Элнет

— Осып, теперь давай мои деньги обратно.

— Какие деньги? — удивился Чужган.

— Да те самые, которые я тебе дал.

— Что ты врешь? Кто видел, что ты мне их давал?

Мариец и упрашивал его, и проклинал, но ничего не помогло. Чужган так и не вернул денег.

Правда это, нет ли — всем сплетням верить нельзя…

А вот сущая правда — это уже было на памяти Сакара. Лопнурские и кудашнурские земли в одном наделе. Только Лопнур богатая деревня, а Кудашнур — бедная. Лопнур расположен на открытом месте далеко от леса, поэтому с тамошних полей собирают хороший урожай. А Кудашнур приютился у самой опушки Когда-то он и вовсе стоял среди леса. И сейчас еще по кудашнурским полям и оврагам попадаются рощи, растет кустарник, то тут, то там среди поля виднеются одиночные деревья: липы, вязы, ели, дубы. Сейчас-то дубов почти нет, их свел Чужган, когда кудашнурцы затеяли тяжбу со своими соседями из деревни Пысмен из-за небольшого участка земли. Привезли межевщика, наняли адвоката. На это нужны были деньги. Это и помогло Чужгану умножить свое богатство. Он купил сразу сто двадцать дубов, растущих на кудашнурских полях, заплатив за каждый дуб всего по тридцать копеек. Из этих дубов он наделал клепки и целую зиму возил ее в Казань.

Весной Чужган открыл лавку, на другой год построил скипидарный завод. Начал он у бедняков землю скупать и засевать. Некоторые бедняки, которым не под силу было заплатить подать, сами отказывались от половины надела, другие, чтобы заплатить подать, занимали денег у Чужгана, отдавая под заклад удобренную или уже засеянную полосу. А уж если бедняк зимой не обзавелся деньгами, где он их возьмет летом? Так и получается: не на что ему выкупать заложенную полосу. Чужган сам вспашет удобренную полосу, засеет и рожь сожнет. С ним никто не спорит. Да и как будешь спорить, если скоро снова придется к нему же идти просить денег.

Сакару ведь тоже он одолжил денег на жеребенка. Правда, от Сакара Чужган не потребовал никакого заклада. Но Сакар, хоть не заложил полосу, зато дал слово и, сдерживая его, все, что добыл за осень и за зиму, носил только Чужгану. А добыча прошлой осенью и зимой была немалая: куница, пара лисиц, сто двадцать белок, семьдесят рябчиков, три тетерева, один глухарь. Дешевые заячьи шкурки Чужган не берет, их покупает только татарин Кисмат. Всю зиму Сакар был с зайчатиной. А беличьего мяса мать насушила почти полный мешок. Оно вкусное, сушеное беличье мясо, кроме того, даже летом не портится, если его хранить в сухом месте. А вот куницу и лису есть не захочешь: невкусно и пахнет противно. Но их мясо Сакар тоже не выкидывал собакам, а вялил на солнце, ведь не зря говорят, что, если сушеное мясо куницы или лисы, растерев в порошок, вдуть в ноздри больной лошади, она поправится. За этим лекарством к Сакару приходят люди даже из других деревень. Сакар всем дает, не жалеет.

Но вот Чужгана Сакар никак не поймет. Перед тем как наняться бурлачить, Сакар пошел к нему в Лопнур, чтобы произвести расчет. Чужган не то что другие торговцы: никогда не делает расчет сразу. Что принесешь ему, все берет и записывает.

«Потом подсчитаем, — говорит. — За тобой не пропадет, и за мной не пропадет…»

Хлеба надо — даст хлеба. Если что-нибудь другое потребуется — пожалуйста, бери, лишь приноси к нему товар. Очень хороший человек. Но все равно, когда-нибудь да надо подсчитать, сколько отдано, сколько взято. А то ведь и ошибка может выйти. Правда, у Сакара память — все равно что книжка у Чужгана: что взял, что дал — все помнит. Сакара не обманешь. Да Чужган и не думает обманывать. Его записи точно совпали с подсчетами Сакара. Он записал столько шкурок, сколько принес Сакар, чего сколько Сакар взял в его лавке, тоже записал правильно. Насчет этого все было в порядке. А вот дальше подсчеты Сакара и Чужгана разошлись. Сакар рассчитывал получить за шкурку куницы двенадцать рублей — такую цену за куницу дали на базаре усолинскому Архипу — Чужган оценил ее в десять. Лисьи шкурки Сакар думал продать по семь рублей, а вышло по шести. За рябчиков и белок выходило по десять копеек, за тетеревов — по двадцать, за глухаря — рубль пятнадцать копеек. Каждая беличья шкурка по сравнению с базарной ценой оказывалась на одну-две копейки дешевле. И получилось, что вместо пятидесяти рублей Чужган насчитал Сакару только сорок два рубля семьдесят пять копеек. А долгов у Сакара накопилось тридцать рублей восемьдесят копеек И тут, по подсчетам Сакара, Чужган накинул рубль-два лишку. Зимой на базаре мука стоила восемьдесят копеек, а у Чужгана — девяносто. Сакар надеялся получить чистыми рублей двадцать, оказалось же, что ему причитается всего одиннадцать рублей девяносто пять копеек…

Сакар рассердился. Но не успел он и слова выговорить, как Чужган положил перед ним две новеньких пятирублевки, два блестящих серебряных рубля и спросил:

— Какой товар нужен?

Сакар взял деньги и взглянул на Чужгана.

— Ты, Сакар, деньги свои подальше убери. Они тебе пригодятся на летние расходы. А что надо, я в долг дам. Такому честному человеку, как ты можно и в долг поверить…

«Честному человеку!..» Сакару после таких слов захотелось схватить Чужгана за его козлиную бороду, вытащить из. лавки, надавать хорошенько по шее и втоптать в землю. Но вместо этого рука Сакара почесала затылок, а язык выговорил:

— Дядя Осып, не дашь ли мне в долг бахилы?

Чужган, казалось, даже обрадовался его просьбе и выложил на прилавок пар десять бахил:

— Выбирай, какие понравятся. Значит, ты, Сакар, бурлачить собрался? Проворный, проворный ты, парень. Так и надо, иначе не увидишь хорошей жизни…

— Цена какая? — выбрав пару, спросил Сакар.

— С тебя дорого не возьму, чай, не в первый раз видимся. Мы ведь не кувемские татары… Другому меньше чем за три рубля не отдал бы, а тебе отдаю за два с полтиной. Матери баранок возьми. Эти плохие, а вот эти положишь в чай, тают, как масло. Баранки прямо для старухи. Цена им восемь копеек, а тебе запишу семь…

Сакар вышел из Чужгановой лавки с новым долгом рубля в три.

За пазухой у него лежало двенадцать рублей. Их только-только хватит, чтобы отсеяться. Правда, землю вспашет дед Левентей. Но все равно, как ни крутись, придется идти бурлачить…

И вот Сакар на Элнете, возле водоворота, целый день отталкивает багром бревна.

День сегодня выдался жаркий, а бревна идут и идут без конца. Сакар вспотел, проголодался. Хорошо бы немного перекусить. Хоть тут же, на бревнах… Но что это? Река чистая, до дальнего поворота не видно ни бревнышка. Значит, можно передохнуть…

Сакар оттолкнул последнее бревно, поднялся на берег и уселся на землю, привалившись к сосновому пню. Как хорошо вот так спокойно посидеть!

Эх, а день-то какой чудесный! Щебечут птицы. Пахнет сосновой смолой! Тут бы прыгать от радости да петь:

В реке Юшуте вода — крепкая водка,

А в Элнете вода — еще крепче водки!

Но у Сакара нет сил ни прыгать, ни петь. Солнце ласково пригревает. Теплый ветерок нежно гладит щеки, а сон, мягкой ласковой рукой касаясь его глаз, закрывает ему веки…

Сакар заснул…

А тут, как на грех, к повороту приплыла большая вывороченная сосна, она зацепилась за берег своими корявыми корнями, развернулась по течению и уперлась вершиной в запань на другой стороне.

Вслед за сосной — по два, по три — стали подплывать бревна. Образовался затор.

Но Сакар этого не видел. Ему снился сон: его жеребенок вырос в хорошую лошадь. Запряг ее Сакар в тарантас. На хомуте горят медные бляхи, на спине — нарядная шлея, над крутой шеей — дуга с колокольчиками. А сам Сакар, в новом кафгане, в Залогах гармошкой, сидит на облучке и держит в руках ременные вожжи. Сзади сидит Чачи, на голове у нее вюргенчык^[10]. Рядом с ней сидит сваха и поет, покачивая головой:

То не гром гремит из тучи,

То гремит наш барабан.

То не молния сверкает,

А платки на головах.

То не солнышко восходит,

Это едет наш жених.

Не луна взошла на небо,

То невесту привезли.

Катит по дороге шумный свадебный поезд, с гомоном, с песнями. Вдруг навстречу — другой свадебный поезд. Остановились друг против друга, никто не хочет уступить дорогу. Началась драка. Кто-то ударил Сакара, он мотнул головой — и сразу же проснулся, стукнувшись головой о пень.

Глянул Сакар на реку и ахнул. Хуже и не придумаешь: затор — до вечера не растаскать.

Сакар прыгнул с берега на затор и побежал по бревнам, как по мосту. Подбежав к водовороту, он увидел большую сосну. Что тут делать?

Если подоспеет приказчик, обязательно наложит штраф.

Сакар зацепил сосну багром, дернул ее к себе изо всех сил. Сосна подалась, неуклюже взмахнув корнями, медленно развернулась и поплыла по течению. За нею тронулись и бревна. Сакар подталкивал их багром.