Еще более дикий Запад

— Твоей вины нет. У тебя не было шансов.

— Были. Если бы я помнила, что люди — враги.

— Я не враг. Ни тебе. Ни твоей сестре. Ни вам. Зачем ему артефакты?

Она задумалась.

— Он их менял? Что-то пытался сделать?

— Хотел. Но не смог. Он думал, что если примет их, то силы станет больше, что он сможет влиять на всех.

Только не получилось.

— Знаешь, где он хранит?

Она склонила голову.

— Сможешь забрать?

Молчание.

— Ты ведь пойдешь на бал, так?

— Вечер.

— Один хрен, — отмахнулась я. — Смотри, если сделать так, что они очнутся там, на балу, то поднимется суматоха. Людей будет много и, как понимаю, не все рады этому ублюдку. А пока он разбираться станет, что не так, можно потихоньку смыться.

И пришить ублюдка.

Но это я так, тихонечко подумала.

— У тебя сиу в роду были, — сказала Звенящий ручей.

— Не знаю.

— Точно были, — она поманила меня к себе. — Я сделаю зелье, которое усиливает действие другого. Любого. И добавлю в пунш. Пунш разрешено пить всем. Но пунша будет много, и крови понадобится немало.

Я молча протянула руку.

Для такого дела не жалко. Хотя была тень сомнения. Вдруг да паника начнется или еще чего. И… и пострадать кто-то может. А с другой стороны? Оставить, как есть?

Нет уж.

Кровь стекала в прозрачную чашу. И показалось вдруг, что она блеснула ярким драконьим золотом.

Показалось.

* * *

Получасом позже, облаченная в белоснежное платье, которое, подозреваю, сидело на мне примерно, как на корове седло, я стояла пред Учителем и с обожанием пялилась, представляя, какой сюрприз его ждет.

К счастью, он был не один.

Змееныш восседал на высоком кресле, и венец, украшавший дурную голову его, радостно поблескивал. Камешки крупные, даже я бы сказала, подозрительно крупные. Фальшивка? Не знаю. Рядом стояло второе креслице, попроще, и на нем с прямою спиной восседала Августа.

Я подавила вздох.

Вот… не нравится она мне и все тут. С одной стороны, вроде и понимаю, что не виновата она, что она вообще сейчас не понимает толком, где находится и чего делает. Но нет, не нравится.

Узкое бледное личико.

Волосы зачесаны гладенько. Шея тонкая. Плечики полупрозрачные. И вся-то она такая хрупкая, невесомая, какой мне никогда-то не быть. Рядом с нею я остро ощущаю собственную нечеловеческую природу.

Неуклюжесть.

Угловатость.

И завидую. А что, я же живая. Я могу завидовать. Правда, давлю в себе это нехорошее чувство.

— Подойди, дитя мое, — важно произносит Змееныш.

И подхожу, вперившись взглядом в него, представляя, как он удивится, когда…

— Поклонись, — это уже Августа. Сказала сухо, раздраженно, и кожей чувствую, что я ей нравлюсь не больше, чем она мне.

Она держит руки на животе, который выступает.

Интересное дело, однако.

Чарли… сколько времени прошло? Он приехал, когда фотографию ту увидел. На фотографии живота нет. А вот когда их свадьба состоялась? Не знаю. Главное, что живот виден, но не такой большой, как у баб перед родами бывает.

Кланяюсь.

Моей головы касается теплая ладонь, от которой исходит сила. И эта сила разливается по телу горячею волной. Ах ты ж, сволочь!

От силы шкура начинает чесаться.

— Потерпи, дитя. Так надо. Теперь ты избрана!

Избранней некуда, чтоб вас всех, что живых, что мертвых. И главное, подрядилась ведь на поездочку! Недалече. А могла бы дома сидеть да в потолок плевать.

Разгибаюсь, стараясь удержаться. Думаю, тутошние невесты ведут себя иначе. Как? Хрен его знает, главное, точно не станут чесать спину о колонну, как меня подмывало.

— Исполни свой долг во имя возрождения Империи!

Я приоткрыла рот, сглотнув слюну, которой вдруг стало много. И верно, видок у меня был соответствующий.

— Ты не переборщил, дорогой? — шепотом осведомилась Августа. — У нее вид несколько… слишком уж…

— Отойдет, — отмахнулся Змееныш. — Милисента, ты меня слышишь?

— Слышу, — вяло ответила я.

— Понимаешь?

— Понимаю.

— Хорошо. А теперь постарайся быть внимательна. Ты спустишься вниз, со всеми. Повтори.

Что-то не то у него с магией все же, если он со мною, как с идиоткой. Но повторяю послушно. Стараюсь говорить медленно, растягивая слова. И улыбаюсь. Ширше. Радостней.

— Умница, — восхитился Змееныш.

А то, стараюсь.

— Ты должна будешь найти вот этого человека, — он вытащил снимок, на котором я с удивлением узнала Орвуда. Надо же, мир тесен. — Это твой суженый.

У меня уже один имеется. Оно, конечно, мамаша Мо говаривала, что запас карман не тянет, да, сдается мне, это было не про суженых.

Но киваю.

И пялюсь на снимок. Орвуд мрачный на нем, злой. И главное, снимали недавно, по обгоревшей роже видать. Да и одежка на нем местная.

Нас искал, что ли?

Неудобно получилось, однако.

— Постарайся заговорить с ним. Увлечь. И выбери момент, дай ему зелье, которое ты получила от старшей сестры. Повтори.

Опять повторяю, вперившись взглядом в снимок. На него глядеть безопаснее, чем на Змееныша. Уж больно лощеная морда его раздражает.

— Замечательно.

Меня даже за щеку ущипнули.

Идиот.

— Он проникнется к тебе любовью.

Я думаю, после хорошей дозы приворотного любовью можно не то, что ко мне, к козе проникнуться. Сказывали, был у нас в городе один умелец, который то ли перепутал что, то ли решил на досуге сам помагичить. В общем, тоже.

Проникся.

Хотя и не к козе, а к кобыле, но та не оценила.

— Однако, Милисента, это еще не все. Ты ведь помнишь, что замужем.

Своевременно он спохватился. К замужней женщине проникаться любовью как-то неправильно, что ли?

— И нужно разрешить это затруднение.

Киваю.

— К сожалению, нам не удалось найти твоего мужа. Однако мы полагаем, что он сам появится.

Полагают они.

Я так почти уверена, что появится, если не муж, то Эдди, а скорее всего вдвоем. Вот весело-то будет…