Элеанора и Парк
Шрифт:
Парк смотрел на Тину. Пораженный, что она заложила его вот так. Ошарашенный ее романтическим взглядом на автобусные будни. Удивленный, что она вообще обращала внимание на него и Элеанору… Мама глянула на Парка, но тут же отвернулась: волосы Тины переживали кризис.
— Я ничего не знаю о девушке, — сказала она.
— Наверняка вы ее видели. Она же живет в нашем квартале, — уверенно заявила Тина. — У нее прелестные рыжие волосы. Натуральные кудри.
— Правда? — сказала мама.
— Нет! — выдохнул Парк. Гнев и еще какие-то неосознанные пока чувства бурлили
— Ты же парень, Парк. Ты в этом не разбираешься, — усмехнулась Тина. — Я уверена, что они натуральные.
— Нет. Она не моя девушка. У меня нет девушки! — сказал он, обернувшись к маме.
— Ладно, ладно, — откликнулась она. — Слишком много женских разговоров для тебя. Слишком много разговоров, Ти-на. Пойди, проверь обед, — велела она Парку.
Он попятился из гаража, все еще порываясь возражать, чувствуя, как протестующие реплики раздирают горло. Он хлопнул дверью. На кухне под его раздачу попало все, чем можно было хлопнуть. Духовка. Шкафчики. Мусорная корзина.
— Что с тобой? — спросил отец, заходя на кухню.
Парк похолодел. Сегодня вечером ему не нужны неприятности.
— Ничего, — сказал он. — Извини. Прости, пожалуйста.
— Боже, Парк! Иди, побей грушу.
Старая боксерская груша висела в гараже, суля решение проблемам Парка.
— Минди! — крикнул отец.
— Я здесь!
Элеанора не позвонила во время ужина — и хорошо. Отец немного успокоился.
Однако не позвонила она и после ужина. Парк бродил вокруг дома, бездумно подбирая какие-то вещи и снова бросая их. Глупость, конечно — но он боялся, что Элеанора не позвонит, потому что он предал ее. Что она каким-то образом об этом узнала. Что у нее есть такая вот суперсила — чувствовать, когда с ней поступают плохо…
Телефон зазвонил в 19:15, и мама взяла трубку. Парк мог с уверенностью сказать, что это бабушка. Он постукивал пальцами по книжной полке. Почему родители не установят режим «вызов на ожидании»? Он есть у всех. Он есть у бабушки с дедушкой. В конце концов, почему бабушка не может просто прийти, если уж ей приспичило поболтать? Она живет в соседнем доме.
— Нет, не думаю, — говорила мама. — «Шестьдесят минут» всегда по воскресеньям. Может быть, «Двадцать — двадцать»? Нет?.. Джон Стос-сель? Нет? Херальдо Ривьера? Дай-ан Сойер?[51]
Парк тихо прижался лбом к стене в гостиной.
— Да черт возьми, Парк! — рявкнул отец. — Что с тобой творится?
Они с Джошем пытались смотреть «Команду „А“».[52]
— Ничего, — сказал Парк. — Ничего. Извините. Я просто жду звонка.
— Твоя девчонка будет звонить? — спросил Джош. — Паркова подружка Большая Рыжуха.
— Она не… — Парк осознал, что кричит во весь голос и стискивает кулаки. — Если я услышу еще раз, что ты так ее назвал, я тебя убью! В буквальном смысле убью. Меня посадят пожизненно. Я разобью маме сердце. Но сделаю это. Убью. Тебя.
Отец посмотрел на Парка — так, как смотрел всегда, когда пытался понять, что за фигня с ним творится.
— У Парка есть девушка? — спросил
он Джоша. — И почему Большая Рыжуха?— Наверное, потому, что она рыжая-прерыжая, и у нее огромные сиськи, — сообщил Джош.
— А ну закрой рот, — сказала мама. Она прикрывала рукой микрофон телефона. — Ты, — она указала на Джоша, — в свою комнату. Сейчас же.
— Но мам, «Команда „А“» идет же…
— Ты слышал свою мать, — сказал отец. — И ты не будешь выражаться в этом доме.
— Ты сам так выражаешься, — буркнул Джош, слезая с дивана.
— Мне тридцать девять лет, — сказал отец. — Я ветеран, награжденный медалями. И я буду говорить все, блин, что захочу.
Мама ткнула в сторону отца пальцем с длинным ногтем и снова прикрыла ладонью микрофон.
— Ты тоже иди в свою комнату.
— Мой милый командир, — сказал отец, кидая в нее подушку.
— Хью Даунс? — проговорила мама в трубку. Подушка лежала на полу, и она подобрала ее. — Нет?.. Ладно, я подумаю. Хорошо. Люблю вас. Хорошо. Пока-пока.
Едва она повесила трубку, как телефон вновь зазвонил. Парк отпрыгнул от стены. Отец ухмыльнулся. Мама ответила:
— Алло? Да, одну минуту. — Она посмотрела на Парка. — Это тебя.
— Можно я поговорю в своей комнате?
Мама кивнула. Отец прошептал одними губами: «Большая Рыжуха».
Парк ринулся в сторону комнаты. Потом остановился — перевести дыхание, прежде чем отвечать. Ничего не вышло. Но он все равно поднял трубку.
— Всё, мам, спасибо. — И дождался щелчка. — Алло?
— Привет, — сказала Элеанора, и Парк почувствовал, как напряжение исчезает. Теперь, когда отпустило, он едва мог стоять на ногах.
— Привет, — выдохнул Парк.
Она хихикнула.
— Чего ты? — сказал он.
— Не знаю. Привет.
— Я уж думал, ты не позвонишь.
— Еще нет половины восьмого.
— Да… Ну что, твой брат заснул?
— Он мне не брат, — сказала она. — То есть пока нет. В смысле, мой отец обручен с его матерью. И нет, он не спит. Он смотрит «Скалу Фрэгглов».[53]
Парк аккуратно взял телефон, перенес его на кровать и осторожно сел. Ему не хотелось, чтобы она слышала посторонние звуки. Не хотелось, чтобы она знала, что у него есть мягкая двуспальная кровать и телефон в форме феррари.
— И когда твой отец вернется? — спросил он.
— Надеюсь, поздно. Они сказали, редко нанимают приходящую няню.
— Отлично.
Элеанора снова хихикнула.
— Что на этот раз? — спросил он.
— Не знаю. Такое ощущение, что ты шепчешь мне в ухо.
— Я часто шепчу тебе в ухо, — сказал он, откидываясь на подушки.
— Да. Обычно что-нибудь о Магнето[54] и тому подобное. — Ее голос в телефонной трубке был более звонким и ясным, Парк будто слышал его в наушниках.
— Сегодня я не собираюсь говорить то, что можно обсудить в автобусе или на уроке английского.
— А я не собираюсь говорить то, что не стоит обсуждать при трехлетием ребенке.
— Чудно.
— Шучу. Он в другой комнате и ему пофиг.
— Итак… — сказал Парк.