Эоган О'Салливан

И надеюсь, что Цезарь мне тоже на помощь придёт.

Меж собой второпях познакомлю я Цезаря с Финном,

А Ахилла нашлю на фоморов, - ему не впервой,

Под конец же, на мастера глядя светло и невинно,

Я коварно ему залеплю панегирик любой.

На закате же дня я возьму свою плату без споров

И пристрою её под рубашкой на грязном шнурке,

И в прекрасном настрое отправлюсь обратно я в город

И, нигде не истратив шесть пенсов, приду я к тебе.

Ибо ты, как и я, мучим жаждой сильнейшей и стойкой,

Так что в паб у дороги зайдём мы с тобою вдвоём,

Щедро крикну я: Эля!– и вот уж напитки на стойке,

И ни в жизнь ни полпенни я не отложу на потом.

Это доконало Доннху, в особенности упоминание эллинов в его родословной, так что он даже встал, вытряхивая из волос солому, и, проклиная всё на свете, приделал к злополучной лопате рукоять вместо того, чтобы послать Эогана куда подальше.

* * *

Однажды вечером Рыжий Эоган, вымокший до нитки, вернулся с поля на ферму, где батрачил в то время. Ввалившись в дверь и особо не глядя по сторонам, он прошёл прямиком к огню, и стал вывешивать там свои мокрые чулки. А случилось так, что в тот вечер хозяин Эогана пригласил к себе священника, который отслужил уже службу и как раз принимал исповедь у домочадцев, отпуская всем грехи в домашних условиях, как это обычно делается у ирландцев. И вышло так, что чулки свои Эоган вывесил прямо под носом у святого отца, и его же он спокойно подвинул локтем, прокладывая себе путь к очагу. "А ну-ка кыш, кыш отсюда!
– задохнулся святой отец.
– Куда лезешь, убогий? Пойди-ка присядь там пока на торфе, горе луковое!" Эоган неохотно перешёл на сложенную в углу груду торфа на растопку, устроился на ней не спеша и невзначай заметил:

Меня не слишком тяготит убогий внешний вид,

А без причин надменный тон, как всякому, претит.

И если Сыном Божьим я, как Церковью, любим,

Я предпочту пересидеть на торфе встречу с ним.

Неверен взгляд, что денег склад приблизит вас к Христу:

Что в этой жизни ни скопи, всё это будет зря;

Был Лазарь точно так же мил Небесному Царю,

Как Александр, что покорил все земли и моря.

Все выслушали это в редкостном молчании, и, когда Эоган умолк, обескураженный священник спросил: "Как тебя зовут, сын мой?" "Вообще-то моё имя Эоган О'Салливан, - отвечал тот, - но иные из этих простых парней, не отягощённых образованием, зовут меня Рыжим Эоганом". "Ах ты, бедолага!
– сказал священник, приметив наконец, что с Рыжего Эогана течёт ручьями вода и что он будто бы даже посинел.
– Ну, Бог с тобой, иди к огню, погрейся".

* * *

У Эогана было доброе сердце, и если кому нужно было помочь, он никогда не заставлял просить себя дважды.

Кудрявая Сорха жила по соседству с той фермой, куда Рыжий Эоган нанялся подёнщиком. Однажды Эоган между делом обнаружил, подняв голову от притупившейся косы, что у Сорхи, видно, несчастье, раз она сидела на крыше и не хотела слезать оттуда, и всхлипывала, и шмыгала носом. Она и лестницу на крышу убрала, чтобы никто её там не побеспокоил, а всё же Эоган подпрыгнул, и подтянулся на руках, и в одну минуту оказался на крыше безо всякой лестницы. С гребня крыши открывались далёкие виды.

– Святая Тереза, что же делать!
– убивалась Сорха.

– А что такое?

– спросил Эоган, усаживаясь рядом на коньке крыши, поправляя ей сбившийся передник и расстёгивая пару крючков, чтобы ей было легче дышать.

– Отец ни за что не отдаст меня за Ларри Белоручку. Вбил себе в голову, что ему нужен зять, каких и на свете-то не бывает! А Ларри - совсем простой парень, куда ему сравняться с такими требованиями!

– Сорха, сердце моё, доверься мне, - чего твой папаша хочет?
– добивался Эоган, вытирая ей слезу подолом своей рубахи.

– Спятил старик, - всхлипнула Сорха.
– Хочет, чтобы его зять, уж не знаю только, где такой отыщется, говорил по-английски!

– Фью-ю-ю!
– присвистнул Эоган.
– Вот это незадача! А Ларри - парень простой, говоришь?

– Простой, но честный, - завывала Сорха, прислонясь к Эогану.
– Отродясь у нас в семье никто не говорил на саксонском этом английском, прости Господи, и век бы без него прожили, - так нет, отцу как вожжа под хвост попала! "Сам, - твердит, - не знаю, так пусть хоть мои внуки говорят, как люди, а не на гнусном ирландском, которого в приличных домах и не слыхивали!"

– Я понял, - сказал Эоган.
– Я навещу завтра старого Шемаса. Что мне перепадёт, если я устрою так, что папаша примет Ларри с распростёртыми объятьями?

– Поцелуй, - сказала Сорха, смекнув, что намерения Эогана простираются именно в эту сторону.
– Хороший, добросовестный поцелуй минут на пять, - пояснила она, всмотревшись в выражение лица Эогана, больше всего напоминавшее кислую мину.

– A chuisle mo chro'i [3] , - быстро сказал Эоган, - ночь в твоей спальне, и ни пенсом меньше, или всякий сочтёт меня в этом деле бескорыстным болваном и вообще идиотом, это разнесут по всему Керри, Корку и графству Клэр, и кончится тем, что я прославлюсь как недоумок в самом Дублине.

3

сердце моё (ирл.)

– Что ты имеешь в виду под ночью в моей спальне?
– осерчала было Сорха.

– Не то, что ты думаешь, a chail'in 'o [4] , - отвечал Эоган.

– Нелегко нынче найти надёжного человека в зятья, - закинул сети Эоган. Старый Шемас с жаром подхватил эту мысль, Эоган же, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, помалкивал до той поры, покуда не прозвучало ясно и отчётливо слово "B'earla", которым ирландцы называют английский язык. Тогда он приоткрыл один глаз.

4

милая моя (ирл.)

– Есть у меня на примете один паренёк, - лениво отозвался он.
– Такого английского, как у него, ты отродясь не слыхивал. Я ручаюсь, что такого английского нету и в самом Лондоне. Да что в Лондоне! Провались я на этом месте, самому королю Георгу не снился такой английский!

Медленно и осторожно, со множеством обходных манёвров, как всегда и ведётся в Керри серьёзный разговор, Шемас дал понять, что он бы не прочь познакомиться с этим восьмым чудом света.