Электропрохладительный кислотный тест

От сигареты малыша поднимается первое облачко дыма, и Терри Бродяга говорит:

– Эй, старина, сигареткой не угостишь?

Он говорит это тоном, уразуметь который можно, лишь хорошенько вслушавшись. Это патентованный тон Ангелов Ада, тон нежно-улыбчивой угрозы, таким тоном охранник подзывает своего сторожевого пса: «Иди ко мне, дружок… (И Я ПРОЛОМЛЮ ТЕБЕ БАШКУ КИРПИЧОМ)». Он произносит это тихо, но вся комната замирает, точно часы бьют полдень.

– Эй, старина, сигареткой не угостишь?

Малыш чует, что пахнет катастрофой. Ее наступление отмечает все его существо, от солнечного сплетения до дрожащих, как черви, губ. Но пока еще он не понимает, в чем дело. Он просто спешно лезет в карман рубашки, достает сигареты, вытрясает из пачки одну и протягивает ее Терри Бродяге, который берет ее и кладет в карман. После чего с пробивающейся сквозь бороду нежно-угрожающей улыбкой говорит:

– А как насчет еще одной?

Малыш запинаясь бормочет, мол, конечно, пожалуйста, лезет в карман и вытрясает из пачки еще одну сигарету, а Терри Бродяга берет ее и кладет в карман. Малыш тем временем уже парализован, как кролик под взглядом пантеры. Он понимает, что пора валить, но не в силах сдвинуться с места. Он до смерти перепуган и одновременно загипнотизирован собственной неминуемой гибелью. Похоже, остается лишь доиграть эпизод до конца. Он вновь кладет сигареты в карман – и, как и следовало ожидать, именно в этот момент слабое атропиновое вливание повторяется;

– А как насчет еще одной?

Пожалуйста – Терри Бродяга берет еще одну, малыш кладет сигареты в карман, и Терри Бродяга говорит:

– А как насчет еще одной?

Пожалуйста – Терри Бродяга берет еще одну, и теперь все взгляды устремлены на кролика и удава, все затаив дыхание ждут, когда будет сломана очередная подъязычная кость, – ну что, болельщики, сколько осталось у малыша сигарет? Восемь?… десять?… и что будет, когда кончатся все сигареты?

А как насчет рубашки?

Пожалуйста… э-э…

А как насчет башмаков?

Пожалуйста… э-э…

А как насчет брюк?

Пожалуйста… э-э…

А теперь ШКУРУ, скотина!

Шкуру!..

Вот именно – ШКУРУ, скотина! Подставляй ЖОПУ! Последнее свидетельство твоей гордости и чести! ААААААААААА!!!.. и кости его хрустнули, как запеченные молодые устрицы…

Каждый из присутствующих в состоянии за секунду увидеть весь фильм фильм о жестоком испытании, устроенном одним из тюремных скотов – Терри Бродягой, сдирающим шкуру с ничтожного новичка, – очаровательно! – не упустите! на будущей неделе – очередной перелом подъязычной кости!..

…наконец вмешиваются двое-трое Проказников, и обертоном их слов звучит: «Не убивай его, Терри, он же еще ребенок». После чего дискуссия Кизи и Аузли возобновляется. Происшествие незначительное. Никто никому не проломил башку. Безусловно, Ангелы поступали и хуже. В тот вечер малышу даже удалось сберечь целых полпачки сигарет. И все же остался неприятный осадок. Так или иначе, Ангелы Ада были призваны символизировать ту сторону авантюры Кизи, которая вызывала панику в мире людей с понятием. Ангелы были прикольно настоящими. Изгои? Изгоями они сделались добровольно, с самого начала устремившись к Городу-Порогу. Дальше! Мир людей с понятием, то есть подавляющее большинство кислотных торчков, все еще разыгрывал бесконечную шараду интеллектуалов среднего сословия – Вот мои крылья! Свобода! Полет! – но вы же серьезно не думаете, что я брошусь с этой скалы? Это вечная игра, в которой Клемент Эттли, лысый, как Ленин, резвый, как игрушечный танк, истошными воплями леденит кровь докеров Ливерпуля – а когда умирает, его хоронят в полосатых брюках, с орденской лентой на груди и монетами с изображением королевы на веках. По правде говоря, торчки Хейт-Эшбери были попросту неспособны охватить своей фантазией таких далеких от себя людей, как Ангелы Ада. Открыто, публично они объявляли Ангелов своими – Ангелы сделались вдруг незаменимыми Грубыми Пролами всей вещи, милым сердцу меньшинством, пришедшим на смену чернокожим. Но в душе торчки оставались верными своему сословию и его потаенным страхам… Вся беда с этим Кизи была в том, что он говорил на полном серьезе.

Однако! Возобновим фильм. Как-то во второй половине дня Кизи неожиданно явился в Стэнфорд на занятия по писательскому мастерству, которые вел Эд Маккланахэн. Он просовывает голову в дверь, улыбается из-под ковбойской шляпы и говорит: «С днем рождения, Эд…» Это и вправду его день рождения. Затем он входит Беглец в рубахе с начесом и красных гвадалахарских башмаках; объясняет студентам, почему он хочет перейти от литературы к более… электрическим формам… после чего исчезает – ох уж этот треклятый Очный Цвет.

Потом торчки Хейт-Эшбери устроили первый крупный «сходняк» – Фестиваль Любви 7 октября по случаю вступления в силу калифорнийского закона о запрете ЛСД. Туда направились тысячи торчков – роскошно разодетые, звеня колокольчиками, распевая песни, исступленно танцуя, всеми способами одурманив себе мозги и с присущей им язвительностью совершая излюбленные свои поступки по отношению к копам, одаривая их цветами и с головой погружая ублюдков в нежные ароматные лепестки любви. Господи, Том, вещь получилась просто фантастическая, прикольный кайф, тысячи торчков своей любовью свернули копам и всем остальным мозги набекрень, сплошная фиеста любви и эйфории. А в самый разгар всей этой кутерьмы на длинном узком выступе парка «Золотые Ворота» возникает внезапно не кто иной, как Очный Цвет, в гвадалахарских башмаках и ковбойском костюме, и как только слух о его появлении рикошетом разносится по толпе – Кизи здесь! Кизи здесь! – он так же внезапно исчезает, ох уж этот распроклятый Очный Цвет.

На тот случай, если были и такие, кто не успел уразуметь упомянутый гештальт, Кизи сделал широкий жест в прессе. Он встретился с Донованом Бессом, репортером сан-францисской «Кроникл», и открыл ему историю побега в Мексику и свои дальнейшие планы в качестве Беглеца. Материал стал подлинной сенсацией – «Тайное интервью с Беглецом, разыскиваемым ФБР» со всеми пикантными подробностями и кричащими заголовками во всю полосу. Особенно пленяла воображение строчка, где Кизи заявил:

– Я намерен оставаться в этой стране в качестве беглеца, а также в качестве соли на раны Дж. Эдгара Гувера.

Затем – очередная проказа была просто блестящей. Телеинтервью. Беглец выступает по телевидению, а в это время все, в том числе и глазастые ищейки из ФБР, беспомощно смотрят, как повернутая анфас физиономия Беглеца, Кизи, транслируется на каждый дом и бар, каждую больницу и каждое сыскное бюро в районе Залива. Она и в мыслях-то казалась блестящей, эта проказа. Эта весьма хитроумная затея воплотилась в жизнь с помощью Роджера Гримзби, известного сан-францисского теледеятеля со станции Кей-Джи-Оу, местного филиала Эй-Би-Си. Фантазия была такова: Гримзби запишет интервью в укромном месте в сан-франписском районе Портреро, находящемся далеко как от Хейт-Эшбери, так и от Норт-Бича, а через несколько дней, в пятницу 20 октября, даст его в эфир. И фантазия эта удалась на славу. Гримзби записал интервью, все прошло спокойно, в пятницу после полудня физиономия Кизи транслировалась на каждый дом и бар, каждую больницу и каждое сыскное бюро, и на этот раз все прозвучало из его собственных уст:

– Я намерен оставаться в этой стране в качестве беглеца, а также в качестве соли на раны Дж. Эдгара Гувера…

Смотрите внимательно на экраны Сыпьте Дж. Эдгару Гуверу соль на раны! Идет игра в «полицейских и воров».

Остается лишь торжественный финал. Необыкновенный Беглец! Согласно этой фантазии, Кизи появится собственной персоной, во плоти – Кизи! всего в нескольких дюймах от величайшего в истории наркотического мира скоплении копов, а потом

ИСЧЕЗНЕТ

как Мандрагора. В канун Дня Всех Святых Проказники проведут грандиозный Фестиваль Полетов, Кислотный Тест всех времен, в самом большом зале Сан-Франциско, «Уинтерленде», для всех торчков Западного побережья, а может, и вообще для всех – от берега до берега, от галактики до галактики. Само собой, на эту гнусную вакханалию в надежде выследить Кизи, а заодно и прочих преступников и злодеев, съедется множество копов. Ну конечно же! Неотъемлемая часть фантазии! Этот тест превратится в бал-маскарад. Никто не узнает ни одного приколыцика. А когда пробьет полночь, Кизи в маске и костюме Супергероя, к примеру, Капитана Америки из пантеона Чудо-комиксов, поднимется на сцену и произнесет речь о том, как он видит будущее и путь «за пределы кислоты». Это еще что за пророк… И тогда он сорвет маску с лица… Ба! да это же Кен Кии- зии!.. И когда к нему бросится вся полиция, он подпрыгнет, схватится за канат, подвешенный к потолку над центральной сценой, и полезет вверх, перехватывая канат руками, даже без помощи ног, в развевающемся плаще, прямо вверх, вверх, вверх, вверх через люк к крыше, на которой его будет поджидать Бэббс с вертолетом, Капитан Полночь из Морской пехоты США, и они вознесутся в калифорнийский озон, бросив последний взгляд вниз, на повернутые кверху круглые лица жертв мистификации, растерянных, обманутых, сбитых с толку, заприколотых, одураченных! – лица полицейских и ищеек. Да! Да! Именно! Именно! Именно!