Эмансипированные женщины

— Триста рублей в год, — прервала ее дама.

— Да, триста рублей, — повторила панна Малиновская и, повернувшись к покрасневшей от изумления Мадзе, прибавила: — На протяжении года у вас будет одна свободная неделя на рождество, вторая на пасху и месяц летом, когда вы можете навестить родителей.

— Ну, разумеется! — подтвердила пани Коркович.

— И само собой разумеется, в доме пана и пани Коркович с вами будут обходиться как со старшей дочерью…

— Даже лучше: я ведь знаю, кого беру в дом!

— А теперь позвольте мне посмотреть комнату панны Бжеской, — продолжала начальница, поднимаясь с золоченого креслица с таким равнодушием, точно это был самый обыкновенный табурет.

— Комнату? — повторила пани Коркович. — Ах да, комнату панны Бжеской… Прошу!

Мадзя, как автомат, последовала за панной Малиновской. Под предводительством подвижной хозяйки дома они миновали длинную анфиладу гостиных и кабинетов и очутились в небольшой, но чистой комнате с окном, выходившим в сад.

— Кровать я сейчас велю принести, — говорила хозяйка дома. — Рядом живут мои девочки, а сын… на третьем этаже.

— Вот видите, у вас и пепельница есть на случай, если вы когда-нибудь научитесь курить папиросы, — сказала Мадзе панна Малиновская.

— Ах, это пепельница моего сына, он иногда любит здесь вздрем… почитать после обеда, — ответила смущенная хозяйка дома. — Но он больше сюда не заглянет.

— До свидания, сударыня, — сказала вдруг панна Малиновская, пожимая пани Коркович руку. — Благодарю вас за условия. Будьте здоровы, Мадзя, — прибавила она, — работайте так, как вы умеете, и помните, что мой дом всегда открыт для вас. Конечно, до тех пор… пока не приедут ваши друзья и покровители Сольские, которых я временно заменяю, — прибавила она с ударением.

— Ах! — вздохнула пани Коркович, глядя на Мадзю с выражением материнской любви. — Уверяю вас, Сольские останутся довольны!

Когда после осмотра дамы вернулись в гостиную, они застали там двух изящно одетых, вполне сформировавшихся барышень, пожалуй, слишком сильно затянутых в корсеты. Обе были блондинки с красивыми чертами лица, только у одной лоб был наморщен, точно она на кого-то сердилась, а у другой брови высоко подняты и рот полуоткрыт, точно она чего-то испугалась.

— Позвольте представить вам моих дочерей, — сказала хозяйка дома. — Паулина, Станислава!

Обе девочки сделали панне Малиновской реверанс по всем правилам, причем брови у Станиславы поднялись еще выше, а лоб у Паулинки избороздили еще более угрюмые морщины.

— Панна Бжеская, — сказала хозяйка дома.

— О, мы знакомы! — воскликнула Мадзя, целуя девочек, которые покраснели и мило улыбнулись ей, одна с некоторой горечью, другая — с выражением меланхолии.

— Всего хорошего, сударыня, — повторила панна Малиновская. — До скорого свидания, Мадзя! Будьте здоровы, дети!

Мадзя проводила начальницу до лестницы и, целуя ее в плечо, прошептала:

— Боже, как я боюсь!

— Не беспокойтесь, — ответила панна Малиновская. — Я таких господ знаю, мне уже ясно, чего им надо.

Когда Мадзя вернулась в гостиную, пани Коркович отошла от золоченого гарнитура и уселась в бархатное кресло, а Мадзе указала на стул.

— Вы, сударыня, давно имеете удовольствие знать Сольских? — спросила дама.

В эту минуту девочки схватили Мадзю за руки и в один голос крикнули:

— А что, Вентцель все еще учится в пансионе?

— А про пани Ляттер вы слыхали?

— Линка! Стася! — прикрикнула на них мать, хлопнув рукой по подлокотнику кресла. — Сколько раз я вам говорила, что воспитанные барышни не перебивают старших? Сейчас… Ну вот и забыла, о чем хотела спросить панну Бжескую!

— Ну конечно, все о тех же Сольских, имение которых по соседству с папиной пивоварней, — с сердитым видом ответила Паулинка.

— Линка! — погрозила ей мать. — Линка, ты своим поведением вгонишь меня в гроб! Помни, я недавно вернулась из Карлсбада!

— Но, мама, вы уже едите салат из огурцов, — вмешалась Стася.

— Маме можно все есть, мама знает, что делает, — ответила дама. — Но воспитанные барышни не должны… Линка, ты скоро усядешься на колени панне Бжеской!

— Точно я не сидела в пансионе!

— В пансионе это другое дело!

В прихожей раздался могучий бас:

— Говорил я тебе, шут гороховый, чтобы ты не смел рядиться, как обезьяна!

— Барыня велели, — ответил другой голос.

Дверь отворилась, и в гостиную вошел бородатый мужчина в шляпе.

— Что это сегодня за маскарад? — кричал господин в шляпе. — Какого черта…

Он умолк и снял шляпу, заметив Мадзю.

— Мой супруг, — поспешила представить его хозяйка дома. — Панна Бжеская.

Пан Коркович с минуту смотрел на Мадзю; на добром его лице изобразилось удивление.

— А! — сказал он протяжно.

— Задушевная приятельница Сольских.

— Э! — ответил он пренебрежительно, а затем, взяв руку Мадзи в свои огромные лапы, сказал: — Так это вы будете учить наших девочек? Будьте к ним снисходительны. Они у нас глупенькие, но старательные!

— Пётрусь! — остановила его супруга, торжественно поправляя кружевной воротничок.

— Милая Тоня, кого ты хочешь обмануть, учительницу? Да она мигом распознает твоих дочек, как сиделец молодое пиво. Ну как, этот болван уже вернулся?

— Я тебя не понимаю, Петр, — возмутилась дама.

— Папа спрашивает, вернулся ли Бронек! — объяснила Паулинка.

— Что подумает панна Бжеская о нашем доме! — взорвалась дама. — Не успел войти и уже зарекомендовал себя как грубиян!

— Но ведь я всегда такой, — ответил господин, с удивлением разводя руками. — Панна Бжезинская, или как ее там, не будет платить по моим векселям, если бы я даже за ней приударил. Вот негодяй! Не наказывал, не лупил его, покуда он был мал, так теперь сущее наказание с ним!

— Что ты болтаешь? Что с тобой? — кричала пани Коркович, видя, что Мадзя испугалась, а обе дочери смеются.

— Что я болтаю? Этот гуляка не заплатил вчера в банке по векселю, и если бы не Свитек, добрая душа, ко мне в контору явился бы нотариус. Ах разбойник!

— Но ведь Бронек не растратил этих денег, он только опоздал! — прервала мужа возмущенная пани Коркович.

— Хорошо ты его защищаешь, нечего сказать! Да если бы он хоть грошик истратил из этих денег, то был бы вором, а так просто болван! — кричал отец.