Еретическое путешествие к точке невозврата

– Мужчина, – кивнул комендант, – а какая тебе разница?

– Так если мужчина, значит, сначала его надо будет оскопить, – невозмутимо пояснил Людвиг, – а уж потом – колесование и сдирание кожи заживо. Ежели это была бы женщина, тогда, значит, сначала отрезание грудей…

– А он, ну, это, не помрёт после оскопления? – с сомнением спросил комендант.

– У меня не помрёт, – заверил палач, – я своим ремеслом почитай тридцать лет занимаюсь. Ещё можно сварить казнимого в масле, но сейчас холодно, надобно будет много дров, да и масло стоит недёшево. Распинание может вызвать ненужные ассоциации. Иногда практикуется посажение на кол и…

– Достаточно! – прервал его слегка побледневший комендант, которому предстояло руководить казнью, – делай, как сказал сначала.

– То есть оскопление, колесование и сдирание кожи?

– Да, да, вот тебе задаток! – сказал Берлепш и бросил на стол мешочек с монетами. – Когда всё будет готово?

– А где будем казнить, в замке или в городе?

– В замке, и чтобы никаких посторонних! В городе о казни, смотри, молчок!

– Господин комендант, я тружусь в Айзенахе вот уже пятнадцать лет, и никто не был в обиде на мою работу! Даже казнимые, – ухмыльнулся Людвиг. – Я знаю, что такое важная государственная тайна.

– Вот и хорошо, – облегчённо вздохнул комендант, – так когда будем казнить?

– Сегодня десятое, – стал загибать пальцы палач, – две виселицы надо изготовить и установить, колесо у меня есть, делать не надо, помост сколачивать будем?

– Нет, зачем? Зрителей же не будет.

– А, ну да, я и забыл. Можно тринадцатого на рассвете, но тринадцатое – нехорошее число, лучше четырнадцатого.

– Боишься, что тринадцатого осуждённым не повезёт? – захохотал комендант, – какая, ну, значит, это, трогательная забота!

Вольфгер от приступа комендантского юмора поморщился.

– В общем, решено: тринадцатого! – сказал Берлепш палачу, – и не затягивай дело!

– Слушаюсь, – поклонился тот, – но позвольте дать один совет. Главного приговорённого в оставшиеся дни кормите получше.

– Это ещё зачем?

– А чтобы на экзекуции дольше продержался, – невозмутимо пояснил палач. – Слабый помрёт быстро, и все старания напрасно. А сейчас позвольте мне откланяться, надо идти к плотнику.

– Постой-постой, Людвиг, ну, значит, это, о чём я ещё хотел тебя попросить-то? – поспешно сказал комендант, – чуть, понимаешь, не забыл! Спина же у меня, спина! Видно, от сырости – ноет, сил нет, особенно ночью. Уж и примочки делал, и камни тёплые прикладывал, ничего её, заразу, не берёт! А вы, палачи – костоправы отменные, это все знают. Может, по дружбе помнёшь спину, а?

– Конечно, господин комендант, о чём разговор? Пойдёмте, посмотрим, что с вашей спиной. У меня рука лёгкая, это все говорят, ничего даже и не почувствуете!

Палач хихикнул, а Берлепш радостно заржал.

***

После ужина в комнату Вольфгера, который, лёжа на кровати, мирно беседовал с Утой, ворвался возбуждённый гном. Постучать он, как обычно, забыл.

– Ну, у меня всё готово, – сообщил он, потирая руки. – Предупреди эльфийку.

– Что, прямо сейчас идти? – недовольно спросил Вольфгер, которому лень было выходить из тёплой и уютной комнаты.

– Нет, сейчас ещё рано, это ночная магия, пойдём ближе к полуночи. Я просто зашёл, чтобы предупредить вас, – пояснил гном.

– Ну, так сходи к эльфийке и предупреди её сам. Отца Иону не тревожь, пусть спит, обойдёмся без него. И в следующий раз, когда придёшь, не забудь постучать, понял?

– Понял, ваше баронство, – скорчил рожу Рупрехт, сделал рукой неприличный жест и стремительно выскочил за дверь, поскольку Ута швырнула в него туфлей.

– Вот ведь маленький мерзавец! – сказала девушка, – теперь за ней по холодному полу шлёпать.

Вольфгер встал, чтобы подобрать туфлю. Этим немедленно воспользовался Кот, который прыгнул на постель, развалился на месте Вольфгера и демонстративно закрыл глаза. Ута засмеялась, взяла Кота и посадила его к себе на колени. Кот выгнулся дугой, потоптался, устроился поудобнее и замурлыкал.

– Куда это нас зовёт Рупрехт? – спросила Ута, почёсывая Кота за ухом.

– Нашёл в замке алхимическую лабораторию, хочет открыть Врата, чтобы сплавить Алаэтэль обратно в её мир.

– А ты этого не хочешь? – с непонятной интонацией спросила Ута.

– У-у-у, фройляйн, вы никак опять меня ревнуете? Разве я давал повод?

– Не увиливай, просто ответь.

– Пожалуйста. Я вовсе не прочь, чтобы она вернулась в свой мир, но вот способ… Понимаешь, я опасаюсь шкодливых рук нашего гнома. В монастыре я видел, на что способны созданные им артефакты. Ему ничего не стоит разнести замок до голой скалы, да и от нас хоронить нечего будет.

– Колдовство вообще дело рискованное, – пожала плечами Ута. – Занимаясь магией, всегда ходишь по самому краю, за которым – бездна. К этому просто надо привыкнуть.

– То есть ты считаешь, что Рупрехту надо дать возможность попробовать?

– Конечно. Где мы возьмём ещё одного мага? Не может же эльфийка вечно таскаться за нами!

Вольфгер вздохнул и молча откинулся на подушку, заложив руки за голову.

– Почему ты молчишь? – подозрительно спросила Ута. – Вообще, в последнее время ты стал какой-то колючий, замкнутый, неласковый. Что с тобой? Я что-то сделала не так? А может, я просто надоела? Тебе стоит только сказать, и я навсегда исчезну из твоей жизни.

– Знаешь, Ута, – нехотя сказал Вольфгер, – сегодня в замок приходил палач. Через два дня в замке казнят Штюбнера и его людей.

– Ну и что? Ясно же, что эти люди обречены. После всего, что они натворили…

– Понятное дело, но я не о том, – досадливо поморщился Вольфгер, – как бы объяснить? Палач – он такой… такой… ну, обыкновенный, добропорядочный бюргер, наверное, хороший отец семейства, игрушки детям покупает. И вот они с комендантом обсуждали, как со Штюбнера заживо будут сдирать кожу, примерно как с поваром обсуждают меню рождественского ужина.

– Я и не знала, господин мой, что ты такой чувствительный, – холодно удивилась Ута. – Когда вас с гномом чуть не убили в монастыре, никто из банды Штюбнера не страдал приступами гуманизма. А про рану монаха ты уже забыл?

– Не забыл, но всё же…

В коридоре кто-то раскатисто чихнул.

– Вот, слышишь? – поднял палец Вольфгер, – уже гном явился, значит, пора нам собираться. Накинь тёплый плащ, а то Рупрехт жаловался, что в лаборатории сыро и холодно.

В комнату, опять забыв постучать, ввалился гном. Он непрерывно чихал и вытирал нос рукавом. Следом за ним вошли Алаэтэль и Карл.