Эльфийский бык

Князь важно кивнул.

И уточнил:

— Аренда на три месяца? С правом продления? А возможность выкупа, так сказать, в частное владение…

— И соловьи! Там соловьи так пели по утрам… Яшенька, соловьи ведь будут? — капризно поинтересовалась она.

— Обеспечим, — кивнул Яков Павлович. — Так, значит, мы договорились?

Управляющая очнулась и защебетала.

Дальше было почти и не интересно. Разве что наблюдать за девицей, которая то пыталась скрыть раздражение, вызванное дотошностью Чесменова, то бросала завистливые взгляды на украшения Софьи Никитичны.

То губы поджимала.

Хмурилась.

Отвечала.

И выдохнула, когда князь все же подпись поставил. И деньги заплатил. Наличными. Терминалу у них нет, видите ли… интересно.

— Только, — купюры девица убрала в ящик. — Попрошу вас об одном… даже не знаю как… как бы это выразиться… люди у нас живут… бедные… многие пережили трагедию… и вам же будет проще, если…

— Не выделяться? — уточнил Чесменов.

— Постараться хотя бы… ваши украшения чудесны, но там это будет… не совсем как бы…

— К месту, — Софья Никитична изобразила задумчивость.

— Именно. И в целом… мы стараемся сделать так, чтобы среди переселенцев не возникало внутренних противоречий… социального, так сказать, расслоения.

— Мы поняли, — Чесменов предложил Софье руку. — Думаю, это будет даже любопытно… совсем как в молодости. Помнишь, Софьюшка, когда мы жили вдвоем? Скромно так…

— И печка будет? — уточнила Софья Никитична, глянув на князя прехитро.

— Боюсь, дома оборудованы электроплитами.

— Справлюсь… ты прав, дорогой. Тогда мы были счастливы… не богаты, но все же счастливы, — получилось как-то даже чересчур… возвышенно.

— Именно… так что не волнуйтесь, дорогая… Виктория, — имя у девицы было обозначено на бэйдже. — Мы постараемся соответствовать окружению.

Офис покидали под руку. И Софья Никитична не могла отделаться от мысли, что за ними наблюдают. И уже в машине князя она поинтересовалась:

— И чего ради это представление было?

А князь не стал запираться. Лишь поинтересовался:

— Позволите угостить вас кофе?

Отчего бы и нет. Заняться было все одно нечем. И беседа продолжилась в маленькой очаровательной кофейне, которую просто так и не найти бы. Но Чесменов, судя по всему, в ней был постоянным гостем.

— Видите ли… вы давече обмолвились об этой благотворительной деятельности, — князь заказал и кофе, черный, густой. А к нему — восточные сладости, совсем не сладкие, но удивительно соответствующие кофе. — И мне стало любопытно, отчего же нигде-то в документах о ней ни слова. Я, признаться, решил, что вы ошиблись. Прошу простить…

Софья Никитична простила.

Ей не сложно.

— У меня сложилось впечатление о Свириденко, как о человеке, который… скажем так, блюдет выгоду. Свою.

— А благотворительность не выгодна?

— Отнюдь. Скорее уж такая… тихая вот. Он мог бы получить налоговые преференции. Частичные возвраты потраченных денег от Империи. Или хотя бы репутацию. Многие и занимаются благотворительностью, скажем так, на люди. И потому это стремление остаться в тени… оно противоречит портрету личности.

— И только?

— Не только. Как удалось узнать, Свириденко занимается благотворительностью давно… лет пятнадцать точно, а может и больше. Начинал с помощи бездомным. Детские дома… приюты. Но в императорскую программу вписался года два как. Большей частью он специализируется на переселении людей в свои земли. Беженцы. Иностранные и наши, пострадавшие от наводнений, землетрясений, пожаров и иных катаклизмов…

Князь пил кофе медленно, смакуя каждый глоток.

— Он держит весьма внушительный штат, который занимается этими вот переселениями… транспорт и не только. И все-то люди переселяются в Осляпкино.

Софья Никитична чуть нахмурилась.

— Все?

— Именно. Все… и вот по моим прикидкам это Осляпкино давно должно было бы стать городом. А оно по-прежнему деревня. То есть, поселок городского типа.

— И вы решили посмотреть?

— Скажем так… у меня возникли некоторые… сомнения… — Чесменов чуть поморщился. — Право слово, неудобно было вас во все это вовлекать, но… иногда на меня находит.

— Я только рада. Дома как-то… одиноко.

— Понимаю.

И показалось, и вправду понимает эту вот гулкую пугающую пустоту особняка, которую ничем-то не заполнить.

— Так, — Софья Никитична прищурилась. — И когда мы выезжаем?

— Помилуйте, я не могу…

— Вы не можете вот так бросить женщину, которой пообещали приключение!

— Софья Никитична! Это может быть опасно.

— Но вы-то не боитесь.

— Я, между прочим, маг и не из худших. Кстати, уровень дара наш тоже замерили, если вы заметили…

— И?

— О, артефакт простенький, так что у них отразился мой полноценный пятый и ваш — шестой… не знаю, зачем им маги. Но после измерения нам и пошли навстречу.

Софья Никитична чуть прищурилась.

— Нет, — покачал головой Чесменов. — Я не могу ставить вас под удар. Довольно того, что…

— Кстати, а если они проверят? Документы? — Софья Никитична имела немалый опыт общения, что с супругом, что с сыном, которые оба отличались изрядным упрямством.

— О, тогда убедятся, что некий Яков Павлович Орешков, мещанин, уже сорок лет состоит в браке с Софьей Никитичной, мещанкой, и за эти сорок лет сумел нажить несколько квартир, которые сдает в аренду, коммерческие помещения разной величины и так, по малости. Бизнес небольшой, но весьма прибыльный, он недавно продал, обзаведшись внушительною суммой на счетах. И что родственников у него нет, как и близких друзей.

— То есть все это… — Софья Никитична подняла ожерелье.

— Если все именно так, как мне представляется, то они не устоят… определенно, не устоят.

— А князь Чесменов в это время…

— Угодил в больницу, — спокойно отозвался Яков Павлович. — Сердце не выдержало тягот имперской службы. Князь лежит в реанимационном отделении императорского госпиталя. Прогнозов врачи не дают. Проверками же занимаются его люди… пребывающие в весьма непростом положении.

— Чудесно, — Софья Никитична взяла кусочек медовой пахлавы с орехами. — Печально будет, если такой хороший план расстроится.