Еретическое путешествие к точке невозврата

Отец Иона не участвовал в разговоре. Весь день он неважно себя чувствовал, потирал грудь и морщился. Вольфгер с тревогой поглядывал на старика.

– А где же мы будем ночевать? – поинтересовалась Ута, – здесь, поди, и постоялого двора нет…

– Зайдём в любой брошенный дом, – пожал плечами Вольфгер, – всё равно, в какой, лишь бы крыша над головой была. Думаю, хозяева на нас не обидятся, если вернутся и обнаружит свой дом занятым, ну, а если обидятся, заплатим им за постой.

– Не вернутся, – со знанием дела объявил Рупрехт, который уже успел осмотреть ближайший двор и даже сунуть нос в дом, – уехали не торопясь, вещи вывезли подчистую, дрова и сено – и те забрали и пол подмели, ни щепочки, ни соломинки…

– А чем же мы печь топить будем? – не унималась Ута, – надо ужин приготовить, есть ужасно хочется.

– Дерева кругом полно! – беспечно сказал Рупрехт, – можно, например, забор разломать. Колодец здесь недалеко, я видел.

– Ну, что ж, устраиваемся, – облегчённо сказал Вольфгер. – Но спать будем по очереди. Кто хочет первым дежурить?

***

Утро следующего дня выдалось холодным и туманным. Волглая сырость сочилась в щели нетопленого дома, забиралась под одежду, разгоняя сладкий утренний сон.

Вольфгер проснулся, размял затёкшие от сна на полу руки и ноги и огляделся. Ута и Алаэтэль лежали в разных углах комнаты, укрывшись плащами, гном похрапывал, раскинув руки, отец Иона полусидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене. Карла не было видно.

Стараясь не шуметь, Вольфгер вышел во двор. К нему подошёл оборотень.

– Доброе утро, господин барон.

– Доброе утро, Карл, – кивнул Вольфгер, пряча в кулак зевок и ёжась от холода, – всё спокойно?

– Вроде да, с рассвета тихо, как на погосте, по улице никто не проходил. Нам пора идти?

– Да, Карл, давай поторопимся. Вдруг Трухзес решит дать сражение сегодня?

– Завтракать будем?

– Потом, сейчас не до еды. Пойдём, разбудим монаха и отправимся на поиски Мюнцера.

Вольфгер вернулся в дом, нагнулся над отцом Ионой и положил руку ему на плечо.

– Отец мой…

Монах открыл глаза.

– Просыпайся, отец мой, нам надо найти Мюнцера и побыстрее исчезнуть из этого города.

Отец Иона болезненно сморщился:

– Вот что, Вольфгер… сынок… Ты иди… вместе с Карлом… А я лучше полежу здесь, хорошо? А ты потом мне всё расскажешь…

Вольфгер нахмурился:

– Тебе нехорошо?

– Так… Ничего особенного… Ты не беспокойся… Не думай обо мне… Идите…

Вольфгер пригляделся и увидел, что за ночь лицо старого монаха посерело, глаза запали, а губы приобрели синеватый оттенок.

– Ута, – позвал он, – посмотри, что с отцом Ионой, он даже говорит с трудом.

Ута выбралась из-под плаща, присела возле монаха и взяла его за запястье. Вольфгера болезненно кольнул вид исхудавшей старческой кисти с безвольно распущенными пальцами.

– Говорю же, со мной всё в порядке! – попытался повысить голос отец Иона и тут же схватился за грудь.

Ута порылась в своём мешке, отлила из склянки в кубок какое-то снадобье, развела водой и дала монаху. Отец Иона выпил и закрыл глаза. Вольфгер поймал взгляд Уты и кивнул на дверь. Они вышли на крыльцо.

– Что с ним? – спросил Вольфгер.

– По-моему, что-то с сердцем.

– Это опасно?

– В его возрасте всё опасно, – вздохнула девушка, – мы с Алаэтэлью сделаем всё, что сможем, но…

– Он не умрёт, пока мы ищем Мюнцера? Что-то он совсем неважно выглядит.

– Ответ на этот вопрос знает только Господь, могу только сказать, что в данный момент он не умирает.

Вольфгер обратил внимание, что после того, как на Броккене Ута была лишена дара ведьмы, она стала упоминать имя Бога, чего не делала никогда раньше.

– Ох, как мне не хочется идти… – пробормотал барон, – но надо, надо! Дьявольщина!

– От того, что ты будешь сидеть рядом с отцом Ионой, ничего не изменится, ты всё равно не сможешь помочь ему. Делай что должно, и будь что будет, – непривычно жёстко сказала Ута.

Барон подавил вздох, махнул рукой поджидавшему его во дворе Карлу и вышел на улицу.

***

Около городской кирхи Вольфгер заметил дом, у дверей в который скучал часовой – крестьянин с рогатиной. Металлического наконечника у рогатины не было, деревяшку просто обстругали и обожгли на костре.

– Наверное, это здесь, – сказал Вольфгер и подошёл к часовому.

– Эй, приятель, послушай-ка, мне нужен проповедник Томас Мюнцер, он здесь?

– Здеся… – угрюмо ответил часовой.

– Пропусти нас к нему.

– Благородным не велено!

Часовой попытался направить рогатину на Вольфгера, но древко оказалось слишком длинным и упёрлось в стену.

– Почему не велено? Кем не велено?

– Не велено и всё тут! – решительно повторил часовой.

– Тогда позови караульного начальника!

– Как же я его позову? Ежели я пойду за начальником, вы в дом и вопрётесь.

– Ну, так крикни ему!

– Не-е… Не услышит он, он на чердаке с женой дрыхнет… – сказал часовой и почесал ногу об ногу.

– Что же делать? – растерялся Вольфгер, но тут на помощь пришёл Карл.

– Слышь, брат, вот я – не благородный?

– Ну, кажись, нет – с подозрением ответил часовой, – и чё?

– Чё-чё… Давай так сделаем: я за тебя покараулю, а ты за начальником своим сбегаешь, мне-то ты доверяешь? Я же свой!

Часовой тяжко задумался. Мыслительный процесс у него сопровождался сопением, чесанием в затылке и топтанием на месте. Наконец, он выдавил:

– Ну, ин ладно… держи рогатину!

Карл, пряча усмешку, принял оружие и встал в дверях.

Ждать пришлось долго. Вольфгер уже собирался плюнуть на караульного начальника и «впереться в дом» без разрешения, как вдруг из тёмного коридора появился часовой, забрал у Карла рогатину и буркнул, пряча глаза:

– Ладно, идите. Начальник сказал: можно. Вы это, ну, не серчайте на меня…