Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Люди же зовут на помощь: «Ваши крики робки» (АР-4-73) = «Крики и вопли — всё без вниманья», — и в панике ищут выход: «Мечемся мы под ногами чумы» (АР-469) = «Здесь, в лабиринте, / Мечутся люди». Процитируем также «Балладу о ненависти» (1975): «Мы в плену у бессилия бьемся сейчас» (АР-2-203). Тут же вспоминается песня А. Галича «Сбегают вниз…»: «Мы бьемся в своей мышеловке / И верим, что выхода нет» [1004] (а о пленниках лабиринта сказано: «Сколько их бьется, / Людей одиноких, / Словно в колодцах / Улиц глубоких!»; и у них тоже «выхода нет»: «Прямо сквозь тьму, где никому / выхода нет»; АР-2-32).
1004
Алма-Ата, домашняя запись у актрисы Софьи Курбатовой,
А с «Балладой о ненависти» у «Набата» имеется еще одно сходство: «И чернеют угли / Там, где были джунгли, / Там, где топчут сапоги хлеба» = «Зло решило порядок в стране навести. / Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке» (АР-2-203).
Еще раньше эта тема разрабатывалась в «Аистах» (1967), которые содержат целый ряд перекличек с «Балладой о ненависти»: «Это в поле пожар / мечется» = «Видишь — плотный туман над полями лежит. <.. > Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке»; «А по нашей земле / гул стоит» = «Слышишь — гулко земля под ногами дрожит»; «Только лес наш шумит весело» (АР-6-64) = «Лес, обитель твою, по весне навести!»; «И любовь не для нас, / Верно ведь?! / Что нужнее сейчас? / Ненависть!» = «Ненависть потом сквозь кожу сочится, / Головы наши палит. <.. > Но благородная ненависть наша / Рядом с любовью живет!».
Позднее данная тема будет развита в «Пожарах» (1977): «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей», — и в похожем ключе она разрабатывалась Александром Галичем в песне «Занялись пожары» (1972): «Уж если пошло полыхать на Руси, / То даром не кончится это!». Тем же 1972 годом, как мы помним, датируется и «Набат» Высоцкого, поэтому между данным стихотворением и песней «Занялись пожары» также прослеживаются сходства: «Горят и дымятся болота <…> Вот так же дымилась и тлела земля» (Галич) = «Запах тленья, черный дым и гарь» (Высоцкий). Впрочем эта же тема — в аллегорической форме — разрабатывалась Высоцким еще в «Аистах» и в «Лукоморья больше нет» (обе песни — 1967): «Дым и пепел встают, / как кресты», «В Лукоморье перегар — на гектар». Сравним также в песне Окуджавы «В день рождения подарок…» (1985): «Кто-то балуется рядом черным пеплом и золой» (а у Высоцкого: «Кто-то злой и умелый, / Веселясь, наугад…» /3; 207/).
И, наконец, отметим единство темы в «Балладе о ненависти» и в «Пожарах»: «Зло решило порядок в стране навести. / Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке» (АР-2-203) = «Пожары над страной — всё выше, злее, веселей» [1005] («зло» = «злее»; «хлеб горит» = «пожары»; «в стране» = «над страной»).
Наблюдается также одинаковая атмосфера в «Песне автозавистника» (1971) и в «Набате» (1972): «Ответьте мне: кто проглядел, кто виноват, / Что я живу в парах бензина и в пыли?» = «Кто виновен в этом? [1006] Перед целым светом / Отвечать за это будет вся планета. <…> Но у кого-то желанье окрепло / Выпить на празднике пыли и пепла» (АР-4-69, 73) (подчеркнутый мотив встречается также в «Балладе о чистых руках» Галича: «И пепел с золою — куда ни ступи»; в его же песнях «То-то радости пустомелям…» и «Фестиваль песни в Сопоте в августе 1969 года»: «Земля — вода, и вода — смола». «Над черной пажитью разрухи. / Над миром, проклятым людьми…»; а в «Балладе о Вечном огне» и в «Песне о твердой валюте» повторяется одинаковая конструкция: «И, чтоб встали мы, как в Освенциме, / Взявшись за руки среди пепла». «Ну а можно и так, как в Майданеке: / Взявшись за руки — и по пеплу»!.
1005
Москва, ДК института атомной энергии им. И.В. Курчатова, 27.12.1979.
1006
Ср. еще в «Прерванном полете» (1973): «Конь на скаку и птица влет — / По чьей вине, по чьей вине?»
В «Песне автозавистника» поэт выступает в иронической маске сумасшедшего пролетария: «Мне за мечты мои не будет ничего, / Я в сумасшедшем доме их завоевал» (АР-2-110), — а в «Набате» уже на полном серьезе задается вопрос: «Может быть, сошел звонарь с ума?».
В «Песне автозавистника» упоминается «звериный лик» врага, а в «Набате» читаем: «Съежимся мы перед ликом чумы» (АР-4-69). Однако в ранней песне лирический герой не намерен «съеживаться»: «Я по подземным переходам не пойду! <.. > Но я борюсь — я к старой тактике пришел», — так же как и звонарь, который неистово бьет в набат.
О появлении же «частного собственника» и чумы говорится как о приближающемся бедствии: «Вдруг мне навстречу нагло прет капитализм» = «Надвигается, как встарь, чума», — имеющем мировые масштабы: «Произошел необъяснимый катаклизм» = «А когда остынет — станет мир пустыней» /3; 408/. Причем если «частный собственник» глумится над лирическим героем («А он смеется надо мной из “Жигулей”»; АР-2-112), то и у чумы есть свои «весельчаки»: «Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла, / Потанцевать с одноглазым
циклопом, / Понаблюдать за Всемирным Потопом» /3; 408/.Отдельно следует остановиться на личностном подтексте образа звонаря, предупреждающего людей о надвигающейся чуме, в связи с чем напрашивается перекличка с «Балладой о короткой шее» (1973): «Звон всё глуше: видно, / Сверху лучше видно — / Стал от ужаса седым звонарь!» = «Чтобы видеть дальше и вернее, / Нужно посмотреть поверх голов!». Поэтому звонарь взобрался на колокольню, а в балладе лирический герой и люди, подобные ему, «вытягивают шеи и встают на кончики носков». Впервые же этот мотив встретился в «Горной лирической» (1969), где лирический герой говорил от своего лица: «И я гляжу в свою мечту / Поверх голов». Более того, однажды Высоцкий сам изъявил желание стать звонарем! Произошло это во время гастролей Театра на Таганке в болгарском городе Велико-Тырново в сентябре 1975 года. Вспоминает журналист Петр Борсуков: «Медленно, шепотом он сказал: “Говорю вам честно, этот город околдовал меня. Это не город, это сон, какое-то видение!” <…> “Раз наш город так сильно Вам понравился, в таком случае Вы остались бы жить и работать в нем?” — спросила какая-то девушка. “Безусловно, но при одном условии, — что моя работа будет звонить в колокола этого города!” — и гость указал на золотые купола Царевца и Трапезицы, изображенные на стенописи. После этого он рассказал, как призрачным утром слушал звон великотырновских колоколов, и это произвело на него такое сильное впечатление, что этот звон все еще стоит у него в ушах» [1007] .
1007
ВладдмирВысоцкий вБолгарри(Биббиоотеа «Ваганта».М., 1 999. № 1 0. С. 14).
В «Набате», как и в более ранней «Песне о вещей Кассандре», лирический герой выступает в образе безумца, который кричит о грядущей катастрофе: «Ясно вижу Трою павшей в прах!» = «Сверху лучше видно»; «Без умолку безумная девица / Кричала: “Ясно вижу Трою павшей в прах!”» = «Заглушая лиру, / Звон идет по миру, — / Может быть, сошел звонарь / с ума? <.. > Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла» /3; 407 — 408/.
Однако предупреждения Кассандры и звонаря были проигнорированы: «Но троянцы не послушали Кассандру <…> Но они оказалися глупыми / И всю Трою усеяли трупами» (АР-8-32) = «Съежимся мы под ногами чумы, / Путь уступая гробам и солдатам» [1008] . Похожая картина описывается в стихотворении «Мосты сгорели, углубились броды…» (1972): «И тесно — видим только черепа». Объясняется же это тем, что «Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал» («В лабиринте», 1972).
1008
На эту жетему: «Порруиил вссддбы ингробы» /2; 337, «Тааневаал ннгробба — ббгоххуьннки»(/А’-11-6), «Ложь и Зло, — погляди, / Как их лица грубы! / И всегда позади — / Воронье и гробы» /5; 19/.
А о «празднике пыли и пепла» два года спустя напишет А. Галич: «Ах, Россия, Расея, / Чем пожар не веселье!.» («Русские плачи», 1974). И здесь же встретится образ пророка, родственный образам «сошедшего с ума» звонаря и «безумной девицы»: «.Лишь босой да уродливый, / Рот беззубый разиня, / Плакал в церкви юродивый, / Что пропала Россия!» = «Без умолку безумная девица / Кричала: “Ясно вижу Трою павшей в прах!”» («плакал» = «кричала»; «юродивый» = «безумная девица»; «пропала Россия» = «Трою павшей в прах»). Позднее данный мотив в разной форме будет появляться в «Песенке-представлении Робин Гуся» (1973): «Я вам клянусь, я вам клянусь, / Что я из тех гусей, что Рим спасли!»; в стихотворении «В стае диких гусей был второй…» (1980): «И кого из себя ты ни строй, / Говорим, хоть спасали мы Рим: / Всё равно будет каждый второй / Только этим вторым» /5; 585/; и в «Солдате с победою» (1974): «Геройский совершил / Поступочек: / Корону защитил, / Заступничек!».
В «Русских плачах» Галича говорится о советской власти, представленной в виде языческих полчищ: «На лесные урочища, / На степные берлоги / Шли Олеговы полчища / По немирной дороге. / И, на марш этот глядючи, / В окаянном бессилье, / В голос плакали вятичи, / Что не стало России!». Тут же приходит на память «Песня о вещем Олеге» Высоцкого, где князь Олег также является собирательным образом власти, избивающей пророков: «И долго дружина топтала волхвов / Своими гнедыми конями» (а на некоторых фонограммах исполнения «Русских плачей» также саркастически упоминается князь: «Ах, Россия, Расея, / Что ни князь — новоселье!»). Позднее, в песне «Я из дела ушел», будет подведен итог: «Пророков нет в отечестве своем».