Электрический остров
Шрифт:
Оставив Райчилина в выбранной им позиции, Орленов подошел к пульту управления трактором и включил прибор.
Ток хлынул в кабель.
Он мчался волнами с такой скоростью, которую можно вычислить, но нельзя представить, как невозможно увидеть те частицы, из которых он составлен. В остальном все в лаборатории оставалось прежним, хотя невидимые электромагнитные волны, пробившись сквозь броню кабеля, постепенно наполняли помещение.
Орленов сидел за пультом управления трактором, а Чередниченко стояла у трансформатора, и по желанию конструктора по силовому кабелю мчались высокочастотные импульсы и то включали, то выключали трансформатор.
—
Незаметно для себя он увлекся показом и стоял уже за спиной Орленова. Андрей повернулся и взглянул в лицо обследователя, с недобрым чувством вспомнив, как заместитель директора только что прятался у окна. Столько-то знать о токах надо, чтобы не бояться их! Тут он вспомнил, что Райчилин кое-что все-таки знает. Он же сам, как он рассказывал, отремонтировал в подарок Нине знаменитый торшер. Но, как видно, знать электрический звонок или устройство электролампы еще не значит не бояться электрических машин!
— Отлично, отлично! — воскликнул Райчилин. — Борис Михайлович будет очень рад! — и осекся, словно испугался, что обидел Орленова. Но Андрей молчал, и тогда он уже с вызовом спросил: — А вы все еще воюете против электрического трактора? Зачем же вы тогда делали свой прибор?
— Я воюю против несовершенной модели трактора, а общие принципы конструкции меня вполне устраивают,— холодно ответил Орленов.
— Тогда зачем же вы воюете? — удивился Райчилин.— Ведь за последние сто лет паровоз Стефенсона претерпел столько изменений, что теперь эта машина совсем не похожа на своего прапрадеда. Однако принцип его работы остался неизменным!!
— Право же, наша техника так богата, что может создать лучшую машину, чем предложенная нашим директором, — любезно сказал Орленов. — Впрочем, он скоро и сам убедится в этом… — не удержался он.
— И как скоро? — полюбопытствовал Райчилин.
— О, я со дня на день жду звонка из обкома, чтобы сообщить наши предложения, — непринужденно ответил Орленов.
Меж тем Райчилин постепенно вновь приобрел непроницаемое начальственное выражение и с какой-то, чуть ли не отеческой мягкостью заговорил:
— Отлично, отлично! А я-то думал, что мне придется утешать вас, успокаивать. Оказывается, вы относительно легко переживаете свои личные неприятности. Рад за вас, Андрей Игнатьевич, очень рад! А что вы на меня напали по линии трактора — это даже лучше. А то, чего доброго, еще устроили бы скандал. Ну, я пошел. Так можно сказать Нине Сергеевне, что вы ничего не имеете против ее ухода?
— Какого ухода? — сдвинув брови и весь как-то напрягшись, спросил Орленов.
— А как же, — вкрадчиво сказал Райчилин, — ведь все знают, что она уходит. Я, собственно, и зашел по ее просьбе, так сказать, выразить вам свое сожаление и приободрить вас. Она не хотела, чтобы вы, с вашей горячностью, попали в какую-нибудь неприятную историю…
— Яснее!— вскрикнул Орленов, чувствуя, что ему надо немедленно за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть. Под рукой оказался переключатель, он машинально нажал на него, и в то же время тракторный мотор загудел. Райчилин отступил — Андрей не понял, из боязни ли перед электричеством или от его взгляда.
— Зачем вы, собственно, так? — пробормотал Райчилин.— Нина Сергеевна сегодня ушла от вас. Умалчивать об этом, по-моему, смешно… Всем известно, что вы затеяли борьбу с Борисом Михайловичем только из ревности…
Может быть, он и боялся, но держался спокойно. Ему доставляло удовольствие отщелкать по
носу изобретателя, и Орленов понял, чего добивался Райчилин — скандала. Однако владеть собой Андрей уже не мог. Оттолкнувшись от стены, он бросился к двери, проскочив так близко от Райчилина, что тот, побледнев, отшатнулся. В это время зазвонил телефон.Марина, наблюдавшая сцену с таким лицом, словно у нее на глазах убивали человека, взяла трубку. Орленов уже закрывал дверь, когда она крикнула:
— Андрей Игнатьевич, вас из обкома.
Орленов, пошатываясь, вернулся. То, что случилось, должно было произойти. Он это знал, ждал этого, только боялся сказать себе, что такое может случиться. И вот — случилось! Тут ничего не поделаешь. Он видел лица как в тумане. Райчилин смотрел на него даже с соболезнованием. Марина стояла у телефона, опустив голову. Андрей взял трубку.
Помощник Далматова спрашивал, не может ли товарищ Орленов приехать на прием завтра к восьми часам вечера.
— Да… — хрипло ответил Андрей и положил трубку.
Он взглянул на Райчилина. В глазах у него прояснело, словно холодный свет рассудка прогнал весь туман. Он ненавидел Райчилина, ненавидел Улыбышева, он знал, что это обманщики, жулики, которые пытались нечистыми руками ухватить удачу, а попутно украли у него жену. Они могут натворить еще много дурного, если он не остановит их! Пусть потери будут невозместимы — воры не всегда возвращают украденное, — но он не даст им обкрадывать других. И странное торжество было в его ненавидящих глазах, когда он сказал:
— Слышали? Завтра я буду в обкоме…
— Очень рад, очень рад,— невнятно пробормотал Райчилин. Казалось, он думал о другом. Потом он взглянул на Чередниченко. — Вам, Марина Николаевна, придется пока передать ветростанцию Велигиной. Борис Михайлович распорядился, чтобы она продолжала ваши наблюдения. Когда вы начинаете работу? В восемь? Отлично! Так приходите на ветростанцию к половине восьмого, Велигина вас будет ждать… — Потом он снова взглянул на Орленова и добавил: — А вам следует побриться, Андрей Игнатьевич. Нельзя так распускаться! И, пожалуйста, обратите внимание на технику безопасности в вашей лаборатории. Вы работаете не один! Да и ваша жизнь дорога! Если не Нине Сергеевне, так всем нам, государству! Посмотрите, кругом листы меди, провода, а ток у вас напряжением две тысячи вольт… Ну, пока! Я доложу Борису Михайловичу, что прибор готов.
И он вышел легкой походкой, больше он не боялся ни медных листов, ни проводов, так как самое трудное было позади. Но едва он оказался за дверью, как прислонился к стене, словно боялся упасть.
Итак, Орленов обогнал его. В то самое время, пока Райчилин ходил вокруг да около, Орленов готовил самый сильный удар. И вот он скоро нанесет его!
Странно, почему так болит под ложечкой? Тошнит и кружится голова. Райчилин чувствовал себя так, словно удар был уже нанесен и нанесен физически, прямо в солнечное сплетение, и он никак не мог оторваться от стены и выпрямиться. Орленов сыграл более правильно. Завтра в обкоме будут присутствовать и Горностаев, и Марков, а когда соберется столько разных людей, им не заткнешь рот одним обвинением в ревности. Да и само это обвинение может стать опасным. Улыбышев член партии, пусть и плохой, такой, какой только и был нужен Райчилину, но вдруг Далматов спросит, как произошло, что один коммунист разбил семью другого? Улыбышев струсит и начнет каяться, кто-нибудь скажет, что два эти вопроса надо разъединить и обсуждать отдельно, а что будет тогда…