Эпоха тумана
Шрифт:
– Лейзенберг сказал, что если бы я не была столь уникальной, то от такого выстрела умерла бы через тридцать минут. Истекла бы кровью и всё. Наступил бы конец. Ты дала своему сыну тридцать часов, чтобы привести меня сюда. Я даю ему тридцать минут, чтобы найти тебя и спасти… если он того пожелает.
Катарина больше не может говорить, кровь с бешеной скоростью покидает её тело, а Лекса со слезами на глазах смотрит на умирающую женщину. Ей не жаль Катарину, вовсе нет. Ей жаль то существо, в которое она превратилась. И скорее всего обратного пути к милой и доброй девушке больше нет.
Тем временем Закари
Кто-то сдается, кто-то бьется до последнего. Отсек за отсеком. Этаж за этажом. Каждый чертов квадрат Статуи Свободы проверяется. Всех ученых сгоняют в одно помещение, из которого совсем недавно увезли Алекс. Там-то Закари и находит машину, а на водительском сиденье обрезки белого пластика.
Все это продолжается несколько часов.
Когда Закари снова возвращается в кабинет Катарины, то находит её там лежащей на полу в луже крови и с полуприкрытыми глазами. Лекса не двигаясь сидит на столе и смотрит на дело своих рук.
Когда Закари делает шаг к ней, она поднимает взгляд и шепчет:
– Я не сдержала слово.
Слезы на её щеках уже давно высохли. Краснота глаз прошла. Сейчас она выглядит как сумасшедшая, которая совершила убийство и не может уйти с места преступления, потому что ей тут слишком нравится.
Закари никак не комментирует это и кивает на место, куда стрелял.
– Как ты?
– Уже почти не болит.
Лекса снова опускает взгляд на тело Катарины.
– Ты всё сделала правильно, – говорит Зак, и Лекса тут же вздергивает подбородок.
– Но она твоя мама, – шепчет девушка.
– Когда-то была ею.
И если бы Лекса этого не сделала, не факт, что Закари бы смог.
– А теперь собирайся, тебя увезут обратно к сыну.
– Все получилось? – спрашивает Лекса и соскальзывает со стола.
– Более чем. У них тут было слишком мало военных. Мы ещё ждем тех, кто прибудет на остров с материка, – говорит Закари и в это время дверь кабинета снова открывается. На пороге возникает Робин.
Он с печалью смотрит на Катарину. Он никогда не был её другом, но знал жену лучшего друга хорошо. Не сложно было догадаться, что она не доживет до преклонного возраста.
– Алекс где-то там, – шепчет Лекса.
Зак утвердительно кивает.
– Я знаю. Собирайся. Доминик ждет тебя.
При имени своего сына Лекса улыбается и клянется себе, что будет для него той матерью, которую он заслуживает. Любящей и нежной в мирное время, дикой и необузданной в моменты страха и ужаса.
Она бросает последний взгляд на тело Катарины. Лекса никогда не будет такой. Никогда. Нет ничего хуже для матери, чем потерять ребенка. Пусть дети Катарины и живы, но она их всех потеряла задолго до того, как поняла это.
Робин окликает Зака, и тот останавливается.
– Там на материке мы кое-кого нашли, – говорит Робин и улыбается. – Я пытался связаться по рации, но ты не ответил.
– Ты снова нашел Алекс?
– Так точно.
Уже через двадцать минут Лекса улетает на вертолете по направлению к своему сыну, а Закари отплывает на катере в сторону Манхэттена к своей королеве.
Глава одиннадцатая
Я
устала ждать.Это невыносимо тяжело. Осознавать, что Зак так близко, но находится в опасности. С тех пор, как основная часть солдат девятки уплыла на остров, прошло слишком много времени. Я уже успела поспать на заднем сиденье одной из машин. Поела, снова вздремнула. А проснувшись, обнаружила возле автомобиля ботинки, они немного великоваты, но я не возмущалась, а была несказанно благодарна. Моя исстрадавшаяся нога улыбнулась бы, если б могла.
Со мной осталось пять человек. Робин заверил меня, что они отличные солдаты и отдадут жизнь, лишь бы спасти меня от любой опасности. И я ему верю, если Зак доверяет этому человеку, то и я тоже. Но я не хочу, чтобы кто-то отдавал за меня жизнь. Достаточно и того, сколько людей уже погибли, сложили головы из-за своих амбиций, глупости и недальновидности.
Почему же люди продолжают уничтожать друг друга? Нас и так осталось слишком мало, а единственное, для чего влиятельные личности сражаются, так это власть. Кому нужна власть над пепелищем разрушенного мира? Чем править? Кем и ради чего?
Все это настолько бессмысленно, но мы этого словно не видим.
Надеюсь, придет то время, когда остатки человечества соберутся вместе и дадут отпор не друг другу, а зараженным.
Все это мысли, которым никогда не суждено стать реальностью. Такова человеческая натура. Мы будем страдать, но не отступимся от гонки за блага. Будем погибать от своих же амбиций, но абсолютного мира на земле не будет. Да вроде и не было никогда.
Не хочу думать об этом, снова бросаю взгляд в сторону воды, но там по-прежнему никого нет.
Если быть честной, то я даже не помню, как зовут троих из пяти военных. Они всегда находятся немного в стороне. Обходят ближайшие окрестности, а вот двое постоянно рядом со мной. Кайл тихий и практически незаметный и более разговорчивый Уилл. Вот именно Уилла я и попросила переместить Эшли из одной машины в другую. Сначала парень не понял моего негодования. Я же не могла смотреть на внедорожник, в котором сидел Эшли, его руки и ноги были скованы наручниками и попытки побега оказались бы для него фатальными, но я захотела, чтобы он страдал. Ублюдку слишком комфортно.
В итоге Уилл пошел мне навстречу и скрутил Эшли в коральку, в прямом смысле этого слова, он связал его так, что ботинки ученого практически касались его затылка. А потом его переместили в багажник. Долгое время Эшли бился в своем заточении, чем изрядно бесил всех вокруг. Я нашла в его кармане лекарство, которое ублюдок хотел снова ввести мне по возвращению на остров. Но нет, эту порцию я полностью дарю ему. Вколов ему в ногу психотроп, я беззвучно закрыла багажник, помахав при этом Эшли пальчиками "пока".
Больше из багажника мы не слышали ни единого звука.
– Может, он там уже откинулся? – предполагает Уилл, облокотившись о багажник и слегка постукивая по металлу.
– Надеюсь на это, – отвечаю я, всё продолжая вглядываться в сторону воды.
– У тебя с ним личные счеты?
Бросаю на Уилла короткий взгляд и киваю. Нет смысла скрывать, что в багажнике мы заперли не хорошего человека, а отвратительную дрянь.
– Очень даже.
– Могу сломать ему пару пальцев, – предлагает он.