Эсеры. Борис Савинков против Империи

В феврале 1900 года типография в Минске была арестована, большинство подпольщиков взято специальными группами Зубатова.

Минский провизор Григорий Андреевич Гершуни был арестован 7 марта. Он очень быстро понял, что Зубатов занимался разгромом «Бунда», а его группа попала под широкий полицейский бредень почти случайно. Зубатов уже объявил всем задержанным революционерам в Минске, которых везли в Москву вагонами: «За кем нет формальных доказательств их виновности – те будут просто мной отпущены, независимо от того, какие бы ужасы они за собой не признали». К членам «Бунда» это, конечно, отношения не имело, а среди других подпольщиков Зубатов своим либеральным отношением хотел набрать новых секретных сотрудников. Гершуни и его товарищи стали говорить о себе, как об идеалистах, зная, что против них нет формальных улик, а только разговоры, за которые, правда, очень легко было получить бесконечную ссылку в Сибирь. Гершуни говорил Зубатову, что случайно давал небольшие деньги на издание вроде бы нелегальной литературы, разрешал ночевать у себя вроде бы нелегальным людям, даже по их просьбу что-то хранил. Никаких имен и новых фактов Гершуни не называл, а по поводу показаний автора брошюры «Свобода» Л. Клячко заявил, что был просто знаком с ней: «в конспиративную часть меня никогда не посвящали и о принадлежности к ее типографии как я, так и многие мои знакомые ничего не знали, хотя о существовании в Минске типографии я знал, так как об этом говорили во всех кружках». В июле 1900 года Зубатов отпустил, как и обещал, многих товарищей Гершуни и его самого, хотя и назвал аптекаря-провизора «крайне двусмысленным человеком в обыденной жизни». Впоследствии, когда Гершуни возглавил созданную им Боевую организацию, его освобождение летом 1900 года Зимний дворец Зубатову так и не простил. Зубатов продолжал доказывать революционерам, что «честный человек является предателем только тогда, когда выдает такого же честного человека, а не врага государства». С такой перевернутой логикой главе политического сыска империи дезорганизовывать подпольщиков, конечно, не удалось. Он продолжал создавать моральных уродов, но в основном людей без образования. Зубатов называл черное белым, а зло добром, но деградировали в соответствии с его теориями очень немногие настоящие революционеры. Они, конечно, не читали приказов начальника Зубатова Ротаева своему подчиненному, но прекрасно понимали, какой текст там может быть: «Дорогой Сергей Васильевич! Будьте ласковы, займитесь не отлагая проектом похода на жидов и не затягивая сообщите его мне. Очень хотелось бы, чтобы компания была закончена к Новому году». Революционеры стали говорить, что «самодержавие в империи искалечено и изуродовано до неузнаваемости». Политические идеалы Зубатова все дальше и дальше уходили от политических реальностей. Монархия продолжала обострять социальные противоречия среди подданных. В окрестностях Минска и Петербурга, Москвы и Киева проходили собрания революционеров, которые говорили о свободе сходок, слова и печати, и их становилось все больше. Рабочие союзы Зубатова блокировали хозяева деньгами и жалобами в правительство, в котором было много недругов статского советника. Его сотрудники пытались и пытались сделать зубатовщину массовой и писали рабочим в листовках: «Сила, надежда и будущее в союзах. Разные партии давно стараются нас организовать, но до сих пор у нас нет ни одной чисто рабочей организации. Те партии, которые работают среди нас, задаются очень большими, но очень далекими целями. Они стремятся к мировому перевороту. Всецело предаться нашим интересам, широко и мощно объединить рабочую массу могут только профессиональные рабочие союзы».

В 1900 году после съезда всех революционеров-эмигрантов на похороны Петра Лаврова, в Париже они создали «Аграрно-Социалистическую лигу», чтобы координировать свою деятельность по борьбе с империей. В эту Лигу вошли и многие будущие социалисты-революционеры. Летом 1900 года в Харькове прошла встреча многих представителей имперских эсеровских групп, которые говорили о создании партии. В ноябре они выпустили свой «Манифест». В начале 1901 года московская группа «Союза социалистов-революционеров» в Финляндии выпустила первый номер партийной газеты «Революционная Россия», в мае вышел ее второй номер. Процесс создания массовой революционной партии значительно ускорился послу того, как в феврале 1901 года в империи после долгого перерыва произошло политическое убийство, совершенное одиночкой.

Пятидесятипятилетний Николай Боголепов, профессор римского права, ректор Московского университета, в 1898 году стал министром народного просвещения и сразу же начал давить студенческое движение в империи. Он не допускал никакого свободомыслия и по всей монархии из высших учебных заведений начали изгоняться либеральные преподаватели и профессора. В 1899 году он отправил в солдаты более двухсот студентов Киевского и Петербургского университетов, среди которых был двадцатипятилетний Петр Карпович, за участие в студенческих беспорядках исключенный сначала из Московского, а потом Юрьевского университетов. Петр Карпович уехал из России и поступил в Берлинский университет. В Берлине Карпович тесно сблизился с русскими эмигрантами, стал революционером, в начале 1901 года вернулся в Петербург и 14 февраля в знак протеста против репрессий правительства по отношению к студентам прямо в приемной двумя выстрелами из своего револьвера «Смит-Вессон», любимого оружия Андрея Желябова, смертельно ранил министра Боголепова, который через две недели умер. Его допрашивал старый борец с «Народной волей» министр юстиции Н. Муравьев и услышал от Карповича слова, эхом прогремевшие по империи: «Не надо, Ваше превосходительство, вопросов. Я был послан убить министра Боголепова. Другие министры последуют за ним и это только открытие огня». Карпович назвал себя социалистом-революционером. Почти тут же, 9 марта ночью, статистик Самарской земской управы Николай Лаговский, почти месяц встречавший никуда не выезжавшего обер-прокурора Синода Победоносцева, разрядил барабан своего револьвера в окна его кабинета на Литейном проспекте, но не попал в самого сановника. Его задержала наружная полицейская охрана, и Лаговский также назвал себя эсером, считающим самодержавие не отвечающим народным интересам. Империя почувствовала, что на нее накатывается вторая террористическая волна, и это будет настоящее цунами.

Зимний дворец побоялся казнить Карповича и замуровал его в Шлиссельбург, и это было совершенно не характерно для не знавшего пощады самодержавия. Майский номер «Революционной России» писал: «Выстрел в Богомолова не случайность. Это самый естественный акт, которым можно и должно было ответить на репрессии. Его ждали. Не студенческие организации, не мы – революционеры. Его ждало все общество, встретившее смерть Боголепова как необходимость, без содрогания перед убийством, без жалости к потерпевшему. Карпович внес в движение то, что ему недоставало – личную решимость, и тем вывел его на единственно верный путь – прямой и самоотверженной борьбы. С 14 февраля не только по задачам, но и по методам, не только по направлению, но и по темпу движение стало революционным».

Создание партии социалистов-революционеров летом 1901 года шло полным ходом. В Харькове действовала «Южная партия социалистов-революционеров», имевшая сильные группы в Полтаве, Киеве, Харькове и Воронеже. Ее «Манифест» призывал к массовой борьбе против самодержавия, о создании единого партийного цента в империи, о терроре, как средстве самозащиты. Именно там действовал будущий соратник Гершуни Михаил Мельников. В Минске и во всем Западном крае работал перешедший на нелегальное положение Гершуни, объединявший разрозненные после погрома «Бунда» группы. На севере и в центре империи действовал «Северный союз социалистов-революционеров», выросший из саратовского кружка, созданного дворянином Александром Аргуновым. С 1897 года штаб-квартира Союза находилась в Москве. В своей куоккальской типографии москвичи печатали листовки, прокламации, брошюру «Наши задачи», два номера газеты «Революционная Россия», которые производили сильное впечатление на имперское общество, включая Департамент полиции. Летучие листки опять начали писать о терроре и это было новым веянием после спокойного от выстрелов пятнадцатилетия. Союзу пошли большие финансовые пожертвования от желавших смены самодержавия, у него росли связи со многими губернскими городами. Гершуни опубликовал в подпольной газете большую статью «О зубатовцах», и сам главный сыщик страны пообещал Плеве поймать отпущенного им нелегала. Количество социалистов-революционеров, занимавшихся только партийными делами, быстро увеличивалось. Объявление новой партии эсеров было задержано не несколько месяцев Зубатовым, разгромившим их типографию и арестовавшим более двадцати социалистов-революционеров.

Летом 1901 года эсеровскую типографию из Финляндии было решено перевести в Сибирь. У Зубатова был свой агент в московских кружках Аргунова, и звали его Евно Азеф. Зубатов верный своей тактике поощрения провокаций, ждал, пока Союз анархистов в Москве разрастется и тогда можно будет арестовать многих виновных и невиновных. Он любил говорить: «Мы вызовем вас на террор и раздавим». Зубатов не мог арестовать типографию Союза в Финляндии, имевшей автономию, но перевод ее в Сибирь менял дело. Самонадеянный статский советник очень любил играть с огнем и в итоге проиграл свою жизнь.

Типографию с особыми предосторожностями перевезли в Томск, конечно, под присмотром Летучего филерского отряда Медникова. Как только она начала печатать третий номер «Революционной России», Зубатов, который не мог этого допустить, приказал арестовать томскую и московскую эсеровскую группы. К концу сентября было арестовано несколько десятков революционеров и либералов. До суда из-за недостатка улик жандармы смогли довести только двенадцать эсеров, отправленных на каторгу в Сибирь. Многие из них бежали и впоследствии как члены Боевой организации участвовали в покушениях на великого князя Владимира Александровича, начальника дворцовой охраны Д. Трепова, московского градоначальника И. Шувалова, московского генерал-губернатора Д. Гершельмана.

Аргунов успел отправить за границу члена группы Марию Селюк со всеми материалами, и она вместе с товарищами смогла выпустить третий номер газеты «Революционная Россия». Арестовали только десятую часть подпольщиков и переговоры об объединении эсеровских групп в одну массовую партию только ускорилось. За границей, в Берлине, Берне, Париже, в течение двух месяцев эсеры смогли солидаризироваться во всем и утвердили программу и тактику новой революционной партии, которая сложилась из западной «Рабочей партии политического освобождения России», северного «Союза социалистов-революционеров», «Южной партии социалистов-революционеров», эмигрантских «Аграрно-социалистической лиги» и «группы старых народовольцев».

Социалисты-революционеры не считали, как недавно, в 1898 году, появившиеся социал-демократы Владимира Ульянова-Ленина, что только рабочий класс, пролетариат, является единственным революционным классом, готовым до конца бороться за социальную революцию. Эсеры говорили, что классовых различий между рабочими и мелкими собственниками нет, как нет и расслоения внутри крестьянства. Их революционная партия будет опираться на интеллигенцию, рабочих и крестьян, с ними она добьется поставленных революционных идеалов. Не классовая борьба, а борьба всех трудящихся против эксплуататоров. Эсеры считали, что общие закономерности капиталистического развития не распространяются на сельское хозяйство, считали, что достаточно «уравнительной социализации земли». Капиталистическое общество должно быть преобразовано эволюционным социалистическим путем, достаточно, что у власти будет стоять революционная партия. Толпу возглавляют герои, а основной метод борьбы с самодержавием – террор, который должен применяться очень широко. В январе Партия социалистов-революционеров объявила о своем создании, во главе с Центральным Комитетом, Центральным органом «Революционная Россия» и с девизом «В борьбе обретешь ты право свое». Ближайшей целью партии было объявлено свержение самодержавия, конечной – социалистическое переустройство империи. Средствами борьбы объявлялись пропаганда, агитация и террор. Многие эсеры были учениками автора теории героя и толпы, теоретика народничества Николая Михайловского, враги марксизма, утверждавшего, что «долг народу должны уплачивать кающиеся дворяне».

Получивший в 1901 году восемь лет сибирской каторги Александр Аргунов позднее вспоминал: «С 1902 года появляется более или менее правильно функционирующие местные органы, комитеты, группы эсеров, связанные общим центром, издаются руководящие печатные органы и партия начинает быстро завоевывать популярность». Теоретическим органом партии стал «Вестник русской революции», первый номер которого вышел в июле 1901 года в Париже. Лидерами партии социалистов-революционеров стали Г. Гершуни, М. Гоц, А. Гоц, М. Натансон, В. Чернов, Е. Брешко-Брешковская, позднее Б. Савинков, В. Зензинов.

Михаил Гоц, еще студентом Московского университета, был арестован в 1886 году, два года провел в тюрьме до суда, затем был выслан в Якутскую область. За участие в вооруженном сопротивлении садистом-тюремщиком в марте 1889 Гоц был осужден на бессрочную каторгу, в 1898 году возвращен под надзор полиции в центральную Россию. В 1900 году Михаил Гоц смог эмигрировать за границу и принял активное участие в создании партии эсеров. Он стал членом Центрального Комитета партии, курировавшим Боевую организацию и в 1906 году умер от заработанной в казематах чахотки. Его брат Абрам Гоц стал теоретиком эсеров, членом Центрального Комитета партии, активным членом Боевой организации. После отбытия восьмилетней каторги после разгрома первой русской революции Абрам Гоц возглавлял в 1917 году Всероссийский Центральный исполнительный комитет Советов.