Элеонора Дузе

достью и 9 января, будучи в это время в Каннах, написала Д’Аннун¬

цио исполненное печальной нежности письмо, в котором отказывалась

от «Дочери Йорио». Серьезно больная, она кое-как добралась до Генуи

и остановилась у Матильды Серао, которая окружила ее нежной

заботой. Через некоторое время, когда здоровье позволило, она пере¬

ехала в Рим.

Премьера «Дочери Йорио» состоялась в намеченный день — 2 мар¬

та 1904 года. Она оказалась цервой пьесой Д’Аннунцио, на долю кото¬

рой выпал неоспоримый успех. На следующий день, то есть 3 марта,

Дузе, несмотря ни на что верная старому «договору», телеграфировала

из Рима своей подруге Эмме Гарцес: «Ожидаемая и одержанная победа

искупает все... Она ни на день не задержалась — в этом истинное

утешение. Так должно было быть».

Дузе сумела стать для Д’Аннунцио хорошим товарищем в работе.

Она была рядом с поэтом, пока надеялась, что может защитить его от

непонимания толпы, служить ему опорой. Теперь же, убедившись б

том, что больше не нужна ему, она рассталась с ним навсегда. Эфемер¬

ная мечта о «Театро д’Альбано» рухнула навсегда.

ГЛАВА XVIII

После успеха «Дочери Йорио» итальянская публика стала отно¬

ситься к пьесам Д’Аннунцио уже с меньшим недоверием. Дузе всегда

верила в успех его драм, семь лет она жила этой верой, жертвуя ради

нее своим временем, славой, деньгами, желая воздвигнуть пьедестал

для его искусства. Играя почти исключительно в пьесах Д’Аннунцио,

она в результате осталась теперь без денег, без репертуара и, более

того,— тяжело больной. «Смерть вихрем пронеслась надо мной в эти

дни и нынче ночью. Теперь она умчалась. Оставьте меня еще па не¬

сколько дней одну, и я снова буду на ногах»,—умоляла она друзей,

желавших утешить ее.

Как бы там ни было, а все же омертвевшая душа ее начала мало-

помалу возвращаться к жизни, смертельно раненное сердце посте¬

пенно оживало. «Самую большую помощь мы всегда получаем от са¬

мих себя. Будь же мужественным и добрым, снова и снова»,— утешала

она когда-то товарища по сцене, попавшего в беду. И вот теперь ее же

собственные слова, сказанные много лет назад, всплыли у нее в памяти

как утешение самой себе. «Это слово — снова — самое нужное в жизни

слово,— писала она в одном из писем,— потому что оно столько зна¬

чит! Снова — значит: терпение, снова — значит: мужество; снова —

значит: борьба, прощение, любовь, покорность». Она сознавала, что

еще должна будет пуститься одна по дорогам мира.

С самой ранней юности Дузе чувствовала себя связанной со своим

временем. Даже в эпоху Сарду и Дюма, вдыхая жизнь в героинь их

пьес, она показывала судьбу женщин своего времени, касалась вол¬

нующих ее проблем. «Обновление или смерть»,— таково было ее кре¬

до. «Остановиться в искусстве — это значит отступить»,— говорила

опа. А новое в то время, если говорить о театре, кроме Д’Аннунцио,

несли произведения Уайльда, Гофмансталя, Метерлинка, Толстого и,

наконец, Ибсена, Чехова, а в поэзии — Рембо, Верлена, Малларме,

Непреодолимая потребность совершенствования толкнула ее к

произведениям Шелли. «Какое светлое имя — Шелли! Как он любил

жизнь, не искажая при этом истин». Она читает Еврипида, Метер¬

линка. Потом находит и выбирает для постановки «Монну Ванну»

Метерлинка, которую Адольфо Де Бозис переводит для нее на

итальянский. Она следит за его работой буквально день за днем, по¬

могает советами. Так, переходя от бурных порывов надежды к мо¬

ментам душевного упадка, она медленно пробуждается для новой

жизни. «Сегодня вечером иду на «Дочь Йорио», и сердце не дрогнет.

Люблю жизнь. Работать и иметь желания — вот что имеет значе¬

ние»,—пишет она Де Бозису 15 апреля. Она снова полна сил.

С 3 мая по 17 июпя 1904 года Дузе начинает сезон в миланском

театре «Лирико». Она ставит «Даму с камелиями», «Кукольный дом»

и «Мопну Ванну». В одной из рецензий, посвященных ее выступле¬

нию, Лепорелло отмечал, что «романтическая героиня Маргерит

Готье благодаря Дузе приобрела новый аромат юности и элегант¬

ности» *. Заслуга в том, что Маргерит Дузе помолодела, отчасти при¬

надлежала, несомненно, Жану Филиппу Ворту**. Дузе познакоми¬

лась с ним во время своего пребывания в Париже в 1897 году. С тех

пор он до конца жизни остался ее преданным другом, бескорыстным

и горячим помощником. В рецензии Лепорелло отдается известная

дань его участию в спектакле. «Маргерит появилась в новом облике —

в белом пеплуме, украшенном брызгами бриллиантов, переливаю¬

щихся всеми цветами радуги, как образ мечты и поэзии... Казалось,

актриса решила представить свою героиню в образе символической

белой камелии, подобной той, которую она дарит Армандо после их

первого объяснения» ***. Далее критик подчеркивает, что игра Дузе

опровергла тех, кто отрицал гибкость и многогранность ее таланта.

«Несколько лет тому назад ее игру в «Кукольпом доме» можно было

бы назвать более яркой. Теперь же ее переходы от радости к горю,

от улыбки к слезам едва заметны, проходят как бы па полутонах.

Прежде игра ее действовала на зрителей мгновенно, теперь она ста¬

ла глубже и производит более сильное впечатление. Раньше она

лишь интуитивно угадывала ситуацию, в которую попадала ее герои¬

ня, и настроение ее в данное мгновение. Теперь же она полностью

отрешается от своего я, словно впитывает в себя душу своей героини,

которая живет в выражениях ее лица, в интонациях голоса; актриса