Эристика или искусство побеждать в спорах
Шрифт:
За одной яблоней в полном расцвете выросла прямая ель со своей острой темной верхушкой. Яблоня сказала ей: «Посмотри на тысячи моих прекрасных веселых цветов, покрывающих меня всю! Что ты можешь показать в свою очередь? Темно-зеленые иглы». «Совершенно верно, – возразила ель, – но, когда придет зима, ты будешь стоять без листвы, а я буду иметь такой же вид, как и теперь».
Собирая однажды с ботанической целью травы под дубом, я нашел среди прочих трав растение одинаковой величины с ними, темной окраски, со свернувшимися листьями и прямым упругим стеблем.
«Швейцария подобна гению: прекрасна и возвышенна, однако малопригодна для произрастания питательных плодов»
Когда я прикоснулся к нему, растение сказало мне твердым голосом: «Оставь меня! Я не трава, пригодная для твоего гербария, подобно тем остальным, которые по природе
Я нашел какой-то полевой цветок, удивлялся его красоте, его совершенству во всех частях и воскликнул: «Но ведь никто не обращает внимания на все это великолепие расцвета в тебе и в тысячах тебе подобных; мало того, часто никто и не смотрит на тебя». Но цветок ответил: «Ты – дурак! Неужели ты думаешь, что я цвету для того, чтобы на меня смотрели? Я цвету для самого себя, а не для других, ибо мне это нравится: моя радость, мое наслаждение в том, что я цвету и живу».
В те времена, когда земная поверхность состояла еще из однородной ровной гранитной коры и не было еще сколько-нибудь благоприятных условий для возникновения какого-либо живого существа, однажды утром взошло солнце. Вестница богов, Ирида [30] , которая также прилетела туда по поручению Юноны [31] , воскликнула солнцу, пролетая мимо: «Что тебе за охота всходить? Ведь нет еще глаз, чтобы видеть тебя, нет Мемнонова столба [32] , чтобы звучать!» Ответом было: «Но я – солнце и всхожу, ибо я – солнце; пусть взирает на меня, кто может!»
30
Ирида – в древнегреческой мифологии – богиня радуги, провозвестница воли богов.
31
Юнона – древнеримская богиня брака и материнства, покровительница семьи и семейных ценностей, супруга верховного бога Юпитера.
32
Мемнонов столб, Мемнонова колонна или, точнее, Мемнонов колосс – каждая из двух массивных каменных статуй фараона Аменхотепа III в Египте (датируются ок. 1400 г. до н. э.). Автор имеет в виду северную статую, которая, расколовшись в результате землетрясения 27 г. до н. э., приобрелауникальное акустическое свойство: по утрам, с восходом солнца, статуя издавала настолько чистый тон, что служила в античном мире эталоном для настройки музыкальных инструментов. Статуя перестала быть «поющей» в конце II в. н. э. после реставрации.
Один прелестный, цветущий зеленью оазис посмотрел кругом себя и не увидел ничего, кроме пустыни; тщетно старался он разглядеть другой оазис! Тогда он разразился жалобами: «Я несчастный, заброшенный оазис! Я обречен на одиночество! Нигде не видно мне подобного! Нет даже нигде глаза, который смотрел бы на меня и радовался моим лугам, источникам, пальмовым деревьям и кустарникам! Меня окружает одна печальная песчаная, скалистая безжизненная пустыня. К чему мне все мои преимущества, красоты и богатства в этом заброшенном одиночестве!»
Тогда сказала старая седая мать-пустыня: «Дитя мое, но если бы дело обстояло иначе, если бы я была не печальной и сухой пустыней, а цветущей, зеленою и оживленною, тогда ты не был бы оазисом, излюбленным местом, о котором еще издалека восторженно повествует путник; ты был бы небольшою частичкою меня и, как частичка, ты исчез бы незамеченным. Поэтому с терпением сноси то, что служит условием твоего отличия и твоей славы».
Поднимающиеся на воздушном шаре не замечают, что они поднимаются; им кажется, что земля падает все ниже и ниже. Что означает это? Тайну, доступную лишь посвященным.
При оценке величины человека к духовной стороне приложим обратный закон, чем к физической: последняя на расстоянии уменьшается, первая – увеличивается.
Подобно тому, как лиловая слива покрыта нежным налетом от дыхания природы, так и на все вещи наложен природой как бы лак красоты. Живописцы и поэты ревностно стараются соскоблить его и накопить для того, чтобы преподнести нам его в удобоприемлемом виде. И мы жадно вбираем его в себя еще до нашего вступления в действительную жизнь. Когда затем мы вступаем в нее, то естественно, что мы видим уже вещи лишенными этого лака красоты, наложенного на них природой, ибо художники весь его использовали в
дело и мы уже ранее насладились им. Сообразно с этим и вещи кажутся нам теперь по большей части унылыми и лишенными всякой прелести; часто даже они противны нам. Поэтому гораздо лучше было бы оставлять на них лак, чтобы мы потом сами заметили его; правда, тогда мы наслаждались бы им не в таких больших дозах, не наложенным густо в форме целой картины или стихотворения, но зато мы видели бы все вещи в том ярком и радостном свете, в каком в настоящее время видит их, и то порою, человек в естественном состоянии, который не насладился уже наперед эстетическими радостями и прелестями жизни с помощью изящных искусств.Майнцский собор [33] , настолько закрытый зданиями, построенными вокруг и пристроенными к нему, что целиком его не видно ни с одной стороны, является для меня символом всего великого и прекрасного в мире; ибо оно должно было бы существовать лишь само для себя, но скоро им начинают злоупотреблять из нужды, теснящей нас со всех сторон, чтобы позаимствоваться чем-нибудь от прекрасного, опереться на него; таким образом, прекрасное остается в тени и портится. Этому, конечно, нечего удивляться в нашем мире нужды и потребностей, которым все должно платить свою барщину, – потребностей, которые стремятся все обратить в свои орудия, не исключая даже того, что может зародиться лишь при их мгновенном отсутствии, то есть не исключая красоты и истины, которой ищут ради нее самой.
33
Майнцский собор – Собор святого Мартина Турского и святого Стефана в г. Майнц (Германия, X в.).
«Общественное мнение, серьезно говоря, – не доказательство и даже не аргумент в пользу правильности чего-либо»
Это подтверждается с особенною ясностью на примере больших и незначительных, богатых и бедных учреждений, основанных в любое время и в любой стране для поддержания и развития человеческого знания и вообще умственных запросов, облагораживающих род человеческий. Всюду это держится недолго, а затем прокрадываются в стены их грубые животные потребности, чтобы под видом служения науке извлекать вытекающие из нее выгоды. Таково происхождение шарлатанства, как это часто можно наблюдать в различных специальностях; и сущность шарлатанства, при всем разнообразии его форм, сводится к тому, что люди, не заботясь о самом деле и довольствуясь его видимостью, извлекают из него свои личные эгоистические, материальные выгоды.
Одна мать давала своим детям читать басни Эзопа [34] для того, чтобы образовать их ум и воспитать их нрав. Но очень скоро они принесли ей книгу назад, причем старший из них, умный не по летам, сказал так: «Эта книга не для нас! Она слишком детская и глупая. Уж тому-то мы больше не поверим, чтобы лисицы, волки и вороны могли говорить: мы уже вышли из того возраста, когда верят в такие глупости!»
«Поднимающиеся на воздушном шаре не замечают, что они поднимаются; им кажется, что земля падает все ниже и ниже»
34
Эзоп – легендарный древнегреческий поэт-баснописец VI в. до н. э. Существовала ли эта личность в действительности, доподлинно не известно. Стихи – «Эзоповы басни» – известны только в более поздних (не ранее I в. н. э.) греческих и римских переработках.
Кто не узнает в этом подающем большие надежды мальчугане будущего просвещенного рационалиста?
Стадо дикобразов легло в один холодный зимний день тесною кучей, чтобы, согреваясь взаимной теплотою, не замерзнуть. Однако вскоре они почувствовали уколы от игл друг друга, что заставило их лечь подальше друг от друга. Затем, когда потребность согреться вновь заставила их придвинуться, они опять попали в прежнее неприятное положение, так что они метались из одной печальной крайности в другую, пока не легли на умеренном расстоянии друг от друга, при котором они с наибольшим удобством могли переносить холод. Так потребность в обществе, проистекающая из пустоты и монотонности личной внутренней жизни, толкает людей друг к другу; но их многочисленные отталкивающие свойства и невыносимые недостатки заставляют их расходиться. Средняя мера расстояния, которую они, наконец, находят, как единственно возможную для совместного пребывания, – это вежливость и воспитанность нравов. Тому, кто не соблюдает должной меры в сближении, в Англии говорят: «Соблюдай дистанцию!» Хотя при таких условиях потребность во взаимном теплом участии удовлетворяется лишь очень несовершенно, зато не чувствуются и уколы игл. У кого же много собственной внутренней теплоты, тот пусть лучше держится вдали от общества, чтобы не обременять ни себя, ни других.