Энергия страха, или Голова желтого кота

— Черт с ним, с Нумадом, — сказал Таган. Он принял позу Интеллигента В Раздумьях — положил ладонь на лоб, потом сжал большим и указательным пальцами подбородок. — Думаю, ты знаешь, что я готовлю новую постановку.

— Слышал.

— Мне поручили поставить спектакль из жизни Президента.

— Поздравляю. Но недавно прошел слух, что слово «спектакль» запретят, верно?

Таган сдвинул густые брови.

— Президент — наш Вождь. Про Вождя не спектакли разыгрывать надо, а только правду показывать. Что, если я доверю тебе роль отца Вождя?

Таган умолк, наслаждаясь произведенным эффектом. Любой должен быть счастлив, получив такое предложение. А уж Абдулла так и вовсе осыпан милостями. Вчера — роль Гюн-хана, завтра — роль отца самого Вождя.

Абдулла молчал, сам не понимая своего молчания.

— Ты в последнее время мне сильно не нравишься, — сказал Таган. — Какой-то стал безразличный ко всему. Как старый друг предупреждаю — нельзя быть безразличным в наше время!

Абдулла спохватился.

— Я не безразличный, просто устал, дочка растет, подростковые проблемы.

Как хорошо говорить, ни словом не соврав, — усмехнулся он про себя. — И не сказав и полслова правды.

— Нельзя быть безразличным, — вещал тем временем Таган. — Ты должен усвоить одну истину — сейчас пришло время национальных идей, пришло время, когда надо служить национальному интересу! Я сам, моя семья, моя Родина, мой народ, мой Вождь — это совокупные национальные ценности, одно от другого нельзя отделить.

Абдулла смотрел на него с интересом. Вот как заговорил Таган. Где только слова выучил. У них там, среди начальства, политические спецкурсы проводят, небось…

— Мы даже можем назвать Вождя диктатором, если это соответствует национальным интересам. Не надо этого бояться. На начальном этапе независимости диктаторы могут сыграть историческую роль. Главное — диктатор из своих, а не из чужих. Ведь «меч не режет собственные ножны». Только у туркмен нет такого слова и понятия — диктатор. Туркмены испокон называют своих национальных лидеров сердарами — то есть воителями, вождями. Мы ничего не придумываем — мы возрождаем национальные традиции. У истоков любой национальной идеи стояла великая личность. И наоборот — национальная идея выводит на арену истории большую личность. Даже Сталина создала идея. Видимо, умные люди поняли: не сотворив кумира, не удастся вести народ в нужном направлении…

Слова Тагана постепенно превращались в ровный шорох осыпи мелких камней. Вдруг перед глазами возник пестрый камень, который летел вниз. Абдулла знает, кто там стоит, внизу, а Таган не ведает…

— Ты слушаешь меня?

— Да, слушаю…

— И что скажешь?

— Вот думаю, а что если нам «Гамлета» поставить? Ты — хозяин театра, я еще не стар для роли Гамлета, и Офелия своя есть. Скажи Джамал — она в пять дней похудеет на десять кило. Поставим вопрос ребром: «Быть иль не быть?» Самое время в эпоху национального самосознания, как считаешь?

Таган, сжав губы, смотрел в упор.

— Ты это серьезно?

— Разве я похож на шутника?

— А знаешь, чем это пахнет?

— Не знаю. Запах другой?

— Это ты поймешь, когда тебя самого заставят нюхать.

— А что, и на «Гамлета» запрет?

— Сейчас не время вопросов — сейчас время ответов на вопросы! Какую идею собираешься ты выразить, сыграв Гамлета в стране, только обретшей национальную независимость?

Сейчас Таган вошел в образ Ленина. Таким, каким его изображал знаменитый актер. Засунув одну руку в карман брюк, прошелся до окна и обратно.

— А знаешь, кто твой Гамлет, если взглянуть на него с позиций XXI века? — спросил он.

— Ну-ну… — усмехнулся Абдулла.

— Террорист — вот кто!

Абдулла опешил.

— Да-да! — разгорячился Таган. — Конечно, с долей условности, но…

Таган выдержал театральную паузу.

— Шекспировский Гамлет хочет отомстить дяде. А твой Гамлет кому должен мстить? Мы прозевали караван, проходивший мимо нас. Когда мы на сцену выводили в качестве спасителя Назара Чагатаева, именно в это самое время нашу империю разрушали изнутри. Ушло время бесполезных поисков, сплетен, споров, которые способны отвлечь внимание от высоких целей! «Быть иль не быть?» Перед кем ты собираешься ставить вопрос? Народ не хочет задаваться пустыми вопросами, народ хочет спокойной жизни. Нынешний туркмен уже не тот средневековый туркмен с безумной отвагой и горячей кровью. Не знаю, на пользу это нам пошло или нет, но факт есть факт.

А ведь он в чем-то прав, думал Абдулла, покидая директорский кабинет и вспоминая сборище в поселке у железной дороги.

5. Солдат, сын артиста

Абдулла получил письмо от сына из армии. Обычно к нему ездила Сельби. На этот раз Хыдыр просил приехать отца. Значит, что-то случилось.

Абдулла был в войсковой части лишь раз, в самом начале службы. Поговорил тогда с командирами, они заверили, что к Хыдыру у них отношение особое, он и здесь будет работать по гражданской специальности. Так и сказали: по специальности. Сын прошлым летом окончил художественное училище, получил диплом оформителя сцены. Сам Абдулла в армии не служил, но по рассказам товарищей знал, что художников там ценят. Выкликали перед строем, и если призывник «по гражданской специальности художник», спрашивали: «Маркса — Ленина нарисовать сможешь? Тогда ступай в клуб».

Маркс — Ленин теперь на задворках, зато вместо них повсюду портреты Великого Яшули.

Абдулла сел в поезд вечером — и всю ночь промучился в душном купе. Вагоны старые, списанные еще при советской власти, окна наглухо заколотили зимой и поленились открыть к лету. Из туалета несет жуткой вонью. Наверно, поэтому приснилась ему очередь в это самое заведение, в основном из женщин. Увидев Абдуллу, они посторонились, пропустили его. Он вошел, думая, что там обычный туалет на одного, а оказалось — что-то вроде общественного сортира в парках культуры и отдыха, на десяток дыр в цементном полу, и сидят на них женщины. Но Абдулла не стесняется, садится рядом, одна из женщин даже пытается заговорить с ним. Но он не отвечает, выходит, как ни в чем не бывало, из кошмарного общественного сортира и у входа видит труп с разбитой головой. Тут же — увесистый пестрый булыжник, пестрый от пятен крови. Увидев его, Абдулла присмотрелся к трупу и с ужасом узнал в нем Великого Яшули! Бросился бежать, не помня себя, мчался так, что слышал из-под ног непрерывный стук. Сквозь морок сообразил, что это стук вагонных колес, и понял: приснилось…

И впервые подумал: а ведь у него, похоже, действительно крыша поехала. Только на чем? Ведь глупее не придумаешь. Какое ему дело до Великого Яшули. Кто он и кто Великий Яшули? Смешно.

Рано утром поезд пришел в областной центр. Отсюда до части — километров десять. Благо автобусов ждать не надо, потому что их нет — маршрут отменили после наступления независимости. Зато частники бросаются на каждого пассажира, как ястребы на зайца. Хорошо промчаться по утренней прохладе с открытым боковым окном, чтоб выветрило вагонную вонь из ноздрей, развеяло муть в голове.

Частник попался разговорчивый. Рассказывал, кем он был в прошлой жизни — инженером по механизации, имел работу, зарплату, авторитет. Сообщил, что войсковая часть в прежние времена была на особом режиме как засекреченный склад боеприпасов. Птица пролетит — лишится крыльев, дикий кулан промчится — останется без копыт. Двойное ограждение. Сейчас его просто растащили по кусочкам, разворовали и продали: столбы, провода, бетонные плиты… — все! Как говорится, досталась сумасшедшему похлебка!

Два изможденных, обтрепанных солдата вышли к Абдулле у железных ворот КПП — контрольно-пропускного пункта. Провели на территорию части. Остановились в тени дежурки.