Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Сквозняком открылась дверь и окно захлопнулось. Ева встала и повернула пластиковую ручку, чтобы оно больше не громыхало. Посмотрела на часы — время ещё есть, а перед ней на редкость интересная книжка. «Ну, не воровать же её у старушки, чтобы скоротать время на вокзале. Почитаю здесь». Она пересела за стол, поближе к окну, и склонилась над книгой, продолжая бубнить:

«…Но вернёмся к самой картине. «Тайная вечеря» написана на облупившейся стене маленькой часовни, прежде, если не ошибаюсь, соединявшейся с главным зданием. Роспись облупилась и потрескалась во всех направлениях, загрязнилась и выцвела от времени, а наполеоновские

лошади пооббивали копытами ноги большинства апостолов, когда для них (для лошадей, а не для апостолов) более полувека тому назад здесь были устроены стойла.»

Вечерело, буквы начали сливаться, тётя Зина мирно спала. Пора! Ева потянулась, отложила книгу. Конверт, закладка из книги, лежал на столе. Надо бы положить его туда, где она закончила читать вслух. Хотя, наверно, тётка заснула раньше. Она крутила конверт. Крупным, но неразборчивым почерком на нем был указан адресат. Дэну Брауну. Дэну Брауну!? Да ладно! Чего только не почудится в полумраке! Дэну Мойеру? Что за почерк! Майеру!? Что за бред? Откуда в поселковой больнице может быть человек с именем Дэн Майер? Такое впечатление, что письмо выпало из содержания книги, и написал его никто иной, а сам Марк Твен. А у тёти Зины фамилия вообще Иванцова. Интересно, из чьей библиотеки эта книга?

Тем не менее, адрес на конверте был местный. И район, и посёлок, и улица, по иронии судьбы Больничная, так как была переименована в честь построенной на ней больницы. Вместо обратного адреса стоял штамп. Но уже было не разобрать в темноте ни букв, ни цифр на нем. А судя по плотности конверта, в нем было и письмо. Чёрт! Чёрт! Проклятое любопытство! Но не заглянуть было невозможно. Обычный лист формата А4 сложен на три части. Обидно, но он пустой. Ева ещё раз подняла его поближе к глазам, наклонилась с ним к окну. Ничего. Бумага нигде даже не продавлена. С наружной стороны листа вроде что-то есть… «Дэну». А, да, это писали адрес!

 Она сложила все, как было, и сунула в книгу наугад. «Может деньги присылали? — мелькнула глупая мысль. — Но кто сейчас пересылает в письмах деньги? Сейчас и писем-то никто не пишет!» — думала она, пока брала со стула свою одежду и сумку. Тётку будить не стала, помахала ей спящей на прощанье рукой. Уже открыв дверь, прошептала: «Надеюсь, ещё увидимся!» — и вышла.

На ходу одеваться было неудобно, но время поджимало, а на улице не лето, потому пришлось исхитряться. Как же быстро стемнело! За стеклянными дверями больницы Еву ждали серость зимнего вечера и толпа девиц. Что тоже, впрочем, серость, только расфуфыренная. Ах да, Серёгу ждут! И забытый на время Серёга со всеми своими мышцами тут же всплыл в памяти. И такой потянуло тоской, что презираемые секунду назад девицы вмиг стали соперницами. Но так близки и понятны были их мотивы, что невольно захотелось остаться среди них и дождаться, и ещё разок хоть глазком…

 Стоявшая ближе всех «дамочка» посмотрела на едва замешкавшуюся Еву с таким вызовом, что Ева шарахнулась от неё в сторону, как от тарантула, и, не оглядываясь, побежала в сторону вокзала. «Они реально поубивают друг друга, если этот Серёга не уедет или не женится».

Так, с мыслями о чьём-то чужом уже Серёге, она дошла до приветливых огней вокзала. На самом деле до одного огня, отбрасываемого единственным фонарём, прикрученным к стене станции. Станция теперь выполняла и роль вокзала, где покупали билеты и ждали поезда редкие пассажиры, и роль командного пункта дежурной.

 Билеты были. Место даст проводница в вагоне, так как поезд проходящий. Стоянка две минуты. Вагон дали второй, значит, идти от станции по перрону недалеко, это радует, так как на улице холодает, а перрон продувается насквозь. Отъезжающих, кроме Евы, только ещё один парнишка, видимо, студент. «К родителям, наверно, приезжал, как когда-то я к бабушке с дедушкой. Странно только, что он на станции

сидит, местные обычно идут сразу к поезду, а билеты покупают заранее днём», — думала Ева.

 А парень бросил свою неподъёмную сумку (точно родители нагрузили едой) и бегает туда-сюда. Чего бегает? Входных дверей на станцию две, одна за другой и обе деревянные — ничего не видно. А подходить и следить в окно, что там делает этот тощий студент, Еве неловко.

 Ну, вот опять! Возвращается. Хлопнула первая дверь. Открылась со скрипом вторая. Ева подняла глаза. Мама дорогая, а это не студент! Это был Он! Прямо с большого экрана. Брэд Пит! Вновь помолодевший или просто побритый. Да что там с экрана, прямо с Ветхого Завета! Прекрасный, как Давид. Тот самый Давид Микеланджело, которого её соседка по парте срисовала с фотографии статуи, раскрасила и слегка приодела, да так удачно, что они вдвоём влюбились в него без памяти и плакали, как дуры, то ли над его совершенством, то ли над своими несбыточными мечтами.

И вот он здесь, этот безупречный Давид, только в брюках и кожаной куртке — так оно и понятно, зима у нас тут! И в руках у него шарфик. Цветной такой мягкий шарфик. «Что, интересно, делает мой шарфик в руках у Давида?» — завис над этим вопросом Евин мозг. К счастью, ненадолго. «Этот чёртов медбрат реально действует на меня как гипноз!» — Ева видела его третий раз за день и третий раз столбенела. Видимо, он тоже это заметил. Ему пришлось некоторое время махать у неё перед носом шарфом. Наконец, она смогла осознать, чего он от неё хочет и вздрогнула.

— Простите, задумалась! — с надеждой на то, что он поверит, соврала она.

— Простите, что напугал. Мне кажется, это ваше, — голос у него был сейчас низкий, мягкий и бархатистый, и как камертон издавал эталонную для Евы высоту звука, она могла бы слушать его бесконечно. — Вы обронили его на лестнице в больнице.

— Спасибо, я даже не заметила, что он потерялся, — сумела взять себя в руки Ева, тем более что она и правда не заметила пропажу. — А как вы узнали, что он мой?

— Ну, я видел его на вас, когда вы пришли, — он улыбнулся и опустил глаза. — А ещё он пахнет вашими духами, — он поднял на неё глаза, и впервые за все эти три встречи глаза их встретились. Ева несколько раз водила рукой по воздуху мимо, пока смогла, наконец, взять этот благословенный шарф. Не в силах отвести взгляд, всё так же вслепую она стала надевать его на шею. Если бы не запах варёной капусты, резанувший в нос от шарфа и разрушивший эту магию, она бы, кажется, простояла так всю жизнь.

— Я бы сказала, он пахнет капустой, которую готовили сегодня в вашей столовой, — сморщилась она, подняв к носу один из концов шарфа.

— Скажу вам по секрету, они готовят эту капусту каждый день, — сказал он ей доверительно, — и я ей пропах, наверно, уже насквозь, — он широко улыбнулся, и Ева готова была поклясться, что в помещении стало светлее.

За дверями был слышен какой-то шум, потом снова хлопнула первая дверь, открылась вторая, и в дверях появилась одна из расфуфыренных селянок, что дожидались Серёгу у больницы. Он тоже повернулся на звук, но, увидев девушку, словно её появление его не касалось, снова повернулся к Еве. Девица постояла, не отпуская дверь, смерила Еву с головы до ног вызывающе наглым взглядом и вышла на улицу.

— Эти девушки, они, э… ваши поклонницы?

— Ну, я вроде не Роберт Патиссон, чтобы толпы поклонниц собирать, — сказал он и снова улыбнулся. В этом Ева сейчас сильно сомневалась.

— Но да, они повсюду ходят за мной, — скромно констатировал он. — К счастью, я живу прямо в больнице, поэтому могу неделями не выходить из здания. Можно сказать, они мне не сильно докучают! — ответил он и стал поправлять на Еве шарф.

И гром небесный раздался в этот момент — надтреснутым голосом динамика дежурная по вокзалу сообщала, что скорый поезд номер 664 прибывает на второй путь.

Поделиться с друзьями: