Эльфийский бык

Нет, ему бы огонь вреда не причинил, но поля было жаль.

И плуга.

И работы.

А потому он остановился, перевел дух и огляделся. Вдаль уходили ровные полосы черной земли. Над ними уже кружились птицы, спеша собрать семена и червей.

— А ничего так, — Аленка обнаружилась у кромки леса. Сидела она, скрестивши ноги, и наблюдала.

Давно?

— Доброго дня, — поздоровался Александр.

— И тебе тоже… а чего не на тракторе? — поинтересовалась она.

На девчонке был старый потертый комбез с латкой на коленке. Рукава клетчатой рубашки она закатала. А волосы прикрыла кепкою.

— Так… встал.

— Сломался?

— Топлива, кажется, не налили, — ответил Александр и спросил. — Воды не найдется? А то я как-то вот не взял… не думал, что так вот.

— Идем, — Аленка поднялась. А на траве осталась корзинка. И заметив взгляд, Аленка пояснила. — Обед принесла. А вода тут рядышком.

Лес дыхнул прохладой. И Александр убрал щит, чувствуя, как растворяется в лесной тиши сила. Дышать стало легче.

А под ноги легла тропа.

— Не соступи, — строго сказала Аленка.

Он и не собирался.

Впереди мелькнула рыжеватоя коса, словно змейка. А вот сама Аленка будто растворилась в зыбком лесном воздухе, пронизанном солнцем и тенями. Но вот тропа оборвалась, и Александр едва не налетел на Аленку.

— Извини.

Смутился.

Мокрый весь. И земля налипла на кожу. И воняет наверняка потом. А еще грязный, да…

— Вот, — Аленка не спешила отступить. Разглядывала, чуть голову на бок склонив. — Пей. Только осторожно, холодная. С непривычки и зубы заболеть могут.

Родник пробился меж корней старого дуба. Они сами сплелись, сложились этакими ладонями, приподнимаясь над землей. И вода наполняла эти ладони до краев, а потом стекала ниже.

— Не бойся. Чистая она, — сказала Аленка.

— Красиво, — Александр смутился. Вовсе он не боялся и не брезговал, хотя, наверное, стоило бы бутылку с собой взять и бросить в воду дезинфицирующую таблетку. Но здесь, сейчас, это показалось донельзя глупым.

Место это…

Сила вокруг ощущалась, только не злая, напротив, мягкая. Она ложилась, окутывала, успокаивая. И собственный огонь, растревоженный работой, улегся. Александр сделал вдох. Сила проникла внутрь, побежала, унимая ноющие мышцы.

И раздражение.

И воду он зачерпнул, поднес к губам. Действительно холодная. Куда холодней, чем та, которой его угощали. Но и сладкая. И горькая. И такая, которую описать-то невозможно. Главное, он пил, пил и никак не мог напиться. А потом вдруг жажда отступила.

И ноющая боль в мышцах.

И просто стало хорошо…

Александр распрямился и оглянулся. Аленка была тут же, сидела, склонившись над аленьким цветочком. Старый знакомец.

— Это кто? — спросил Александр, потому как понятия не имел, о чем еще заговорить.

— Огнецвет, — ответила Аленка.

— Никогда не слышал…

— Когда гром-птицы летят по небу, они порой роняют перья. И перья эти падают… люди принимают их за молнии. Перо касается земли и прорастает огнецветом.

— Звучит как сказка.

— Сказка и есть. Или нет. Они редкие очень. И не везде расти могут… понятия не имею, где Тополев его взял. Огнецвету сила нужна. Много… но он болен.

— Не похоже.

— Внутри неправильный. Как будто его… не знаю. Там, где он прежде рос, его расти заставляли.

— А так можно?

— У приятеля своего спроси. Умеючи, многое можно. Но… это как скот откармливать, чтоб быстро прибавляли. Свиньи будут расти и хорошо, но если их оставить, то долго не проживут, — Аленка погладила тонкие листочки, которые по краям выцвели.

— А для чего он нужен?

— Лепестки можно в зелье добавить. И тогда такое зелье вдесятеро сильнее сделается. А можно и иные изготовить… если яд, то спасения от такого яда не будет ни человеку, ни магу. Если лекарство… старый Вельяминов жил, пока оставалось у матушке зелье из огнецвета. По капле… она говорила, что так жизнь человеческую вдвое продлить можно, если не больше.

Аленка руку убрала.

— Значит, ценный цветок?

— Еще какой… только капризный очень. Но тут ему хорошо. Поживет, силой родника очиститься. И тогда-то, глядишь, легче станет…

Алые лепестки дрожали и на них то и дело вспыхивали искорки. Или почудилось? Свет здесь, пробиваясь сквозь листву, ложился причудливым узором.

— Вот, — Аленка протянула флягу. — Набери с собой. Если хочешь.

— Спасибо.

Фляга была старинною, исписанною сложными узорами.

— Я верну, — пообещал Александр. И к воде поднес. А та полилась, потекла в горлышко тонким ручейком.

— Вернешь, конечно. Куда ты денешься.

Аленка поднялась.

— Идем?

— Идем… по следу? С тропы не соступая?

— Точно.

Здесь, на поляне, и она казалась немного иною, зыбкою, ненастоящею почти. Или это снова морок? Главное, что стена леса перед Аленкой расступилась. А за спиной Александра сомкнулась. Оборачиваться он не рискнул.

А у опушки ничего не изменилось. Застыл молчаливой громадиной трактор-танк. По распаханному полю бродил аист, разгоняя иную птичью мелочь. Торчал из земли плуг…

— Молоко, — Аленка протянула кувшин. — Девчонки передавали…

— Спасибо.

— Там хлеб. Яйца вареные. Лук. Сало… понемногу. Тут у нас разносолов нет, — сказала она и снова прищурилась.

— Да и так хорошо, — Александр сел. — Присядешь?

— Отчего нет, — она подала и вышитое полотенце. — На, руки оботри.

— Да я… — Александр поднял руки и позволил силе выбраться. Оно, конечно, огненная кожа не для того предназначалась, но следовало признать, что всякую грязь она тоже убирала. Особенно, если раскалить до нужной температуры. — Погоди… спалю еще!

— Не спалишь. Заговоренное.

— А ты вообще кто?

— Аленка. Сабурова.

— Это я понял, что Аленка… ты ж не маг, верно?

— Это Таська с Марусей маги… в какой-то мере. А я — нет. Куда мне…

И улыбается.

А еще яйцо чистит. Не то, чтобы Александр сам не справился. С молоком вот — вполне. И ухнуло в него, что в колодец. Он сам не понял, до чего проголодался. А потому и хлеб, свежий, еще теплый даже, и яйцо вот это очищенное, и сало, белое, с тонкими прожилочками мяса.