Эмансипированные женщины

Она даже была благодарна Мадзе за эту новую связь.

«Дембицкий, — думала она, — был бы неблагодарным человеком, если бы не отозвался хорошо о нас у Сольских. Бжеская тоже должна хорошо отзываться, так что постараемся завоевать ее расположение».

С этого времени дом Корковичей стал для Мадзи земным раем. Пану Брониславу велено было здороваться и прощаться с нею с особой почтительностью; Коркович-старший получил право изъявлять ей свои чувства; наконец, сама хозяйка дома стала сажать Мадзю за столом около себя, и лакей подавал ей блюда сразу же после барыни.

Несмотря на самые лучшие намерения пани Коркович, Мадзя по отношению к ней все время делала промахи. Со свойственной ей снисходительностью пани Коркович считала, что по некоторым поступкам Мадзи видно, какое у нее доброе сердце, но что вместе с тем гувернантка обнаруживает неслыханное отсутствие такта.

Однажды, например, Линка заметила во дворе дочь прачки из их дома. Девочка была босая, в рваной рубашонке и таком заплатанном платьишке, что просилась на картину. Линка кликнула девчушку и, усадив в оранжерее, стала рисовать ее в окружении пальм, кактусов и прочих экзотических растений.

На ее упражнения смотрели Стася, пани Коркович, пан Коркович и даже пан Бронислав, который никак не мог решить, рисует его сестра в данную минуту кактус или ногу девчушки. Тут-то Мадзя и заметила, что ребенок ужасно кашляет.

— Боже! — воскликнула она. — Да ведь девочка совсем раздета! — А потом прибавила по-французски: — Если ее, бедняжку, не лечить и не одеть, она умрет!

Линка перестала рисовать, у Стаси от испуга глаза наполнились слезами.

Присмотрелись сестры, видят, девочка кашляет, а на обувь у нее даже намека нет, рубашонка внизу оборвана и не может заменить юбочки, а платьишко все в заплатках и больше похоже на паутину.

С той минуты барышни перестали рисовать девочку и взяли ее под свою опеку. Они сложились тайком от матери, чтобы позвать доктора, купили башмачки и чулочки, набрали полотна и бумазеи и с помощью служанки и Мадзи стали девочку обшивать.

— Вот видите, как хорошо, что вы у пани Ляттер учились шить, — напомнила им Мадзя.

Когда пани Коркович увидела, что Линка с трудом строчит на швейной машине бумазею, она, по собственным ее словам, думала, что упадет замертво. Мадзи в комнате не было, и почтенная дама только провела следствие, затем схватила злосчастную бумазею и, стиснув губы, помчалась в комнату к мужу; Линка бросилась за матерью, решительно требуя, чтобы та не вмешивалась в ее дела.

— Нет, ты только полюбуйся, Петр! — воскликнула дама, бросив супругу на стол бумазею. — Слыханное ли это дело?

Затем они наперебой с дочерью стали рассказывать всю историю оборванной девочки: как она кашляла и как девочки оказали ей помощь. При этом Линка напирала на то, что девочка бедна, а пани Коркович на то, что она грязна, что кашель у нее, наверно, заразный, а у Мадзи замашки эмансипированной девицы.

Поняв, в чем дело, пан Коркович погладил пышную бороду и спросил у дочери таким спокойным тоном, что супруга его совсем встревожилась:

— А когда ты девочку рисовала, она не была грязна?

— Как чумичка была, папочка! — ответила Линка.

— И не кашляла?

— О, гораздо сильней, чем сейчас!

— Ступай, Линка, — сказал отец все с тем же возмутительным спокойствием в голосе, — ступай и поцелуй ручки панне Магдалене за то, что она побудила вас сделать доброе дело.

— Но, Петр, это немыслимо! — воскликнула супруга. — Я этого не допущу!

— Тоня, — ответил супруг, когда Линка вышла из комнаты, — Тоня, не сходи с ума! Ведь только сегодня я увидел, что у моих дочерей есть сердце. Бог послал нам панну Бжескую…

— Знаю, знаю, — прервала его супруга. — Тебе нравится все, что делает эта панна Бжеская! И если бы я сегодня умерла…

— Опомнись, Тоня. Если ты хвалишь Сольскую за то, что она прислала тебе тысячу рублей на больницу, то не кори же собственных детей за то, что они одевают сиротку.

— Но они сами шьют для нее!

— Английские принцессы тоже сами шьют одежду для бедных детей, — возразил муж.

— Вот только верно ли это? — невольно сорвалось у супруги, которая почувствовала, что гнев ее быстро остывает.

Спустя час она похвалила дочерей за то, что они занялись девочкой, и выразила благодарность Мадзе. Однако в душе она решила при первом же удобном случае указать эмансипированной гувернантке на ее новшества, которые сеют рознь в самых почтенных семействах.

Самое важное событие в семейных отношениях произошло через полтора месяца после появления в доме Мадзи.

Это было за обедом. Во время короткого перерыва между бифштексом и цыплятами с огуречным салатом Линка сердито сказала лакею:

— Убери эту тарелку.

— Она чистая, барышня, — ответил Ян, осмотрев тарелку и ставя ее снова на место.

— Болван! Убери, раз я велела! — крикнула Линка, которая после спора со Стасей по поводу того, выше пан Зацеральский Лессера или только равен ему, была очень сердита.

— Раз барышня сказала, значит, так и должно быть, — отчеканила пани Коркович.

Лакей убрал тарелку и подал другую, затем обнес всех цыплятами с салатом и, наконец, вышел в кухню.

Тогда Мадзя наклонилась к Линке и, обняв ее рукой за шею, шепнула:

— В другой раз ты не ответишь так Яну, не правда ли?

Эти невинные слова произвели за столом ошеломляющее впечатление. Стася еще выше подняла брови; пан Бронислав вынул изо рта вилку, которой ковырял в зубах; пан Коркович побагровел и так нагнулся над тарелкой, что выпачкал бороду в остатках салата. Линка часто-часто задышала, залилась слезами и выбежала из столовой.

— Приходи к третьему, крем будет! — с искренним сочувствием крикнул пан Бронислав.

— Великолепно! — буркнул отец.

Пани Коркович остолбенела. Однако дама она была необыкновенно сообразительная и, мгновенно оценив обстановку, торжественно сказала Стасе:

— В аристократических домах барышни обращаются с прислугой с изысканной вежливостью.

Пан Коркович с таким видом хлопнул себя по жирному затылку, точно хотел сказать жене, что слова эти сказаны вовсе не к месту. Супруга хоть и сохраняла свой обычный апломб, однако втайне тоже была смущена. Она чувствовала, что с этой минуты отношение детей к прислуге изменится, причем благодаря Мадзе, а не ее нравоучениям. С горечью вспомнила она о том, что Ян и прислуживает Мадзе охотней, и разговаривает с нею веселей, чем с барышнями, а за обедом старается подсунуть гувернантке кусочек получше, хотя Мадзя и не берет его.