Эльфийский бык – 3
Шрифт:
– А из выставки разнорядку устроим, с окрестных хозяйств. У нас тут пять фермерских числятся, дотации получают, пусть коров и привозят, – продолжал тем временем Пётр, уже совсем расслабившись. – Фермы молочные опять же… Свириденко стенд поставит?
– Поставит, поставит, – заверила Нахимова. И лежавший рядом телефон тренькнул.
Тот особый телефон, который она всегда с собой носила, но он большею частью пребывал в дрёме. А тут вот взял и тренькнул.
И душа мигом ушла в пятки.
– Вы тут… – сообщение Нахимова прочла до того, как оно исчезло, стёршись из электронной памяти. –
– Так с местом определиться надо! В городе мало… эти, креативщики, поле хотят! Чтоб за городом и побольше…
– Вот и с полем решайте!
– Тогда надо будет транспорт организовывать…
– И с транспортом! – страх сменялся раздражением и снова страхом. – Что вы в самом деле как дети малые…
Она поднялась, пожалуй, слишком даже поспешно, но господин не терпел промедлений. И уже в коридоре, прикрыв за собой дверь, Нахимова перешла на бег. Бежать в узкой юбке и на каблуках было крайне неудобно, но страх заставлял мириться с неудобствами.
Её уже ждали.
– Господин? – она остановилась в дверях своего особого кабинета, расположившегося в отдельном закутке. Да и кабинетом это назвать сложно.
Так, комнатушка.
Защищённая.
Особо защищённая и лично господином. Но сейчас в ней был не он.
– Госпожа, – промурлыкала Офелия. – Думаю, так будет правильнее… вы проходите, Марьяна Васильевна, присаживайтесь…
Два кресла.
Стол.
И холодильник в углу, где хранились стеклянные бутылки с минеральной водой и маленькие чёрные флаконы, один из которых Офелия и держала. Она перекатывала его в тонких пальчиках, будто играя.
– Доброго дня, госпожа, – Нахимова послушно опустилась в кресло.
И руки на коленях сложила.
– Ваш отец…
– Немного приболел. Вы же знаете, что здоровье – вещь на диво хрупкая… сегодня оно есть, а потом раз и нет…
Пальчики разжались, и сердце Нахимовой оборвалось. Но Офелия поймала флакон, не позволив ему коснуться пола. Да и вряд ли бы он, упав, разбился. Их ведь делали весьма прочными, ибо нельзя было рисковать тем, что находилось внутри из-за такого пустяка, как трещина в стекле.
– Сочувствую…
– Я передам папеньке, – пообещала Офелия, глядя прямо и спокойно. – Но ему хотелось бы знать, что тут происходит.
И вопрос был задан холодным тоном, таким, что Нахимова против воли вытянулась. А ведь прежде ей казалось, что Офелия – просто наглая не слишком умная особа, которая только и умеет, что папенькины деньги проживать.
– Фестиваль… всероссийский… народной песни, – слегка запинаясь, произнесла она. – Пришёл приказ сверху провести. И поскорее… там у них какая-то путаница… деньги выделили и не освоили, а теперь вот надо и в срочном порядке.
– Понимаю. Везде бардак, везде беспорядок… – Офелия кивнула и поставила флакон на столик. – Что ж, как ни странно, оно даже на руку… фестиваль… это ведь гости?
– Не уверена. Обычно ведь заранее рекламу дают, чтоб люди узнали, спланировали и добраться успели. А тут… – Нахимова успокаивалась. В конце концов, какая разница, с кем работать? Она своё дело знает, выполняет и местную администрацию держит на коротком поводке. Так что бояться нечего. Ей совершенно
точно нечего бояться. – Артистов пришлют, и те… какие-то силачи или семинаристы. Кто их поедет слушать-то? Или вот звонари. Что тут звонарям делать? Похоже собрали всех, до кого дотянуться сумели, чтоб дыру закрыть и отчётность привести в порядок. Нет, мы-то подвоз организуем. Дадим разнорядку на предприятия и конторы, пригласительные…– Ничего, – улыбка Офелии стала ещё шире. – Нам и звонари с семинаристами сгодятся…
– Сегодня ещё креативщики приедут, оценивать там… написали, что им поле нужно, рядом с городом. Они там хотят историческую реконструкцию провести ярмарки, чтоб с хороводами и боями…
– Поле? Рядом с городом? – Офелия просто засияла от непонятной радости. – Будет им поле рядом с городом! Есть тут у меня на примете одно найчудеснейшее поле.
А потом добавила:
– И реконструкцию проведём… всенепременнейше. Очень даже историческую.
Полковник Романенко прошёлся вдоль шеренги. И обратно. Наконец, остановившись, он хмуро глянул на бойцов.
– Итак, – в горле чуть запершило, и он откашлялся и повторил. – Итак… Работа предстоит сложная. Условия… Нестандартные. Прикрытие… В общем, необходимо поделиться на три группы. Сами выбирайте, кого и куда… Варианты имеются следующие.
Верный адъютант подал папку, раскрыв которую полковник всё-таки закашлялся. Потом снова обвел шеренги бойцов помрачневшим взглядом.
– Отменяется, – проворчал он. – Подерётесь ещё. Березинский, твои в полном составе идут в богатыри. Будете у нас народный творческий коллектив «Богатыри-затейники».
– А что затевать станем? – донеслось от шеренги.
– А вот, что командование прикажет, то и затеете! – полковник нахмурил брови. И кивнул, когда раздалось:
– Рады стараться…
– Вот-вот… правильное настроение. Степанюк… а твои пойдут за мальчиков-семинаристов.
Степанюк обернулся, пытаясь понять, серьёзно ли оно.
– Эти? – уточнил он, потому как случалось в жизни всякое, но вот чтобы начальство с верными людьми так обходилось.
– Эти, эти… особенно вон тот, – от намётанного глазу полковника Романенко ничто не могло укрыться. – С неуставною стрижкой…
– Пятименко!
– Я!
– Он, – Романенко папочку адьютанту вернул. – Точно он. Ты только погляди, Степанюк, какая у него рожа… одухотворённая!
– Это с похмелья, господин полковник! – гаркнул Пятименко.
– Бывает. Главное, сейчас в казармы возвернёшься, в зеркало глянешь и запомнишь… и вот завтра, Степанюк, чтоб у всех такие рожи были.
Строй загудел и даже оживился, но людским надеждам не суждено было исполниться.
– Только без похмелья!
– Как без похмелья? – удивился даже Степанюк.
– А вот как-нибудь так! Откройте в себе там… не знаю… души прекрасные порывы! И да, не забудьте с Левицкого стрясти, что положено. А то духовность духовностью, но чувствую, огневая поддержка тоже лишнею будет… без огневой поддержки, если так-то, духовность очень нестойкою выходит. Да…
Он развернулся, явно намереваясь уйти, но был остановлен протяжным и преисполненным печали голосом Вязина: