Эпоха стального креста
Шрифт:
Мотив этого отчаянного поступка испанца я так и не понял до конца. Наверное, врожденное чувство гордости не позволило бы ему показаться на глаза братьям униженным новоиспеченным предателем и дезертиром. Карлос предпочел смерть – смерть с оружием в руках... Еще один судьбоносный выбор за и без того кровавое утро...
Пожилому Охотнику в расторопности мог бы позавидовать и любой из молодых. Мгновение ока – и его револьвер уже смотрел мне в лицо...
Находись сейчас мои пистолеты в кобурах, и короткая история отступничества Стрелка на этом печально бы завершилась. Но оба «глока» удобно лежали
Карлос был еще жив, когда мы с Гюнтером склонились над ним. Он кашлял кровью из пробитых шестью пулями легких и порывался встать, но только беспомощно греб по песку рифлеными подошвами ботинок. Пальцы его шарили по земле, ища оброненный револьвер, а глаза, уже подернутые туманной дымкой, смотрели сквозь нас на затянутое тучами небо.
– Стрелок, – прохрипел Гонсалес, – будь ты проклят навеки, крысиный выкидыш...
– Прощай, Матадор, – ответил я ему, но он уже навряд ли меня понимал. – Ты умер как истинный Охотник. И, амиго, не говори обо мне Господу слишком уж много плохого.
Седьмая пуля в лоб избавила Гонсалеса от предсмертных мучений.
– Проклятие умирающего, – заметил я Гюнтеру, – превосходное пожелание счастливого пути.
– Лучше... не придумаешь, – согласился он.
– Матерь Божия! – донеслись до нас откуда-то из-под «хантера» громкие всхлипывания. – Пресвятая мадонна!..
Магистр Конрад стоял на четвереньках и трясся, словно перепуганная грозой овца, размышлявшая, в какую сторону следует метнуться для пущей безопасности, если торчишь в самом центре открытого загона. Мелкий прыщ, предавший Очищению неимоверное количество душ, теперь и сам оказался в роли молящей о милосердии жертвы.
Мы с Гюнтером переглянулись. Германец, скуксив кислую мину, промолвил:
– А вы уверены, что с него... будет хоть какая-то польза? Может, его это... того?
И большой палец великана прошелся по кадыку.
– Ни в коем разе! – нахмурив брови, покрутил я головой. – Как сказал бы Михаил, нечего раньше времени выбрасывать наш единственный козырь...
...Жаль, что так и не успел проститься с русским. Если кого-то из моих отныне бывших собратьев и можно было называть настоящим братом, то только его. Ну и огребет же он из-за меня неприятностей после того, как все станет известно...
– Наверняка этот козырь... жрет больше нас с вами, вместе взятых, – не одобрявший данный пункт моего плана Гюнтер привел вполне разумный, но не повлиявший на мое мнение довод. – Вот увидите, сами пристрелите его через пару дней...
Завидя, что два свирепых, только что уничтоживших четверть Пятого отряда, включая и его командира, человека шагают к нему, Конрад, не вставая с четверенек, развернулся к нам задом и, если, конечно, можно так выразиться, пополз наутек, ежесекундно озираясь через плечо.
– Один момент, ваша честь, – остановил я магистра, наступив на край волочившейся по земле полы его балахона. – Прошу обратить внимание – вы удираете совершенно не туда. В той стороне залив Сен-Мало. Нет, хотя, возможно, ваша честь – превосходный пловец и я зря беспокоюсь...
– А?.. Что?.. – Конрад продолжал шлифовать коленями
песок, но, удерживаемый моим ботинком, не смог продвинуться ни на йоту. – Отпустите меня, я уже ухожу. Я ничего не видел, и меня здесь не было. Вы не знаете магистра Конрада, магистр Конрад не знает вас...– Увы и ах, мой плохо питавшийся в детстве друг, – горестно вздохнул я, – вынужден вас огорчить – вы едете с нами.
– Что вы, что вы, – нервно захихикал едва живой от ужаса коротышка, – в джипе меня укачивает, и я заблюю вам все сиденья...
– Нагадишь – заставлю подлизать языком! – Гюнтер сел перед ним на корточки. – Помнишь меня, малорослый ублюдок?
– Как же, как же, – затряс подбородком Конрад. – Вы есть тот самый разлюбезнейший брат Гюнтер, что некогда нашел мою утерянную по рассеянности печать!
– Гляди-ка, не забыл! – осклабился громила. – Я ползал перед тобой на коленях, роясь в дерьме словно... навозный жук!
– Не утрируйте, милейший, – магистр предпринял попытку отступления задним ходом, но огромная рука германца уже крепко держала его за капюшон балахона. – Вспомните-ка: там ведь была очень даже чистенькая и зелененькая травка...
– Это не меняет сути! – Гюнтер встал, приподнял за собой вырывающегося Конрада и занес свободную руку для затрещины, что при сравнении габаритов обоих вызывало серьезные опасения. – Сейчас я тебя самого... утрирую как Господь черепаху!
– Даже не думай, Гюнтер! – пригрозил я германцу. – Ну-ка опусти его честь на землю, и проваливаем отсюда поскорее – время нам не союзник!
Гюнтер разочарованно поморщился и разжал пальцы, отчего Конрад вновь воткнулся локтями и коленями в песок.
– Жаль, – пробурчал германец, все еще не сводя хищного взгляда со сжавшегося коротышки. – Давно хотел это сделать... Скажи спасибо брату Эрику, мелкая сволочь...
– Ваша честь, – снова обратился я к Конраду. – Прошу вас, не вынуждайте нас к насилию – пройдите в «хантер»...
– А может быть, все-таки отпустите? Смею повторно вас заверить, что буду лишь никчемной обузой! – В глазах магистра было столько мольбы, что она растопила бы сердце самого Циклопа. Но только не наши...
– Ни в коей мере, ваша честь, – опечалил я Конрада. – С нами вам суждено будет исполнить самое важное дело в жизни, а именно: наконец-то по-настоящему спасти ни перед кем не виноватые чистые души. Я бы гордился на вашем месте.
– А можно, я лучше помолюсь за них где-нибудь здесь, в уединении?
– Нельзя! – рявкнул Гюнтер. – Резче отрясай свои тряпки и бегом марш в «хантер»!
До Конрада наконец дошло, что вляпался он по-крупному. Но ни ныть, ни снова перечить бедолага не стал, а лишь потупил взор и поплелся выполнять данный ему приказ. А пока он брезгливо выколачивал песок из складок балахона, мы с Гюнтером собрали все лежавшее на берегу оружие.
Через двадцать минут мы были далеко от места кровавой утренней трагедии. Петляя по узким проселкам, наши «хантеры» (Гюнтер вел джип Пятого отряда, а на заднем сиденье у него болтался связанный для проформы магистр Конрад) неслись в заранее оговоренном нами направлении – на юг к Ренну, – стараясь побыстрее скрыться от ставших ненавистными для всех нас холмов.