Эльф из Преисподней. Том 3

А бескрайняя пустыня, над которой висело жгучее рыжее солнце.

И трупы, валявшиеся повсюду. Какие-то свежие, не успевшие высушиться, какие-то — выбеленные скелеты.

И песок ещё пятнала свежая кровь.

Глава 18

Во все стороны растекались песчаные барханы, изукрашенные змеиными дорожками. Пустыня поглощала предложенные ей дары — капли пота, капавшие с шей и висков, цепочку следов, которая отмечала проторенный путь. Но с ней быстро расправлялся жгучий ветер, не приносивший прохлады.

Я берёг силы, редко использовал волю для создания краткого мига прохлады. Неприятные последствия пребывания в пустыне взял на себя Нани, однако ноша оказалась для него чересчур велика. Через какое-то время он забился в уголке сознания и принялся орать с такой истошной решимостью, что я отрубил его от внешнего мира.

Эльфы плохо переносили тяготы пустынь. А Нани изрядно повредился в уме за то время, что путешествовал со мной. Так что пришлось свыкнуться с мучительной болью в пересохшем горле. Жажда была верным спутником. Местный воздух давал слишком мало влаги, чтобы выжать её волей, а создание её с нуля отняло бы прорву энергии.

Песок оседал на губах, сыпался с бровей, налипал на веки. Назойливо лез в губы, забивался в нос, проникал в лёгкие. Его настырность могла посоперничать лишь с кровожадностью местных кочевников, племён камбрионов.

На Диттосе не существовало цивилизации как таковой. Зато на нём в избытке хватало песчаных холмов, которые сменялись бурыми скалами, а те скрывали у своего подножия редкие роднички с горьковатой водой. Вокруг родников росли колючие кустарники. Возле одного такого я увидел местного зверька, похожего на шестилапого зайца. Он зацепился за колючку — и к его вздувшемуся трупу не приближались даже стервятники.

Наш путь пролегал через песчаные волны и каменистые изломы. Насколько его вообще можно было звать путём, а насколько — бесцельным блужданием, знала одна Верилия. Ей удалось заранее разнюхать кое-что о Диттосе. После того, как мы вышли из портала и отбили первую атаку кочевников, устроивших засаду у арки, она самонадеянно заявила, что знает дорогу до Гериона.

Это было полторы недели назад.

За это время наша компания перепробовала множество временных коридоров. Мы шли по ночам, когда обжигающий жар уступал место пронизывающему холоду. Мы шли по утрам, когда розовел горизонт и на охоту выползали членистоногие скорпионоподобные твари, водившиеся тут в изобилии. Мы шли в полдень, когда воздух над барханами дрожал, а ветер встречал наши лица огненными поцелуями. Мы шли вечерами, которые избрали для своей кипучей деятельности кочевники.

Обитатели Диттоса знали в жизни лишь одно — насилие. Оно проходило через их быт багровой линией.

Никто не рассказывал мне историю этого измерения. Вряд ли ей интересовались на Тифосении, и уж совсем сомнительной выглядело предположение, что её поведает какой-нибудь камбрион.

Но суть происходящего угадывалась и так.

Этот мир чтил суровый закон выживания. Владыка Диттоса возвёл его в абсолют. Создал условия, в которых все сражались со всеми — за ночлег, за пропитание, за полезную вещицу и за то, чтобы не получить во время сна клинок в сердце. Если бы здешние песчинки обрели разум, то без колебаний набросились бы на соседей.

С каждым днём Верилия мрачнела всё больше. Я подозревал, что она всё никак не может признать, что заблудилась и водит нас кругами. Хотя, может, и не кругами. Иногда она оставляла знаки, думая, что её не видят. И ещё ни разу я не встречал этих знаков повторно.

Наверное, мы всё-таки куда-то продвигались. А может, метки съедала пустыня.

Если бы не воля и не магия Лютиэны, которую мне приходилось тащить на себе после каждого заклинания влаги, мы бы не протянули так долго. Диттос убивал посторонних.

Он убивал вообще всех.

Чудовищная усталость угнетала даже меня, а я обычно с лёгкостью переносил тяготы материальной оболочки. По ночам мы сбивались в тесный круг, прижимались друг к другу. Огонь не разводили — на него приходили утомительные гости.

Однажды пресную, выгоревшую синеву неба скрыли тяжёлые тучи. Я заподозрил пылевую бурю: уж больно дико смотрелся бы дождь в лишённом снисхождения мире.

Но это был ливень. Буйный поток пламени, капель огня, которые обрушились песчаные холмы, стали плавить их.

Если бы не паника, которая охватила моих спутников, я бы не сумел защитить нас от смертельного дождя. Выдохлась бы воля. А для экспериментов с силами паразитам не было времени. В итоге я и провалялся несколько часов, стиснув зубы и сдерживая себя от того, чтобы попробовать выпить Дженни. Или Верилию. Или… Нет.

Они были полезны для меня.

Порой вдалеке показывались заманчивые силуэты. Тонкие башни, чья потусторонняя геометрия подчёркивалась рябью воздуха. Или пятно здоровой зелени — высоких деревьев, которые манили теневой прохладой раскидистых крон. Или зиккурат, где, по воспоминаниям из Рима-Порта, поджидал портал на другое измерение. Но приближение развеивало мираж.

Любая надежда на Диттосе усыхала. Съёживалась, превращалась в прах.

Оставался лишь запах пустыни. Сладковато-горький, пыльный, ни с чем не сравнимый. Он намертво въелся в меня, будто я всю жизнь прожил среди песка и камней.

Отчаянные времена требовали отчаянных мер. Осознав, что бродить по пустыне мы можем до тех пор, пока не упадём замертво и наши кости не растащат дикие звери или чуть менее дикие кочевники, я занялся запасным планом. А конкретно — на привале вытащил из брошки упиравшуюся Эллеферию. Она тыкала в меня призрачным пальцем и обмахивалась зелёным беретиком, всеми доступными способами показывая, как ей плохо.

Богиня не потела. На подражание плотским мукам не хватало материальности. Но она порядком вложилась в модель рта — он, с чувственными губами, с изящными контурами, был приоткрыт. Показывал чуть влажный розоватый язычок.

Может, Эллеферия заигрывала. А может, ей было скучно. Я не допытывался.

В другом месте и в другое время я бы, пожалуй, включился в игру. Но сейчас, на Диттосе, она понадобилась мне совсем для другого. Для тех малых божественных возможностей, что она сохраняла, будучи мёртвой.

К сожалению, и в этот раз не получилось совместить её с Тхуан. Я скормил богине немного мощи, скопленной осколком ангела, отчего Эллеферия страдальчески скривилась. Обойти разнонаправленность потоков я не смог.

А затем я собрал эльфийку, пикси и сукккубу, и мы помолились Эллеферии. Все, даже Верилия, хотя она от этого чуть не задохнулась — слова воззвания к богу забирали у неё дыхание.

Перемены. Нам срочно требовались перемены. Какой толк с вечного путешествия по раскалённой плавильне? Когда-нибудь перестанут попадаться маленькие ящерицы, когда-нибудь кочевники научатся обходить смертоносную группу. И на смену пустоте явится голод. А за ним смерть.