Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Далее выясняется, что палач — это не кто иной, как «апостол Петр», который владеет ключами от лагерной зоны: «Мы гоняли чаи — / Вдруг палач зарыдал» /5; М2/, «Я почти раздавил свой неострый кадык, / Когда в келью вошел этот милый старик» /5; 474/ = «Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: / Это Петр Святой — он апостол, а я — остолоп» /5; 506/. Об этом же «старике» и его «щеках» говорилось в черновиках «Пятен на Солнце» (1973) применительно к «уродам», которым «власть и слава не претили»: «Вот и другой пустился в пляс, / Узнав старушечие щеки» (АР-14-130) [2376] ^{[2377] [2378] [2379]} . Как отмечает М. Надель-Червиньска: «Ключи от рая находятся в руках самого главного старика, т. е. хозяина — хозяина советского рая и лагерей. Таковым, как известно, был сам Сталин, только он все держал в руках, тоже дряблых. Его же называли хозяином, а также, за глаза, стариком. В этом контексте непогрешимый апостол сродни пресловутому эпитету-идеологеме “отец народов”»⁷– ³⁶.

2376

Ср. со «старушечьими щеками» похожий образ в «Райских яблоках»: «Я подох на задах — на руках на старушечьих дряблых».

2377

Надель-Червиньска М. Категория несвободы в тоталитарном контексте и вариативность текста: Райские яблоки у Вл. Высоцкого // Политическая лингвистика. Екатеринбург: ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», 2008. № 1 (24). С. 139.

2378

Туманов В.И. «Всё потерять — и вновь начать с мечты…». М.: Изд-во ОАО «Типография “Новости”», 2004. С. 273–274.

2379

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 4-5об.

Саркастическое сравнение советских чиновников с апостолами присутствует и в одной из картин, понравившихся Высоцкому: «Однажды мы с Володей и Мариной поехали к Олегу Целкову, — вспоминает Вадим Туманов. — Я снова увидел его яркие, словно подсвеченные изнутри полотна. Особенно потрясла меня стоявшая на полу огромная по размерам “Тайная вечеря”: двенадцать апостолов с оскаленными зубами, и с ними их Христос, у которого на венчике рюмка водки. Это не было богохульством. Я увидел на его картине заседание Политбюро ЦК КПСС или Совета министров, любое другое собрание бандитов, которые правят нами, на которых мы должны были молиться. Когда мы вышли, Володя с горечью сказал о Целкове: “Таких людей выталкивают из России!”. Целков скоро уехал во Францию»737.

И в «Райских яблоках», и в «Палаче» действия власти характеризуются при помощи редкого глагола: «Съезжу на дармовых, если в спину сподобят ножом» (С5Т-4-100) = «До беседы сподобился / Чудный старик, / Чтобы я приспос<обился / И> пооб-вык»738; а также представлен мотив старости советских чиновников. Вспомним более ранние тексты: «Престарелый кровосос / Встал у изголовия» (АР-13-38), «Кот ведь вправду очень стар» /2; 38/, «И грозит он старику двухтыщелетнему» /2; 33/ (то есть тому же «седовласому старику», коим является «апостол Петр»), «Хоть он возрастом и древний, / Хоть годов ему — тыщ шесть…»/2; 72/.

При этом характеристика «седовласый старик» напоминает песню «Сколько чудес за туманами кроется…»: «Сторож седой охраняет — туман». Здесь он охраняет чудеса, а «апостол Петр» и подчиненные ему сторожа («ангелы») охраняют райские яблоки, то есть те же чудеса: «Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб».

И в «Палаче», и в «Райских яблоках» саркастически говорится о чистоте и аккуратности власти: «А грязи нет — у нас ковровые дорожки» /5; 140/ = «…ангел выстрелил в лоб аккуратно» [2380] ^[2381] /5; 507/. Такая же картина — в «Сказочной истории»: «Аккуратно на банкетах: / Там салфетки в туалетах» (СЗТ-З-178); в «Гербарии»: «Под всеми экспонатами — / Эмалевые планочки. / Всё строго по-научному — / Указан класс и вид»; и в стихотворении «Я не успел»: «Пришла пора всезнающих невежд, / Всё выстроено в стройные шеренги» (позднее «всезнающие невежды» будут упомянуты в стихотворении 1979 года: «Мы умникам секреты доверяем, / А мы, даст бог, походим в дураках» /5; 240/; да и палач назван «мудрейшим из всех палачей»; АР-16-192).

2380

Сравним в посвящении Станиславу Долецкому «Поздравляю вовсю — наповал…» (1979): «…Мне понятно — про косточек хруст / И про то — до чего аккуратно / Сбил прокрустово ложе Прокруст». В черновиках «Палача» этот палач (то есть тот же Прокруст) говорит: «Я безболезненно отрежу десять пальцев, / Но аккуратно, словно ногти обстригу» (СЗТ-2-468). Сюда примыкает мотив меткости представителей власти: в «Райских яблоках» охранники «стреляют без промаха в лоб»; противник лирического героя в шахматной дилогии «играет чисто, без помарок»; а воздушные потоки в «Затяжном прыжке» охарактеризованы им как «прямые, безупречные». Но наряду с этим в поэзии Высоцкого представлен и противоположный мотив — беспорядочных ударов со стороны власти: «Мечут дробью стволы, как икрой» /5; 258/, «Вылетали из ружей жаканы, / Без разбору разя, наугад» /2; 273/, «Кто-то злой и умелый, / Веселясь, наугад / Мечет острые стрелы / В воспаленный закат» /3; 207/, «Лихо бьет трехлинейка — / Прямо как на войне» /5; 171/, «Кровью вымокли мы под свинцовым дождем» /5; 212/.

2381

Париж, студия М. Шемякина, 15.07.1978.

А лирический герой проникается подобным положением дел: «Ах, да неужто ли подобное возможно! / От умиленья я всплакнул и лег ничком» = «Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать». Правда, во втором случае он, как и все остальные зэки, оказался пропитан этой лепотой насильно («.. все уснули в чаду благовонном») и никакой любви к ней не испытывает.

В обоих произведениях высмеивается единение с властью: «Друг другу льем — беседа льется — благодать!» /5; 474/ = «И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!)^⁰. С таким же сарказмом описывается сама власть: «И исчез к палачу / Неоправданный страх, / Оказаться хочу / В его нежных руках» (СЗТ-2-468) = «Херувимы кружат, ангел выстрелил в лоб аккуратно» /5; 510/. А мотив нежности представителей власти (знакомый нам, в частности, по «Маршу футбольной команды “Медведей”»: «А впрочем, мы — ребята нежные») присутствует и в «Дне без единой смерти», где «тот свет» также контролируется властью: «И лился с неба нежный свет, / И хоры ангельские пели, — / И люди быстро обнаглели: / Твори, что хочешь, — смерти нет!»

В «Палаче» лирического героя казнят на этом свете, а в «Райских яблоках» его убивают и на этом, и на том. Причем в обоих случаях героя после его убийства хотят похоронить тайно: «А палач говорит: “Похороним тайком”» /5; 474/ = «Молчать негоже, братахороня\ <.. > Хотите тайно! — Ишь, чего удумали!» /5; 508/.

Различие же связано с отношением лирического героя к предстоящим пыткам. В черновиках «Райских яблок» он намерен сопротивляться: «Я не дам себя жечь или мучить» (АР-3-157), а в «Палаче» он воспринимает их с радостью: «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу, / Я крикну весело: “Остановись, мгновенье!”».

Следующая лагерная песня, которую необходимо сопоставить с «Палачом», — это «Побег на рывок» (1977): «Был побег на рывок, / Спурт отчаянный был» (АР-413) = «Я в отчаянье выл, грыз запястья в тщете» /5; 474/; «Прохрипел: “Как зовут-то / И какая статья?”» = «Когда я об стену разбил лицо и члены / И всё, что только было можно, прохрипел…» (АР-16-190); «Положен строй в порядке образцовом» = «“А грязи нет — у нас ковровые дорожки”»; «Псы покропили землю языками / И разбрелись, слизав его мозги» = «Чтоб не стать мне собачьей добычей гнилой, / Непригодное тело подцепят крюком» /5; 474/; «Там у стрелков мы дергались в прицеле» = «Я щекотки боюсь / И ногами сучу»; «Я нахально леплю, / Сам себя сатаня: / “Я не очень люблю, / Когда душат меня”» (АР-16-192) = «Приподнялся и я, / Белый свет стервеня, / И гляжу — кумовья / Поджидают меня» (обратим внимание на одинаковый стихотворный размер, подчеркивающий единство темы).

В ранней редакции «Палача» (1975) есть такие строки: «“Шприц — это мерзость, — посочувствовал палач. — / А может, сразу в переносицу кастетом?” — / “Когда мне больно, я люблю лежать со светом, / А если колют — шприц за ватою не прячь”.
– / “А кстати, друг, — осведомился мой палач, — / Какой оркестр предпочитаете при этом?”.
– / “Что ж, это ново — раньше лишь дрались кастетом. / Один замах — и кровь печется на губах”.
– / “Какую музыку поставить вам при этом?” — / “Бетховен — сильно, [Шуман — вяло]. Нет, скорее фугу — Бах”» (АР-16-186,192) [2382] ^{[2383] [2384] [2385]} .

2382

Приведем еще один зачеркнутый вариант: «Здесь не убийцы, чтоб орудовать кастетом, — / Кровь и без этого печется на губах. / “Какую музыку, — спросил он, — дать при этом?” / А если музыки захочется при этом, / У них коллекция — и Кальман есть, и Бах» (РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 1об.).

2383

Рубинштейн И. Ошибка Владимира Семеновича: повести и рассказы. Николаев: Наваль, 2009. С. 338.

2384

Как в стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «В глазах — по девять грамм свинца».

2385

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 4-5об.

Реплика героя «…я люблю лежать со светом» отсылает к интервью Валерия Янкловича для фильма «Французский сон» (2003): «.. пришло время, когда он мог спать только со светом. В доме его ночью всегда горел свет»7⁴². Что же касается вопроса палача «А может, сразу в переносицу кастетом?», то он напоминает действия власти в «Побеге на рывок»: «В лоб удар — я на этом, / В печень бьют — я на том» (АР-414); в «Охоте на волков»: «В лоб ударит картечь из двухстволки» (АР-2-126), — и в других произведениях, где она также избивает или убивает лирического героя: «И за это меня застрелили без промаха в лоб» («Райские яблоки»), «Хоть по лбу звездарез-ни\» («Ошибка вышла»; черновик /5; 381/), «Пусть лупят по башке нам, / Толкают нас и бьют…» («Баллада о манекенах»), «И в нос, в глаз, в рот, в пах / Били» («Знаю, / Когда по улицам, по улицам гуляю…»), «Он в лоб мне влепит девять грамм свин-ца»743 («Песня певца у микрофона»), «Жду– ударит свинец из двухстволки <.. > Залп — ив сердце, другой — между глаз» («Охота на волков»; АР-2-126), «По рогам ему и промеж ему» («Песенка про Козла отпущения»). Процитируем также стихотворение «Тушеноши» (1977), где палач действовал, «ударом в лоб скотину оглоуша» /5; 516/.

Представляет интерес и следующая строфа из ранней редакции «Палача», где палач обращается к герою: «Посчитаем ночь за три, / Споем, отдохнем — / Нам ведь все-таки завтра / Работать вдвоем» (АР-16-188), — перефразируя известное лагерное выражение «год за три», которое встретится и в черновиках «Побега на рывок», но уже от лица самого героя: «Где год за три, смотри! / Я на их уповал» (АР-4-14). Неудивительно, что в «Палаче» действие происходит именно в тюрьме: «Я стукнул ртом об угол нар и сплюнул зубы» (АР-16-188), «Завели необычный обычай в тюрьме»™, – как в песне «Ошибка вышла», где герою «стали мять бока / На липком топчане», да и сам он говорит: «Мол, я недавно из тюрьмы, / Мол, мне не надо врать» (АР-11-40).

В свете сказанного закономерным оказывается тождество образов палача и центрального персонажа стихотворения «Вооружен и очень опасен» (1976): «А может, сразу в переносицу кастетом?» (АР-16-192), «Раньше, — он говорил, — / Я дровишки рубил, / Я и стриг, я и брил, / И с ружьишком ходил» /5; 142/ = «Ружьем, кастетом и ножом / Он до зубов вооружен» /5; 417/; «Я — твой верный палач» /5; 139/ = «Палач, охотник и бандит. / Он — всё на свете, он следит» (АР-6-182). Кстати, и в черновиках «Палача» он тоже будет «следить» за лирическим героем: «Вы продолжайте заниматься вашим делом, / А я немного постою, понаблюдаю…» (АР-16-190).