Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн)

— Вот здесь! Прямо здесь! — Она затихла, лицо сияет, раньше я никогда ее такой не видела. — Снова! Как легкое трепетание. Это мой ребенок, он шевелится. Хвала Господу, я жду ребенка, живого ребенка!

Она вскочила, волосы в беспорядке падают на плечи.

— Беги скажи Георгу!

Даже зная их близость, я удивилась:

— Георгу?

— Я имела в виду королю, — поспешно поправилась Анна. — Приведи его сюда.

Я побежала в королевские покои. Его одевают к обеду, в спальне с полдюжины кавалеров. Прямо в дверях я нырнула в реверансе, он просиял от удовольствия при виде меня:

— Это же другая Болейн! Та, у которой хороший характер!

По комнате прокатились смешки.

— Королева умоляет вас, сэр, тотчас прийти к ней. У нее хорошая новость, которую она не может скрывать ни минуты.

Рыжеватые брови приподнялись. Вид у него поистине величественный.

— Она посылает вас, словно пажа, привести меня как щенка?

Я снова сделала реверанс.

— Сэр, ради такой новости я готова бежать со всех ног, а вы, зная, в чем дело, пошли бы на свист.

За моей спиной раздался ропот, но король уже накинул золотистую мантию, разгладил обшлага из меха горностая.

— Ведите, леди Мария. Щенок готов идти на свист. За вами — куда угодно.

Легонько коснулась его протянутой руки, он притянул меня ближе, я не противилась.

— Замужество идет вам, Мария, — шепнул он доверительно, пока мы спускались по лестнице, половина придворных — за нами. — Вы прелестны, как в те времена, когда были моей маленькой возлюбленной.

Чем сильнее он ластится, тем больше я настораживаюсь.

— Это дело давнее, — отвечаю осторожно. — Зато ваше величие с тех пор по меньшей мере удвоилось.

Как только у меня вырвались эти слова, прокляла себя за глупость. Хотела сказать: он стал могущественнее, прекраснее, а получилось — какая же я идиотка, — что он стал в два раза толще (чудовищная, но правда).

Он так и застыл, не дойдя трех ступенек до конца лестницы. Я глаз не смела поднять, чуть на колени не упала со страха. Хоть весь свет обойди, среди придворных дам не найдешь более неловкой, с моей страстью говорить комплименты и полным неумением делать это как следует.

Раздался громовой рев, я взглянула на короля и, к неимоверному облегчению, увидела — он хохочет.

— Леди Мария, вы что, совсем разум потеряли? — осведомился он.

Я тоже начала смеяться:

— Похоже на то, ваше величество. Я имела в виду, тогда вы были моложе, я была девчонкой, зато теперь вы король среди принцев, а получилось…

Мои слова заглушил новый раскат хохота. Придворные позади нас вытянули шеи, наклонились, желая понять, что развеселило короля, почему я краснею от стыда и смеюсь одновременно.

Генрих обхватил меня за талию, крепко обнял.

— Мария, я вас обожаю! Вы лучшая из Болейнов, никто не может так рассмешить. Ведите меня скорей к жене, а то вы можете сказать совершенно страшные вещи, и придется отрубить вам голову.

Я выскользнула из его жестких объятий, повела дальше, на половину королевы, придворные — за нами. Анна все еще во внутренних покоях, я постучала в дверь и объявила о приходе короля. Она стоит с распущенными волосами, держа чепец в руках, лицо сияет удивительным светом.

Генрих входит, я закрываю за ним дверь, встаю перед ней — никто не сможет подойти ближе и подслушать. Это величайший миг в жизни Анны, пусть сполна насладится им. Пусть скажет королю, что беременна и в первый раз после Елизаветы ребенок шевельнулся у нее в животе.

Входит Уильям, видит меня перед дверью, проталкивается через толпу придворных.

— Стоишь на страже? Руки в боки, прямо как торговка, защищающая свое ведро с рыбой.

— Она сейчас рассказывает королю, что беременна. Имеет право обойтись наконец без этой проклятой Сеймур.

Появляется Георг:

— Что рассказывает?

— Ребенок шевельнулся. — Я улыбаюсь брату, предвкушая его радость. — Она сразу же послала меня за королем.

Вместо радости вижу что-то другое, на его лицо набегает тень. Георг всегда так выглядит, если сделал что-то дурное. Знаю я его виноватый взгляд. Что-то мелькнуло в его глазах и исчезло, я даже не уверена, было ли на самом деле, но теперь я знаю, совершенно точно знаю — его совесть нечиста, путешествие ко вратам ада, дабы зачать наследника для английского трона, они совершили вместе.

— Господи, что такое? Что вы оба наделали?

Пустая придворная улыбка.

— Ничего, ничего! Какое счастье! Какие дни! Екатерина мертва, а новый принц жив. Vivat, Болейны!

Уильям не может сдержать улыбку.

— Твои родственники всегда поражают меня своим умением воспринимать любое событие в свете собственных интересов, — учтиво замечает он.

— Имеешь в виду веселье по случаю смерти королевы?

— Вдовствующей принцессы, — одновременно поправляем мы с Уильямом.

— Ага, именно ее, — ухмыляется Георг. — Конечно мы рады. Твой изъян, Уильям, — отсутствие честолюбия. Ты не понимаешь, в жизни есть только одна цель.

— Какая же? — интересуется мой муж.

— Всего и побольше, — просто отвечает брат. — И чем больше, тем лучше.

Весь мрачный холодный январь мы с сестрой провели вместе — читали, играли в карты, слушали музыку. Георг все время подле Анны, как любящий муж, — подает питье, подсовывает подушку под спину, она просто расцветает от его внимания. У нее также появилась слабость к Екатерине, и я имела возможность наблюдать, как моя дочь, подражая манерам придворных дам, грациозно сдает карты или перебирает струны лютни.

— Вижу, растет настоящая Болейн! — Анна одобрительно смотрит на Екатерину. — Слава Богу, у нее мой нос, не твой.

— Я каждую ночь благодарю Бога за это. — Сарказм всегда ускользает от Анны.

— Мы должны подыскать ей хорошую партию. Она же моя племянница, и король проявит интерес.

— Не хочу пока выдавать ее замуж, тем более против воли.

— Она же Болейн, ее брак совершится по выбору семьи.

— Она — моя дочь, и ее не продадут тому, кто даст лучшую цену. Ты можешь обручить Елизавету в колыбели, это твое право, в один прекрасный день она станет принцессой, но мои дети будут детьми, пока сами не захотят вступить в брак.

Анна кивнула, пусть будет так.

— Твой сыночек по-прежнему принадлежит мне, — заметила, чтобы сравнять счет.

— Никогда не забуду, — стиснула зубы, но голос звучит спокойно.

Погода держалась ясная. Каждое утро подмораживало, гончие хорошо брали след и гнали оленя через парк и дальше, по полям. Лошадям приходилось тяжелее. Генрих менял коня дважды, трижды в день, парясь под толстым плащом в ожидании конюха со свежей охотничьей лошадью в поводу. Он скакал как юноша, потому что снова ощущал себя молодым — будущий отец сына от прелестной жены. Екатерина умерла, словно ее никогда и не было, Анна ждет ребенка, вернулась его вера в себя. Бог улыбается Генриху, и он верит — так и должно быть. В стране царит мир. Теперь, когда королева умерла, не будет угрозы испанского вторжения. Результат — лучшее доказательство. Раз в стране мир и Анна беременна — значит, Бог против Папы и императора Испании. Самонадеянно считая, что Бог на его стороне, Генрих совершенно счастлив.