Эротизм без берегов

В Триродовской колонии все (кроме самого Триродова) ходят если не обнаженными, то босыми. Ходить без обуви предпочитают и другие сологубовские герои: та же Елисавета, Анна из «Тяжелых снов», Людмила и Саша из «Мелкого беса». У. Шмид выделил три функции мотива босых ног у Сологуба: во-первых, босые ноги обладают эротической привлекательностью и символизируют свободную любовь, не запятнанную общественной моралью; во-вторых, босоногость парадигматически является противоположностью повседневности; в-третьих, она выражает некую обобщенную «правду бытия» [486] . Однако исследователь упускает из виду и еще один мотив: босые ноги у тех, кто принадлежит миру страдающих, тех, кто переживает боль как наслаждение. Они становятся у Сологуба настоящим фетишем, но не в узком фрейдовском смысле этого слова, не как средство, позволяющее отклонить факт нехватки пениса у женщины, а скорее в смысле более широком, относящемся к природе мазохизма в целом [487] . По словам Делёза, «нет никакого мазохизма без фетишизма в его изначальном смысле». Делёз имеет в виду, что фетишизм есть прежде всего отклонение; у Мазоха речь как раз и идет не о вере в совершенство мира, а о том, чтобы «„окрылить“ себя и бежать от этого мира в грезу». Таким образом, «обоснованность реального оспаривается с целью выявить какое-то чистое, идеальное основание: подобная операция полностью сообразуется с юридическим духом мазохизма» [488] .

486

Schmid U. Fedor Sologub: Werk und Kontext. Bem, 1995. S. 145–148 (Slavica Helvetica Bd. 49).

487

P. фон Крафт-Эбинг пишет о фетишизме ноги и башмака как о форме «скрытого» мазохизма (Крафт-Эбинг Р. фон. Половая психопатия с обращением особого внимания на извращение полового чувства. М., 1996. С. 176).

488

Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха. Указ. изд. С. 210.

У Сологуба фетишизм если и связан с проблемой кастрации, то только опосредованно, через порку, которая понимается как символическая кастрация; босые ноги являются для него фетишем в той мере, в какой они замещают другой орган — зад (а совсем не женский пенис — клитор). Действительно, все внимание Сологуба сосредоточено на этой страдающей части тела, но в художественном тексте натуралистическое его описание было бы профанацией, ведь для писателя порка — это почти сакральный акт приуготовления к наступлению нового эона. Зад, в полном соответствии с обшей стратегией мазохизма, «отклоняется» и замещается босыми ногами. Тем самым, если перефразировать Делёза, обоснованность порки как реального насилия оспаривается с целью выявить ее чистое, идеальное основание, а именно направленность на просветление плоти.

Понятно, почему в колонии Триродова лишь он один носит одежду и не ходит босым: Триродов абсолютно внеположен той сфере мазохизма, в которую попадают его воспитанники, и представляет собой одинокого и равнодушного к людям садического героя, главной целью которого является возможно более полный контроль за теми, кто ему подвластен. Приемы, с помощью которых поддерживается подобная зависимость «человеческого стада» (Д. Хармс) от единоличного властителя, детально описаны в романе К. Мережковского (брата писателя) «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь». Роман, вышедший в Берлине в 1903 году и в России опубликованный впервые в 2003-м, представляет собой, по определению М. Золотоносова, «фашистскую утопию», не похожую «ни на что известное в культуре начала XX века» [489] . Стоит добавить: если роман Мережковского на что и похож, то это на трилогию Сологуба. Действительно, оба текста обладают сходным набором признаков, позволяющих отнести их к утопиям, в которых задействован механизм внутреннего их перерождения в антиутопию.

489

Золотоносов М. Братья Мережковские. Кн 1: Отщерепis Серебряного века. М., 2003. С. 10.

Итак, у К. Мережковского описывается идеальное (по его представлениям) общество, созданное на Земле к XXVII веку. В этом обществе, насчитывающем всего около двух миллионов человек, искусственным путем выведены три породы людей: так называемые друзья (мужчины и женщины, больше похожие на детей, чем на взрослых), «покровители» (мудрецы, управляющие «друзьями») и рабы (человекоподобные существа, производящие материальные блага). Рассказчик, в результате кораблекрушения попадающий на тропический остров, населенный этими тремя породами людей, поражается инфантильности «друзей»: на вид им лет тринадцать-четырнадцать, они полностью обнажены и проводят свое время в играх и развлечениях. «Покровитель» же, объясняющий путешественнику основы нового общества, напротив, чрезвычайно стар и носит скрывающую тело одежду. Дело в том, что «друзья» — это «улучшенная, усовершенствованная порода людей», выведенная «покровителями» для того, чтобы спасти мир, погрязший в пороке и грехе. «И достигли мы этого очень простым средством, — говорит „покровитель“ Эзрар рассказчику, — подбором, тем самым искусственным подбором, который был хорошо известен и в ваше время, но который вы, безумные, применяли только к усовершенствованию лошадей, свиней, собак, ко всему, но только не к самим себе» [490] .

490

Мережковский К. Рай земной, или Сон в зимнюю ночь // Золотоносов М. Братья Мережковские. Указ. изд. С. 649.

Правда, сначала пришлось стерилизовать почти все население Земли, за исключением тех особей, которых «обновители» мира выбрали для разведения. Тем самым сформировался новый генофонд, за основу которого была выбрана латинская раса, разбавленная славянской кровью. Все же остальные расы — еврейская, негритянская, монгольская — в результате насильственной стерилизации были уничтожены. «У символистов возникают <…> „эстетизированная мистика“, „эстетизированное бунтарство“, „эстетизированное народолюбие“, — поясняет М. Золотоносов, — у К. С. Мережковского возникла „эстетизированная биология“, нацеленная на создание красивого и всегда счастливого человека, в точном смысле слова „декоративное человеководство“, понимаемое как разновидность искусства» [491] .

491

Золотоносов М. Братья Мережковские. Указ. изд. С. 111.

Люди нового мира не обладают собственностью, не имеют интеллектуальных запросов и в течение всей своей жизни предаются только чувственным удовольствиям. При этом, несмотря на свободные нравы, царящие на острове, «друзья», подобно Адаму и Еве, существуют как бы до греха, не испытывая ни малейшего стыда от своей наготы. Нельзя не вспомнить один из «Афоризмов» Сологуба, гласящий: «Нагое тело свято; одетое — грязно. Ибо одежда — покров для грязи» [492] . В этом смысле «друзья» очень похожи на воспитанников Триродовской колонии, которая является аналогом описанного Мережковским счастливого острова. Кстати, к концу трилогии все обитатели колонии перемещаются на Соединенные Острова, расположенные в теплом Средиземном море: так на благодатной почве в буквальном смысле слова «прививается» новая теория социального устройства, опробованная в колонии [493] . Выступая в качестве единоличного руководителя колонии, в руках которого без преувеличения находится жизнь и смерть ее насельников, Триродов, точно так же как и «покровитель» Эзрар, является, по сути дела, единственным взрослым в мире детей. Ношение одежды выступает в обоих случаях как вполне определенная стратегия поведения, эксплицирующая «взрослость» «обновителей» мира и их противопоставленность миру обнаженных детей.

492

Неизданный Федор Сологуб / Под ред. М. М. Павловой и А. В. Лаврова. М., 1997. С. 198.

493

Обитатели королевства Соединенных Островов и сами, как дети, радуются наготе:

«Веселые, обнаженные дети радовали взоры и сердца жителей Соединенных Островов, и сами они, красивые, стройные, смелые, не испытывали в такой степени, как их европейские соседи, стыдливого ужаса перед своим телом».

(С. 197)

У Сологуба обнаженность не только всегда предстает как синоним невинности, неиспорченности, но и непосредственно связывается с переживаемым удовольствием от боли: «Обязан я совсем быть голым / Всегда, когда меня секут» — говорится в одном из стихотворений цикла «Из дневника» [494] . В то время как в обычной жизни ходить обнаженным невозможно, порка становится для уже взрослого писателя той ситуацией, которая позволяет побыть обнаженным, позволяет вновь стать ребенком и ощутить свою сопричастность природе [495] . Триродов говорит Елисавете: «Живут, на самом деле живут только дети. Им завидую мучительно. Мучительно завидую простым, совсем простым, далеким от этих безотрадных постижений разума. Живы дети, только дети. Зрелость — это уже начало смерти» (С. 115).

494

Сологуб Ф. Цикл «Из дневника». Указ. изд. С. 138.

495

См. в «Мелком бесе»: «— И страдать, и это хорошо, — страстно шептала Людмила. — Сладко и когда больно, — только бы тело чувствовать, только бы видеть наготу и красоту телесную» (Сологуб Ф. Мелкий бес. СПб., 1999. С. 296).

В данной перспективе порка переживается наказываемым как максимальное напряжение жизненных сил, ведущее к телесному и духовному обновлению (омоложению) [496] и победе над сексуальностью, а значит, и над смертью. Триродов завидует детям потому, что сам уже не может стать ребенком и целиком принадлежит сфере разума, которая есть сфера смерти. Будучи садистом, то есть тем, чьей целью является «захват и порабощение Другого не только в качестве Другого-объекта, но как чистой воплощенной трансцендентности» [497] , сологубовский герой становится в один ряд с «биотехнологом» Эзраром и инженером Томасом Эдисоном.

496

В черновиках романа упоминается об «омолодении» и «превращении в мальчика» (см.: Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. Указ. изд. С. 214).

497

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., 2000. С. 413.

«Тихие дети» существуют как бы вне времени, они не подвластны старению и смерти. Интересно, что в романе Мережковского похожее состояние выключенности из временного потока, в котором находятся инфантильные жители острова, достигается не за счет отказа от совокупления, как в колонии Триродова, а за счет напряженного растрачивания себя в половых связях. По словам М. Золотоносова, у Мережковского «„Царство Небесное“ заменилось „земным раем“ — симбиозом детского сада и публичного дома, а „дети“ — его „ювенализированными“ и всегда возбужденными обитателями с прелестными полуразвившимися телами, которым предоставлена полная сексуальная свобода. Они находятся в состоянии постоянного счастья, как и положено детям. Так как старения организма у „друзей“ не происходит и обстоятельства принудительной смерти от них скрыты, то и идея времени в умах „друзей“ практически погашена. Времени больше нет, а это и создает ощущение счастья» [498] .

498

Золотоносов М. Братья Мережковские. Указ. изд. С. 99.

И все-таки «друзья» — в отличие от «тихих детей», уже перешедших границу инобытия, — умирают: достигнув определенного возраста (35–40 лет), они моментально дряхлеют, и «покровителям» приходится уводить их в уединенное место и впрыскивать называемое «нирваной» вещество, вызывающее легкую и веселую смерть. Даже умирая, жители островов не чувствуют свою смерть как событие, укорененное во времени; сознанием времени одарены лишь те, кто сосредоточил в своих руках власть и над жизнью, и над смертью, — Триродов и Эзрар (а также Эдисон). Они моделируют Историю изнутри нее самой, сознательно стремясь к достижению такой точки на временной шкале, которая будет остановкой времени и смертью Истории.

Обитатели райских островов делятся натри категории: «покровители», «друзья» и «рабы». Рассказчик, первый раз столкнувшись с «рабами», поражается неграциозному и неуклюжему их виду. «Рабы» — это, как поясняет Эзрар, «видоизмененные люди», специально отобранные и выращенные селекционерами для того, чтобы выполнять всю тяжелую работу: «Они разумны, что делает их гораздо ценнее всякого домашнего животного, но их разум очень мало развит, крайне специализирован и вращается только в известной сфере, для каждого очень ограниченной. У нас есть „рабы“, которые культивируют только горох и бобы — это главная их пища и пища наших коров, — и прекрасно культивируют, но другого они ничего не умеют делать и даже ничего не понимают вне этой сферы; другие умеют только ходить за коровами и доить их, третьи сеют рис, четвертые умеют только плести циновки или лепить горшки, есть такие, которые нам прислуживают» [499] .

499

Мережковский К. Рай земной. Указ. изд. С. 657.