Еретическое путешествие к точке невозврата

Люди на пристани суетились, пытаясь образовать некое подобие боевого строя. Больше всех суетился и командовал щуплый человечек в плохо подогнанных, нечищеных латах.

– Эй, вы, что вам надо? – крикнул Вольфгер.

Человек в латах обернулся на голос барона и прокричал неожиданный вопрос:

– Медикус среди вас есть?

– Ну, есть, – удивлённо ответил Вольфгер, – а что надо-то? Из-за этого Эльбу перегораживать? Смотрите, я ведь доложу архиепископу!

Латник выронил меч и неожиданно бухнулся на колени:

– Ради всего святого, помогите! Мой отец, барон Фюрстенберг… Ему очень плохо!

Вольфгер переглянулся с Алаэтэлью и Утой, которые вышли из каюты и с удивлением смотрели на разворачивающееся действо.

– Ладно, – крикнул Вольфгер, – только пусть ваши люди бросят оружие!

Сын барона Фюрстенберга заорал на своё воинство. Мужики, поняв, что драка отменяется, с радостью побросали топоры и пики и кинулись помогать барочнику швартовать его посудину.

Когда барка была надёжно закреплена у причала и на берег сброшены сходни, Вольфгер громко сказал:

– Карл, ты всё равно пока далеко ходить не можешь, останешься на барке и проследишь, чтобы её хозяин не вздумал сбежать с нашими лошадьми и припасами.

Выражение горькой обиды на лице барочника сказало Вольфгеру, что он попал в точку.

– Рупрехт, ты тоже останешься с Карлом. В кости разрешаю играть только по маленькой. Вздумаешь жульничать, смотри у меня!

Гном в ответ скорчил рожу, достойную заправского шута.

– Ута, скажи Коту, чтобы остался на барке, а то, если ты вступишь в замок с котом на плече, его обитатели тебя могут неправильно понять.

Ута поискала глазами Кота, но тот, не обращая внимания на хозяйку, вылез из трюма, махнул на борт, с него перепрыгнул на берег и беззвучной чёрной молнией канул в кустах.

– Ну всё, у местных кошек сегодня ночь плодородия! – усмехнулся Карл.

Барон спрыгнул на берег и подошёл к латнику. Вблизи им оказался высокий, по-юношески нескладный подросток, нацепивший на себя старомодные, видимо, отцовские доспехи, которые ему были явно велики и которые он даже не сумел толком подогнать под себя.

– Ну, так что случилось? – спросил Вольфгер, – по какому праву вы перегородили Эльбу?

– А что мне оставалось делать? – ответил юноша. – Мой благородный отец, барон Гуго фон Фюрстенберг уже давно недужит, а в последние дни ему становится всё хуже и хуже. Раньше к нам хоть приходили святые братья из монастыря ордена госпитальеров, но в последнее время… Вокруг замка неспокойно, а у нас нет дружины, чтобы усмирить бунтующую чернь, вот братия и затворилась в стенах монастыря. Монахи не выходят и никого к себе не пускают. Вот матушка и велела мне найти медикуса любой ценой… Господа мои, дорог каждый миг, Иисусом Христом заклинаю, поспешим, ибо боюсь я, что не застанем отца в живых…

– Далеко идти? – спросил отец Иона.

– Какое там далеко! – воскликнул юноша, – вон же башни нашего замка видны из-за деревьев!

– Тогда пошли, – сказал Вольфгер.

Берег около пристани был довольно крутым, а тропинка – глинистой и скользкой, поэтому подняться наверх стоило изрядных трудов. Молодой человек, назвавшийся Августом Фюрстенбергом, поскользнулся в непривычных латах и, грохоча железом, покатился вниз. Вольфгер поймал его за кольчужный капюшон в последний момент.

– Тысяча извинений, благородный господин, – смутился Август, стирая грязь с доспехов пучком пожухлой травы.

– Я – барон фон Экк, – представился Вольфгер.

– О, господин барон, какая честь, – низко поклонился юноша, рискуя опять загреметь со склона, – а ваши прекрасные спутницы и святой отец?

– Мой капеллан, отец Иона, госпожа Ута, госпожа Алаэтэль, – представил Вольфгер.

Август взглянул на эльфийку и залился краской. Ута усмехнулась.

К замку вела заросшая травой тропинка, не замощённая камнем, поэтому приходилось обходить лужи и островки грязной, раскисшей земли.

Замок, с реки выглядевший более-менее прилично, вблизи оказался изрядно запущенным и частично разрушенным. Ров вокруг него давно пересох и был завален мусором, зубцы стен частично обрушились, подъёмный мост врос в землю, а цепей не было вовсе. Наверное, их и сняли, чтобы перегородить Эльбу. «М-да, раубриттеры [62] недоделанные», – усмехнулся про себя Вольфгер.

Замковый двор выглядел таким же грязным и запущенным, как стены и ров.

На ступенях лестницы, ведущей во дворец, появилась женщина в глухом чёрном платье и в чёрном чепце, из-под которого выбивались седые пряди.

62

Раубриттер(нем. raubritter) – рыцарь-разбойник или барон-разбойник. В XV-XVI веках в континентальной Европе представляли серьёзную опасность для путешественников.

– Моя матушка, баронесса Ульрика фон Фюрстенберг, – церемонно представил её гостям юноша.

– Ну, Август? – нетерпеливо спросила баронесса, – привёл?

– Привёл, матушка, – кивнул юноша. – Фрайхерр фон Экк, госпожа Алаэтэль, госпожа Ута, отец Иона, – представил он гостей.

– И кто же из них врачеватель?

– Эти благородные дамы и я, с вашего позволения, – выступил вперёд Вольфгер, – а отец Иона помолится за скорейшее выздоровление больного.

Вольфгер и сам не знал, зачем он выдал себя за врача, но сказанного не вернёшь. Ута удивлённо взглянула на барона, однако промолчала.

– Идите за мной! – велела баронесса Ульрика.

Они прошли через анфиладу тёмных, грязноватых комнат, заставленных мебелью в чехлах, миновали гулкий парадный зал, стены которого были увешаны гербовыми щитами, доспехами и старинным оружием, поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в спальню. Это была большая комната, посередине которой под балдахином стояла широкая кровать. В кровати, укрытый по грудь одеялом, лежал седой мужчина с бородкой клинышком. Лицо его было измождённым и бледным, он то ли спал, то ли был без сознания. Руки больного лежали поверх одеяла, и их восковая бледность и неподвижность неприятно напомнили Вольфгеру руки мертвеца.

Баронесса молча села в кресло у изголовья мужа, а Август застыл в дверях на манер часового, давая понять, что пока заезжие медикусы не исцелят его отца, из спальни они не выйдут.

Алаэтэль присела на край постели, нащупала биение пульса на шее барона Гуго, долго прислушивалась, потом молча встала и уступила место Уте. Девушка тоже начала с изучения пульса больного, но на запястье, потом откинула одеяло, послушала клокочущее дыхание старика, тихонько вздохнула, встала и уступила место Вольфгеру.