Элизабет Тейлор
Шрифт:
«Стоило мне моргнуть, как у меня сразу ужасно начинало чесаться в глазу, — вспоминала Элизабет. — Потом, когда ранка стала нарывать и из глаза потек гной, я пошла к доктору. Он все как следует осмотрел и сказал: «Милочка, у вас в глазу инородное тело». Другой врач зажал мне голову небольшими тисками и произвел операцию, чтобы извлечь это инородное тело. Оно глубоко впилось мне в глаз и там заржавело. У врачей была игла с малюсеньким ножичком на конце, и было хорошо слышно, как мне резали глаз. Звук ужасно похож на тот, когда кусаешь арбуз, только не так громко».
Элизабет описывала этот случай спустя десять лет. Она с огромным удовольствием смаковала подробности всех своих хворей и перенесенных операций.
Как только Элизабет выздоровела после воспаления глаза, она тотчас же взялась за очередную роль богатой избалованной девицы в фильме «Рапсодия» — шикарной романтической драме с участием Витторио Гассмана. По мнению «Нью-Йорк геральд трибьюн», эта картина «была не более чем средством показать Элизабет Тейлор в сногсшибательных нарядах — то она рыдает от одиночества, то сияет от счастья, сидя на концерте... Ее движения — всего лишь движения куклы, которую незаметно дергают за ниточки. В этих нелегких обстоятельствах, когда и в сценарии, и в режиссуре напрочь отсутствует искра божья, даже ее поразительная природная красота подчас производит впечатление искусственной».
Пока Элизабет была занята в «Рапсодии», Майкл Уайлдинг снимался в картине «Факельная песнь» с участием Джоан Кроуфорд. Они регулярно встречались за обедом в кафетерии, находившемся при студии, и Элизабет часто навещала супруга прямо на съемочной площадке. Кроуфорд, вернувшаяся на «МГМ» в возрасте сорока восьми лет, все еще ожидала, что с ней будут обращаться как со звездой.
«Как-то раз Лиз заявилась на съемочную площадку и даже не соизволила поздороваться с Джоан, чем ее ужасно задела, — вспоминает Дор Фриман, давний сотрудник «МГМ». — Джоан подозвала меня к себе и сказала: «Передай этой сучонке, чтобы она больше не смела сюда являться, если ей трудно со мной поздороваться. Я хочу, чтобы ты научил ее хорошим манерам». Разумеется, Лиз я ничего не сказал, но случай этот врезался мне в память».
Ни Элизабет, ни Уайлдинг были не в состоянии понять ту серьезность, с какой Кроуфорд относилась к своей профессии. Они испытали шок, узнав что Джоан действительно проводит в студии все двадцать четыре часа в сутки.
«Господи, да она здесь днюет и ночует», — рассказывал Майкл жене. Подобное рвение было выше его понимания. Сам он предпочитал днями просиживать дома, заниматься живописью или нежиться на солнышке возле бассейна. Студия нередко лишала его жалования — всякий раз, когда Майкл отказывался от роли, студия прекращала выплачивать причитающиеся ему три тысячи долларов, а отказывался он довольно часто — например, от небольшой роли в «Латинских любовниках» с участием Ланы Тернер. Кроме того, Уайлдинг не пожелал пройти пробу к фильму «Лебедь», в котором снималась Грейс Келли.
Подобное прохладное отношение к работе мало беспокоило Элизабет — до тех пор, пока счета не стали накапливаться, а долги расти. Когда же Майкл отказался взяться за роль Рекса Харрисона в «Моей прекрасной леди», Элизабет позвонила Хедде Хоппер и стала умолять ее хоть как-то повлиять на мужа. «Поговори с Майклом, Хедда. Урезонь его, — твердила она. — Ведь это такая чудесная роль». Но Уайлдинг эту роль тем не менее отверг и продолжал отвергать другие. «Я просто был слишком ленив, чтобы за них браться», — признался он позднее.
К этому времени Элизабет уже была беременна их вторым ребенком. Чтобы
не терять денег из-за отпуска с неполным содержанием, она согласилась продлить контракт со студией на год. Ее супруг был вынужден взяться за работу. «Поскольку мы ждем в семье прибавления, мне ничего не остается, как немного себя расшевелить, — сказал он. — Откровенно говоря, все дело в том, что мы привыкли к такому образу жизни, который требует, чтобы мы оба работали».Уайлдинги купались в роскоши и вечно что-то покупали, соря деньгами направо и налево. У них вошло в привычку дарить друг другу новые машины. Элизабет объявила, что два ее самых любимых увлечения — это наряды и бриллианты. Уайлдинг стремился потрафить супруге, для чего щедро одаривал ее бриллиантовыми колье, сапфировыми браслетами и кольцами с изумрудами. Но поскольку сам ни денег не имел, то покупки оплачивала Элизабет. Вскоре она уже жаловалась Монтгомери Клифту, что когда-то мечтала о сильном, здоровом парне, которым будет заботиться о ней, покупать ей драгоценности и меха, а в результате дело кончилось тем, что теперь она сама оплачивает все счета.
Осенью 1953 года студия отправила Элизабет в Англию, где ей предстояло сыграть главную роль в картине «Бо Бруммель». Было решено оплатить ей дополнительные шесть недель пребывания в Европе, чтобы прежде чем приступить к съемкам, Тейлор могла насладиться с Уайлдингом чем-то вроде второго медового месяца. Во время путешествия она с энтузиазмом предалась своему любимому занятию, и студия не раз была вынуждена приходить ей на выручку.
«Пожалуйста, будьте так добры, дайте телеграмму в Нью-Йорк, чтобы мне дополнительно выделили еще 1600 долларов для оплаты моих драгоценностей, — телеграфировала она на студию «МГМ». — Я умру от стыда, если ювелиры явятся в Копенгаген, чтобы требовать их обратно. Прошу простить меня за беспокойство, но дело срочное. С сердечным приветом, Элизабет».
Через два месяца, на этот раз увлекшись покупкой нарядов, она послала по тому же адресу еще одну телеграмму:
«Мой дорогой Бенни, — телеграфировала она Бенни Тау. — Терпеть не могу причинять тебе беспокойство, но дело ужасно важное. Мне срочно требуется кое-что из моего гардероба к «Рапсодии», потому что здесь страх как холодно. Я могу составить для Хелен Роуз список, если ты даешь согласие, чтобы мне все срочно доставили самолетом. Будь добр, дай мне знать как можно скорее. Горячий привет. Заранее благодарю, Элизабет».
Вместе Уайлдинги зарабатывали более 350 тысяч долларов в год, но расходы едва не разорили их. Вдобавок к «слабостям» Элизабет, требовалось делать ежемесячные взносы по закладной, платить проценты по эмгеэмовскому кредиту, выплачивать жалованье личному секретарю Элизабет, Пегги Ратледж, а также садовнику, повару, горничной и няне новорожденного младенца, Кристофера.
По дому бродили четыре собаки, пять кошек и две утки. Кошки когтями в лохмотья разодрали дорогие обои, утки клевали мебель, а собаки откладывали свои ежедневные кучки прямо на толстом белом ковре в гостиной. Элизабет держала своего пуделя, Джи-Джи, и всех щенков в детской комнате вместе с младенцем, чем приводила няню в бешенство — ведь ей то и дело приходилось спотыкаться возле колыбельки о кучи затвердевшего собачьего дерьма.
Этот зверинец поверг в ужас даже Сару Тейлор, которой теперь было позволено навещать дочь раз в неделю.
«Я все-таки не удержалась и сказала: «Послушай, Элизабет, не разрешай Джи-Джи лизать младенца!» Она только уставилась на меня в изумлении: «Господи, мама, подумай, что ты говоришь! Неужели тебе не известно, что собачья слюна — самая чистая вещь в мире — она убивает микробы! Природа нарочно так придумала, чтобы позаботиться о животных и их потомстве!»
Элизабет понятия не имела, как готовить, убирать, закупать провизию, но это ее мало заботило.