Элеанор Ригби
Шрифт:
Так рассуждают только старые злобные ведьмы.
С другой стороны, если ваша центральная нервная система денно и нощно трудится не хуже дизель-генератора, пресекая на корню малейшие проявления нежных чувств, тогда трудно упиваться единением с природой, которым умилялись старомодные авторы, расписывая прогулки на свежем воздухе и играющий в кронах ветерок.
Прошел день. Одурь от лекарства еще не спала, но веселость, равно как и плаксивость, пошли на убыль. В пятницу утром лицо вернулось к нормальным пропорциям. Фильмы я просмотрела и боролась с искушением позвонить Лайаму, чтобы в последний день больничного попроситься
– Извините, что?
– Произошел несчастный случай, мисс Данн.
– Несчастный случай? С кем? Когда?
– Вы знаете человека по имени Джереми Бак?
– Джереми Бак? – Не скажу, что моя память перегружена лицами и фамилиями, так что долго копаться не пришлось. – Нет. Это имеет ко мне какое-то отношение?
– Я бы попросил вас заскочить в больницу, мисс Данн. Прошлой ночью к нам поступил некий молодой человек. Передозировка и множественные резаные раны.
– Что?
– Удостоверения личности при нем не оказалось, однако на руке обнаружили браслет с вашим именем и номером домашнего телефона на случай непредвиденных обстоятельств. Поэтому я вам и звоню.
Секунда на размышления, и до меня дошло, кто такой Джереми. Я и надеяться не смела, что когда-нибудь подобное произойдет.
– Вы меня слышите, мисс Данн?
– Прошу прощения.
– Так вы не могли бы?…
– Буду через полчаса.
Полицейский продиктовал отделение и номер палаты.
Всю жизнь я задавалась вопросом, настанет ли этот день, и теперь мною овладело такое чувство, словно сбылось некое предсказание. Механически, как во сне, я проделала знакомые действия: оделась, села за руль, миновала Марин-драйв, Пятнадцатую, Сен-Джордж, въехала на парковку, прошла сквозь автоматические двери больницы. Лифт, запах дезинфекции, суетливый персонал.
Когда я поинтересовалась, в каком отделении лежит Джереми, сестра в регистратуре жестом подозвала констебля. Он оказался довольно приятным человеком. Сообщил, что его зовут Пэй Чанг, пожал мне руку и предложил следовать за ним, что я и сделала. Мы прошли по залитому желтым светом коридору и свернули за угол; я уткнулась взглядом в пятки копа, мерно отбивающие ритм по полированному покрытию. Мы оказались в затемненной палате и заглянули за застиранную до прозрачности голубую штору.
Перед неким подобием подъемных жалюзи стояла врач. И она явно торопилась уйти. Ее голова была окружена ореолом тонюсеньких прядок, которые выбились из пучка много часов назад.
– Можете звать меня Валери или доктор Тайсон, как вам удобнее. Я дежурный врач. Этот молодой человек вам кем-то приходится?
Констебль Чанг кивнул в сторону пациента. На койке лежал симпатичный парень, на вид едва ли старше двадцати. Крупный, белокожий, с темными, чуть вьющимися волосами. Форма черепа выдавала породу моего семейства – настолько явно, что я сразу же отбросила все сомнения.
Вот и он. Так значит, вот он какой…
Я подошла и дотронулась до его руки. Он проснулся от прикосновения и вздрогнул от неожиданности.
– Ты.
– Да, это я.
Парень сел и огляделся.
– Стоп; по-моему, здесь что-то произошло.
– О чем ты?
– Мне показалось, что я умер.
«Что он такое несет?»
– Насколько
я в курсе, ты просто спал.– Нет. Я умер. Это точно.
Я взглянула на доктора Тайсон, которая подтвердила:
– Фактически, Джереми, утром, когда вас доставили, вы находились в состоянии клинической смерти. Где-то с минуту. – Она взглянула на меня. – Около пяти.
Я удивилась:
– Так он умер?
– Мы запустили сердце, – и она жестом показала, как работают дефибриллятором.
Я перевела взгляд на Джереми, который был явно не в своей тарелке.
– Я не видел света. Ведь, когда умираешь, надо идти на свет. Там был сплошной мрак, и меня в него будто затягивало.
Никто из присутствующих не знал, что сказать, и доктор Тайсон попыталась разрядить обстановку, прибегнув к научным формулировкам.
– В вашей кровеносной системе наличествуют следы кокаина и рогипнола. Этим легко объясняются любые необычные видения, которые вас, возможно, посетили.
На этот раз Дэереми вышел из себя:
– Видения? Меня затягивало – вниз, под землю. Я не поднимался к свету. Дорога туда мне заказана.
Я взяла в ладони его руку, совсем ледяную. Браслет на запястье больше напоминал персональный медальон у военных, чем ювелирное украшение.
– Джереми, взгляни на меня, – сказала я, впервые осмелившись произнести вслух его имя. – Ты давно носишь этот браслет?
– Четыре года.
– Четыре ГОДА?
– С небольшим.
– И ты мне не звонил?
– Ох, только пойми меня правильно. Я не звонил, потому что ты была моей последней надеждой, козырем в рукаве.
– Но ты же меня совсем не знаешь. Почему ты так уверен?
– Мне о тебе достаточно известно.
– Откуда? – Не представляю, что о нас подумали доктор Тайсон с констеблем.
– Сильно же я избегался.
– В каком смысле?
– Ну, я, вроде как, за тобой следил.
– Что ты делал?
– Не ерепенься – все не так страшно.
– Еще как страшно.
– Да нет же. Правда, это смотря как посмотреть…
– И как же надо смотреть?
– Ты пойми, я с такими уродами якшался, прежде чем нашел своих настоящих родных… Мне просто хотелось знать, что ты не такая психопатка, как остальные.
Довод показался вполне убедительным, и больше возражений не было.
– Я знаю, где ты работаешь, где живут остальные члены семьи, и все в этом роде. Самое основное.
Я промолчала: его настороженность не назовешь безосновательной.
Констебль Чанг кашлянул. Доктор Тайсон задержалась в палате; как бы она ни была завалена работой, ситуация складывалась не рядовая.
Джереми сказал:
– Лиз… Мам. Тебе просто удобнее считать себя бесчувственной и бессердечной. Да только тут ты ошибаешься. – Он умолк. Меня посетило какое-то странное чувство, будто в этот миг в его голове что-то растаяло и потекло. – Кажется, я сейчас отключусь, – сказал Джереми и закрыл глаза.
Доктор Тайсон сосчитала его пульс, взглянула на нас с констеблем и сказала, что пациент некоторое время проспит.
– Можно мне остаться? – спросила я.
– Конечно.
Джереми мгновенно провалился в сон, а я тихо сидела рядом и сжимала в руке зябкую ладонь собственного сына. В стороне на стуле я заметила какие-то дурацкие сетчатые чулки и черное дамское белье. Констебль Чанг перехватил мой взгляд и пояснил: