Элемент 68
Шрифт:
– А на поговорить тебя Чистяков пригласил?
– Никуда он меня не приглашал. Наш тайный друг во вражеской конторе по секрету рассказал, где нашего правдолюба сегодня можно найти.
– И где?
– Да вот уже приехали.
«Гелендваген» свернул на паркинг при торговом центре, на скорости пролетел вдоль плотных рядов автомобилей и с разбега въехал на только что освободившееся место. Хозяин черного пикапа, ожидавший место с включенным поворотником, зло выругался, но связываться с хозяином дорогого джипа не стал.
– Млин, вот откуда здесь среди дня столько тачек? В
Миновали вертушку входной двери. По эскалатору Баграт шагал вверх, а Алексею было лень тратить силы, если и так везут в нужном направлении. К моменту, когда он поднялся, юрист уже обнаружил нужный столик и потащил к нему Алексея. Проход через зал мог бы получиться эффектным, но Чистяков их не замечал, уткнувшись в газетный разворот. Он не обращал на пришедших внимания, даже когда они подошли к столу почти вплотную.
– Здравствуйте, Петр Никодимович. – Баграт не придумал эффектного вступления и решил быть официальным.
– Не могу пожелать вам того же. – Чистяков аккуратно сложил газету, проминая ладонью сгибы листов.
– Не ожидал нас увидеть? – Баграт уселся напротив Никодимыча. Алексей тоже хотел сесть, но не смог сообразить, с какой стороны.
Хотел пристроиться с торца, но пластиковые стулья были приделаны к столам намертво.
– Ожидал, но не знал, где. Давай считать вступительную часть завершенной. Переходи к делу.
Чистяков изучал Баграта через толстые линзы очков, словно биолог иные формы жизни через стекла микроскопа.
– Люблю деловых. – Баграт достал из внутреннего кармана пиджака толстый конверт и положил перед Чистяковым.
– Что это?
– Гонорар. Мы нанимаем тебя консультантом.
– Часы работы?
– Двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю.
– Что надо делать?
– Пропасть и не отсвечивать.
– Хочешь меня купить?
– Пусть так.
– Не маловато ли за семь дней в неделю?
– Я не могу тебя купить за большую сумму, чем стоит убрать. Такова экономика процесса. Ничего личного, только бизнес.
– Это угроза?
– Пусть так.
– При свидетелях?
Алексей все еще стоял у столика.
– Какой из Алексея свидетель? Если он побежит доносить прямо сейчас, то никто не дернется. Над ним лишь посмеются. Алексей умный человек и себя в дурацкую ситуацию ставить не будет. Верно я говорю, товарищ Бальшаков?
Алексей молчал.
– А если с тобой, не дай бог, чего нехорошее случится, – продолжал Баграт, – то Алексей уже будет не свидетелем, а соучастником. Ведь знал заранее, но не сообщил.
– Очень спорный тезис.
– Ну вот он со следователем пусть и поспорит.
– Ты все сказал?
– Почти. Никодимыч, ты пойми, что влез не в свое дело. Тебе эта бабка – никто. Тем более что ни ее, ни науку мы обижать не собираемся. Пусть ковыряются в своих пробирках. Зачем академикам на хозяйственные вопросы отвлекаться? А мы средства изыщем, здание подлатаем, дорогу отремонтируем. Даже вывеску менять не будем, пусть висит.
– Баграт, я это уже много раз видел. Вывеску, может, и оставите, а людей сгнобите. Это уникальный научный коллектив. Пойми, они всем действительно необходимы.
– Из
бюджета денег не дают – значит, стране они на хрен не нужны. А кто я такой, чтобы со страной не соглашаться?– Меня тошнит от этой твоей фальшивой державности.
– Времена такие ныне. Раньше модно было страну ругать и говорить за свободу. Теперь пьем за державность и порядок.
– Да ты хоть знаешь, за какие деньги Камиллу Андреевну в Штаты работать приглашали?
– Слышал.
– А она не поехала. Верила, что здесь нужнее. В ее ежедневной работе больше патриотизма, чем во всех речах с высоких трибун.
– Петр Никодимович, ты меня за советскую власть не агитируй. Я такой ученый, что аж хрен крученый. Ты решай по-быстрому, с нами или против нас?
– Да я-то уже решил давно, теперь пусть Алексей решает.
За все время разговора Чистяков к Алексею ни разу не обратился и как бы его не замечал. Алексей тоже не вставил в беседу ни слова, хотя в голове рождались аргументы в пользу обеих сторон. Сформулировав свою точку зрения, Алексей начинал в ней сомневаться, думать над точностью формулировок. Пока он размышлял, беседа катилась дальше без оглядки на позицию Бальшакова.
– Ну, смотри, я предупредил. – Баграт сгреб со стола конверт и с трудом вылез из тесной пластиковой щели. – Алексей, тебя до электрички подвезти?
– Подожди, я сейчас. – Алексей хотел договорить с Чистяковым.
– Жду внизу семь минут. – Баграт направился к эскалатору, шагнул на ступеньку и начал уходить под пол.
Алексей выдерживал паузу, пока за железной гребенкой не скрылась кепка Баграта.
– Мне кажется, можно все по-хорошему уладить. – Алексей присел на краешек стула напротив.
– Алексей Павлович, я вижу, вы уже все решили. Мне с вами говорить не о чем.
– Ну зачем ты так?
– Как так?
– Не по-товарищески.
– А ты, значит, по-товарищески? Ты хоть понимаешь, что твой друган – обыкновенный бандит?
– Мне кажется, ты утрируешь.
– Мне кажется, тебе пора идти.
– Слушай, ты же ничего не изменишь. Бабка не в тренде.
– Следи за языком.
– Хорошо. Камилла Андреевна абсолютно вне системы. Здание у нее все равно отожмут – не я, так другие. И уж лучше я, с университетским дипломом, чем пришельцы с тремя классами образования.
– У тебя осталось три минуты.
– Ты прешь голым задом на танки. Победить невозможно, можно лишь отойти. И спокойно жить.
– Не выйдет спокойно жить под нежитью.
– Это как?
– Беги, опоздаешь.
Алексей похлопал себя по карману, сообразил, что денег на такси до электрички у него нет, побежал к эскалатору, прыгнул на ступеньку, заспешил вниз.
Чистяков пропал. Ремонт храма не продвигался. Ольга работала два дня в неделю.
Время перестало быть плавным. Коротким тире проносились дни от четверга до вторника, и длинно тянулось многоточие от темноты утра во вторник до темного же вечера среды. Пять дней короткого счастья и два дня бесконечного безумия. Чем ярче было счастье, тем глубже погружение в темноту. Тире – точка, точка. Тире – многоточие.