Пскове, писала 2 марта, что государь «в западне». Она, вопреки своему обычаю, на сей раз оказалась недалека от истины. В Пскове Вы действительно были блокированы генералом Рузским. Вся входящая и исходящая информация подвергалась его «цензуре». Поезд был загнан в глухой тупик.

Заодно с Рузским действовал и начальник Генштаба генерал Алексеев, который утром 1 марта разослал командующим фронтами и флотами циркулярную телеграмму о желательности отречения царя от престола. Вот итоги этого опроса: Великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт) — за; генерал Брусилов (Юго-Западный фронт) — за; генерал Эверт (Западный фронт) — за; генерал Сахаров (Румынский фронт) — за; генерал Рузский (Северный фронт) — за; адмирал Непенин (командующий Балтийским флотом) — за; адмирал Колчак (командующий Черноморским флотом) - «принял безоговорочно». Сам Алексеев — тоже за.