Эротизм без берегов

Тексты Андрея Белого столь очевидно пригодны для психоаналитических штудий, что без какого-либо насилия могут быть помещены в учебные хрестоматии. В мемуарной и автобиографической прозе писатель подробнейшим образом рассказал про первые миги сознания и не до конца осознаваемые влечения, про мать и отца, их семейные отношения и их травматическое воздействие на формирующееся «Я» Бориса Бугаева. Автор «Петербурга» и «Москвы», «Котика Летаева» и «Крещеного китайца» производит впечатление человека, нечаянно перепутавшего свой рабочий стол с кушеткой психоаналитика. Белый провоцировал на обнаружение у себя широкой гаммы комплексов — эдиповых и кастрационных, гомосексуальных и нарциссических… Эта особенность личности и творчества Белого не могла не обратить на себя внимание критики. В. Ф. Ходасевич, первооткрыватель темы, и его современные последователи двинулись по пути, указанному самим писателем: в центре их внимания оказались внутрисемейные проблемы Бугаевых, образы отца, матери и сына, появляющиеся, начиная с «Петербурга», во всех романах позднего Белого [523] .

523

См.: Ходасевич В. Ф. Аблеуховы — Летаевы — Коробкины // Ходасевич В. Ф. Литературные воспоминания. New York, 1954. P. 187–218. Ходасевич В. Ф. Андрей Белый // Воспоминания об Андрее Белом. М., 1995. С. 51–73. См. также: Ljunggren М. The Dream of Rebirth. A Study of Andrej Belyj’s Novel «Peterburg». Stockholm, 1982; Muller Cook O. Ableukhoxovs — Letaevs — Korobkins revised // Literature and Psychoanalysis / Ed. D. Rancour-Laferriere. Amsterdam; Philadelphia 1989. P. 263–284.

В данной статье нас интересует объект влечений Андрея Белого: образы возлюбленных, механизмы опознания избранницы и способы осмысления любовной близости — родства.

1. Чужая «жена, облеченная в солнце»

Соловьевский культ Вечной Женственности, уже сам по себе предполагающий смешение духовного экстаза с экстазом эротическим, в полной мере был унаследован и развит поколением младосимволистов. А. Белый, А. Блок, С. Соловьев, В. Иванов на разные лады переживали и перепевали любовь к Подруге Вечной или Прекрасной Даме, к Жене, облеченной в Солнце или же окутанной «голубым покровом». Любовь Небесная искала в их жизнестроительных мифах воплощения, Подруга Вечная приобретала более или менее четкие очертания подруги земной. У Блока, Иванова — более четкие, у Белого — менее. Блок и Иванов предпочитали «мистически влюбляться» в знакомых женщин, в конечном счете — в своих собственных жен. Белый — в чужих и как можно более недоступных.

Перечень мистических возлюбленных Белого не то чтобы очень велик, но и не так уж мал. Их семеро.

Самая яркая — Маргарита Кирилловна Морозова, жена известного промышленника и коллекционера М. А. Морозова, мать его детей. Светская дама, меценатка и «общественница», она была старше Белого на 8 лет. В период наиболее интенсивного переживания влюбленности в Морозову поэт не был с ней знаком вовсе: он повстречал «Жену, облеченную в Солнце», «воплощение Души мира, Софии Премудрости Божией» [524] , на концерте, произвел себя в ее рыцари, стал писать экзальтированные любовные письма.

524

Морозова М. К. Андрей Белый / Предисловие и примеч. В. П. Енищерлова // Андрей Белый. Проблемы творчества: Статьи. Воспоминания. Публикации. М., 1988. С. 528. О М. К. Морозовой и истории ее отношений с Белым см.: Думова Н. «Сказка» старого Арбата // Арбатский архив: Историко-краеведческий альманах. Вып. 1. М., 1997. С. 198–239; Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы. М., 1995.

Впоследствии, когда в 1905 г. знакомство Белого с Морозовой состоялось, писатель вовсе не говорил даме о своих чувствах, хотя и продолжал писать любовные письма: мистическая любовь к Морозовой — Лучезарной Подруге и «Жене, облеченной в Солнце» существовала отдельно, а светские и дружеские отношения с Морозовой — хозяйкой салона, устроительницей лекций и организатором издательских проектов — отдельно [525] . «И не на Вас смотрю я, смотрю на Ту, которая больше Вас. Та близится, ибо время близко» [526] , — теоретизировал сам Белый в письмах к Морозовой.

525

В 1930-е гг. психологи Института Мозга, проводившие исследование личности Белого, отмечали: «Очень важно, что <Белый> связывал в воображении ее образ с образом Софии из сочинений Соловьева и художественно сплавлял в себе эти два образа». См.: Андрей Белый: посмертная диагностика гениальности, или Штрихи к портрету творческой личности / Публ. МЛ. Спивак // Минувшее: Исторический альманах. Т. 23. СПб., 1998. С. 470.

526

Морозова М. К. Андрей Белый // Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988. С. 528.

Если верить мемуарам Белого, то мистическая любовь к Морозовой была не первым его увлечением подобного рода. Первое случилось задолго до того, как Боря Бугаев стал символистом Андреем Белым, прочитал сочинения Вл. Соловьева и вообще научился читать.

Первой дамой его детского сердца стала трехлетняя Маруся Стороженко, дочь отцовского друга, профессора Н. И. Стороженко. «Увлечение Марусей» [527] датируется 1885 годом: влюбленный был четырех лет от роду. Однако и в таком раннем возрасте обнаруживается общая для всех будущих мистических влюбленностей Белого схема: «…мне было прислугою внушено, что Маруся Стороженко — моя невеста; я поверил этому: и убедил себя, что в Марусю влюблен <…> в ответ на мое заявление о том, что я Марусин жених, Маруся ответила мне, что жених ее не я, а Ледя Сизов (сын В. И. Сизова, заведующего Историческим музеем). Тем дело и ограничилось» (HP. 216–217).

527

См.: Белый А. На рубеже двух столетий / Вступит. статья, подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова. М., 1989. С. 490. В дальнейшем — HP., с указанием страницы в тексте.

В автобиографической повести «Котик Летаев» писатель придает своей влюбленности в чужую невесту гораздо больше значения, чем в мемуарах: «Все, что было, что есть и что будет: теперь между нами <…> Соня Дадарченко есть: ничего больше нет» [528] . О мистическом характере чувства свидетельствует, в частности, и то, что писатель переименовывает Марусю Стороженко в Соню Дадарченко — в Софию.

Как и в случае с М. К. Морозовой, чувства к Соне Дадарченко приправлены религиозными коннотациями:

528

Белый А. Котик Летаев // Белый А. Собр. соч.: Котик Летаев. Крещеный китаец. Записки чудака / Под ред. В. М. Пискунова. М., 1997. С. 123. В дальнейшем — КЛ., с указанием страницы в тексте.

«Соня Дадарченко <…> какая-то вся „теплота“, которую подавали нам в церкви, — в серебряной чашке —

— ее бы побольше хлебнуть:

— не дают <…>».

(КЛ. 122)

Если М. К. Морозова уподобляется «Жене, облеченной в Солнце» из Откровения Иоанна Богослова, то Соня подается в евхаристическом контексте: «теплота» — вода, вливаемая на литургии в чашу перед причастием.

Для Белого значимым в его чувстве была сама любовь к вечноженственному, а уж привязывание любви к образу реальной женщины вторично, случайно. Он подчеркивает, что любовь к Соне не является любовью к конкретной девочке:

«И — ослепительна будущность: моей любви… — я не знаю к чему: ни к чему, ни к кому: —

— Любовь к Любви!».

(КЛ. 121)

Соня, разумеется, не замужем, но и она — подобно Морозовой — принадлежит другому, что, впрочем, ничуть не расстраивает и не останавливает влюбленного:

«— Не твоя я.

— Я — Димина…

А сама улыбается ясненьким личиком.

Это ясное личико — мило.

Целую ее».

(КЛ. 123–124)

Итак, Маруся Стороженко, Маргарита Кирилловна Морозова… Далее последовали мистико-эротические отношения с писательницей символистского круга Ниной Ивановной Петровской, супругой С. А. Соколова, владельца издательства «Гриф». Здесь Белого постигло разочарование. Петровская не хотела быть мистической возлюбленной и «Женой, облеченной в Солнце», пыталась найти в чувствах Белого не «Любовь к Любви», а любовь к ней самой. И Белый закономерно бежал, испугавшись, что Петровская разрушает его мистериальную идею [529] . Потом — столь же трагическая, сколь и мистическая, влюбленность в Любовь Дмитриевну Менделееву, жену и «Прекрасную Даму» А. Блока. Чувства Белого к этим чужим женам стали не только фактами его личной жизни, но и общеизвестными событиями литературной жизни эпохи, нашли отражение и в многочисленных мемуарах, и в классических произведениях Серебряного века, а потому не требуют пространных пояснений.

529

Подробнее о Н. И. Петровской и ее отношениях с Белым см.: Жизнь и смерть Нины Петровской / Публ. Э. Гарэтто // Минувшее: Исторический альманах. Т. 8. М., 1992. С. 7–138; Письма Андрея Белого к Н. И. Петровской / Публ. А. В. Лаврова // Минувшее: Исторический альманах. Т. 13. М.; СПб., 1993. С. 198–214.

Очередное мистическое прозрение настигло писателя при встрече с Марией Яковлевной Сиверс, секретарем и женой его духовного учителя, основателя антропософии Р. Штейнера: «Вся огромность Марии Яковлевны открылась мне <…> с октября 1913 г.; с этого времени я почувствовал, что между нами возникла особая, непередаваемая связь <…> ее лейтмотив в душе вызывал во мне звук, оплотняемый словами: „Сияй же, Называй путь, / веди к недоступному счастью / Того, кто надежды не знал. / И сердце утонет в восторге при виде тебя…“ Разумеется, в этом непонятном мне обоготворении М.Я. не звучали ноты „влюбленности“; и все же: образ ее был для меня символом Софии…» [530]

530

Белый А. Материал к биографии: (интимный) / Публ. Дж. Мальмстада // Минувшее: Исторический альманах. Т. 8. М., 1992. С. 418.

При Штейнере и Сиверс Белый провел четыре года жизни, с 1912 по 1916 г. Тогда он уже был связан с Анной Алексеевной Тургеневой. Ася — единственная из его мистических избранниц — не была ни чужой женой, ни чужой невестой [531] . Но и в ней Белый хотел видеть не Асю, а «Ту, которая» за ней: «мне она — юный ангел <…> и — любовался я издали ей; мне казалось: она — посвятительный вестник каких-то забытых мистерий» [532] .

531

Брак Белого с А. А. Тургеневой был зарегистрирован в 1914 г., но с 1910 г. она фактически была его женой. Отношения писателя с первой женой имеют ряд особенностей, анализ которых не входит в задачи данной статьи и будет произведен в следующей работе по этой теме.

532

Белый А. Записки чудака // Белый А. Собр. соч.: Котик Летаев. Крещеный китаец. Записки чудака / Под ред. В. М. Пискунова. М., 1997. С. 292. В дальнейшем — ЗЧ., с указанием страницы в тексте.