Элнет

В это время на берегу показалась кошевка. В ней сидел сам хозяин. — Пинерин… Увидев затор, он разозлился и заорал:

— Мерзавец! Продрых!

Сакар вздрогнул, на мгновенье замешкался и угодил ногой между бревнами. Ударившись о бревно, он соскользнул в воду, все же успев положить багор поперек двух бревен.

Повиснув на багре, Сакар напряг все силы, высунулся из воды, подплывший кряж больно ударил его в бок.

«Конец!» — подумал Сакар, но жажда жизни заставила его еще крепче сжать руками багор…

Двое людей подбежали к нему по бревнам, вытащили из воды, вынесли на берег.

— Ребра поломало, надо его отправить в аркамбальскую больницу, — услышал Сакар и потерял сознание.

2

Григорий Петрович оставил второе отделение на Тамару, а сам повел старшее, четвертое, на экскурсию в больницу.

Вчера на уроке Григорий Петрович рассказывал о различных болезнях и сегодня, чтобы показать детям, от каких болезней страдают марийцы и как эти болезни лечат, решил сводить, их в больницу.

Обычно мариец, почувствовав недуг, сначала не обращает на него внимания, надеясь что все «само пройдет». Заболев сильнее, он идет к ворожее, потом в церковь, где ставит свечку и молится, или же отправляется в священную рощу, чтобы принести дары и тем самым откупиться от хворобы. И лишь убедившись, что болезнь его не оставляет, он идет в больницу. Очень часто оказывается, что в больницу он приходит уже слишком поздно. Приди он пораньше, его можно было бы вылечить, а застарелую, запущенную болезнь лечить гораздо труднее.

Григорий Петрович прежде всего провел учеников в приемный покой. Тут уже было много больных.

У одного гноились глаза, другой никак не мог откашляться, третий, засунув руку за пазуху, скреб грудь, словно драл кору с дерева, четвертый поводил вокруг вытаращенными глазами, под подбородком у него висел громадный зоб.

Ни врача, ни фельдшера еще не было: они приходят к девяти, сейчас только половина девятого.

Воспользовавшись тем, что прием пока не начался, Григорий Петрович приступил к «уроку».

— Мы не ошибемся, если скажем, что две трети всех болезней марийцев происходят от их невежества и антисанитарных условий жизни. Трахома, чесотка и чахотка в большинстве случаев возникают из-за жизни в грязных, пыльных и темных избах и недостаточного питания. А вот такой зоб образуется от употребления болотной воды…

В это время из угла послышался сдавленный стон. Григорий Петрович подошел к лежавшему на полу человеку. Он узнал в нем кудашнурского охотника Сакара. На лице Сакара отражалась нестерпимая мука.

— Кто привел этого человека? — спросил Григорий Петрович.

Никто из больных не знал.

Григорий Петрович сходил за сторожем, и тот равнодушно объяснил:

— Кюрмучашские марийцы. привезли на рассвете с Элнета. Бурлак, в воду свалился, говорили, ребра у него сломаны.

— Так почему же он у тебя до сих пор на полу валяется! — возмутился Григорий Петрович. — Почему доктора не позвал?

— Чего его звать, сам к девяти часам придет…

Григорий Петрович взорвался:

— Ах ты дармоед! Мирской хлеб ешь, а дела своего не делаешь. Человек при смерти, а тебе и горя мало!

Сторож окинул Григория Петровича наглым взглядом с головы до ног:

— Тоже выискался начальник…

— Мерзавец! Я тебе покажу!

Сторож вышел, хлопнув дверью.

Григорий Петрович забыл и про экскурсию, и про своих учеников. Он стоял над распростертым на полу Сакаром и думал: «Пинерины богатеют, а бедняки за их богатство кости ломают!.. И даже в больнице бедняку нашлось место только на полу…»

Дверь отворилась, вошел доктор.

— Григорий Петрович, это вы здесь скандалите?

— Посмотрите, какого больного ваш сторож оставил валяться на полу.

— Я не имею права без доктора положить его на койку, — стал оправдываться сторож.

— Почему не доложил доктору?

— Кто такой? — спросил доктор у сторожа, кивая на Сакара.

Сторож из кармана штанов достал клочок бумаги и протянул врачу. Там было написано:

«В аркамбальскую больницу. Посылаем к вам бурлака Ефремова Захара. Его в бок ударило бревно.

Н. Пинерин.

1914 год, апреля 17-го».

Доктор взглянул на сторожа поверх очков:

— Почему не сообщил мне?

— Иона Кондратьевич, вы же сами…

— Сейчас же позови фельдшера и сиделку, больного разденьте и положите на койку, — перебил доктор.

Сторож ушел.

— Иона Кондратьевич, — сказал учитель, — такого сторожа нельзя держать при больнице. На вашем месте я его сегодня же выгнал бы.

— Э, Григорий Петрович, в наше время трудно найти добросовестного работника… Испортился народ.

В приёмный покой вошли фельдшер и сиделка. Следом шел сторож.

— Гавриил Григорьевич, Клавдия Федоровна, — сказал доктор, показав на Сакара, — надо немедленно устроить этого больного.

— Свободных коек нет, Иона Кондратьевич, — ответил фельдшер.

— Принесите из чулана. Иван, поворачивайся побыстрее!

Сторож побежал за койкой.

Сакар громко застонал: видимо, он хотел повернуться, и боль пронзила все его тело.

Сиделка наклонилась, положила ладонь на лоб Сакара.

— У него жар. Голова как огонь!

Она быстро вышла в другую комнату и вернулась в белом халате. Надел халат и фельдшер.

Через четверть часа Сакар уже лежал под одеялом.

Ему поставили термометр. Ртутный столбик подскочил выше сорока.

Доктор долго щупал тело парня мягкими пальцами и наконец сказал:

— Повреждены два ребра, но не сломаны. Это не беда, человек молодой, через месяц выздоровеет. Беда в том, что у него начинается пневмония. Он слишком долго пробыл в сырой одежде.