Эшафот для любви

– Вот и чудненько! А я тем временем заварю тебе чая.

Наскоро проглотив завтрак, Клод собрался уходить. Подошел, чтобы проститься с

Иреной. Коснулся губами щеки, осторожно провел ладонью по округлившемуся животу.

– Ну, я пошел! Бывайте! И… держись!

Хлопнула дверь. Даже если бы Клод обладал слухом волка, он не уловил бы

колебаний эфира, вызванных еле слышным шепотом супруги. Та и сама, пожалуй, не

заметила, как непроизвольно произнесла:

– Не уходи, мне страшно!

Глава 50

Открыв почтовый ящик, Кваква услышал позади шаги.

– Уж не наследство ли подвалило? – бухнул, как в пустую бочку, ехидный голос. –

А то смотрю, ты – будто соляной столб.

Кваква повернул голову. Так и есть: управляющая – где только хозяин ее откопал?

– сих трущоб. Сейчас начнет собачиться. А какое хорошее с утра настроение!

79

– Говорю, не мешок ли звонкой монеты на моего жильца свалился? – и дальше

упражнялась в остроумии злюка. – В таком случае, думаю, он за комнату рассчитается. А

может, еще и уплатит за пару месяцев вперед.

Сохранять гордое молчание в данном случае – себе в убыток. Мегера поднимет

такой хай-вай, что чертям в аду станет тошно. Лучше проявить любезность и побыстрее

отцепиться от этого клеща в юбке.

– Вы, действительно, в этот раз не ошиблись!

– Как… не ошибла… – поперхнулась от неожиданности управляющая.

– А так! – сдерживая охватившие его эмоции, весело произнес Кваква. – Не было

ни гроша да вдруг – интрига хороша.

– Что-то я не понимаю!

– Кто не боится долгов, тот двери широко отворяет!

– Это ты-то широко открываешь?! – насмешливо прошамкало должностное лицо. –

Да до тебя, голи перекатной, никогда не достучишься.

– За сколько я там задолжал? – перевел разговор в практическое русло Кваква.

– Будто не знаешь? За три месяца.

– Сегодня или максимум завтра – погашу. И внесу за три месяца вперед. И все!

Больше жить в вашей вонючей дыре не стану.

– Какой, однако, богач выискался! Смотри, чтобы от важности не лопнул. И жду

завтра с деньгами.

«Ну и приставучая, зараза! Знает же, что я слов на ветер не бросаю, а шпыняет. Ей

бы в жильцы Ндоу. Вот бы поплясала», – улыбнулся сам себе Кваква, вставляя ключ в

замочную скважину.

Вошел в «апартаменты», бросил на колченогое подобие стола принесенный пакет, снял туфли. И, невесть отчего расстроенный, улегся на видавший не только виды матрац.

Испоганила-таки, ехидина, настроение!

Кваква поудобнее умостился на матраце, и… память неожиданно унесла его в

недалекое прошлое.

Положа руку на сердце, он носил устрашающее прозвище «сержант Смерть» не

совсем по заслугам. Ибо был в отряде боец куда как более достойный. Это – Ндоу. Боже, каких только пыток он не изобретал, каких экспериментов над пленными не проводил.

Чего стоит знаменитое по всему периметру Танганьики «обрезание»!

Заключалось оно в том, что наиболее стойким из попавших в плен бойцов

регулярной армии Ндоу с помощью клея «заваривал» крайнюю плоть. Да еще наносил при

этом крохотные ранки. Вернуть половому органу естественный вид можно было лишь

одним путем – срезать кожу, прикрывавшую головку. Не исключено, дабы не испытывать

нечеловеческих мучений, многие и отважились бы на отчаянный шаг. Но пленникам

предусмотрительно связывали руки сзади. Первые сутки все, как один, терпели. На

вторые наименее стойкие, как правило, уже не выдерживали – мочились. Заклеенная

крайняя плоть, приобретшая в результате изобретения Ндоу форму спущенного шара, постепенно наполнялась. Ее «надувала» жидкость. Растягиваясь с каждым актом

мочеиспускания все больше.

Дня через три страдальцы носили на концах членов различного размера «груши».

Объем зависел от количества выделенной мочи, а также от эластичности кожи. Боль

испытывали жуткую. Причем не только в результате предельного, на грани разрыва, натяжения поверхности «шара», но и от сильнейшего воспаления. Невидимые внутренние

ранки гноились, их, к тому же, разъедала соль. Случалось, «емкости Ндоу»,

истончившись, лопались.

Тем, кто не выдерживал мук и соглашался на сотрудничество с повстанцами,

делалось пресловутое обрезание.

Еще одно гремевшее на все джунгли ноу-хау – «покраска фасада». Заключалась она

в том, что Ндоу заливал краской, как правило, темной, глазные яблоки несчастного.

80

Пыточной процедуре обычно подвергались европейцы – отсюда и предпочтительный

«новый цвет гляделок – черное на белом». Вопли страдальцев разносились обычно на

километры. Некоторые сходили с ума, как говорится, не отползая от банки с краской.

Остальным, в случае дарования жизни, была обеспечена слепота до скончания веков.

А еще – уже скуки ради! – Ндоу запускал горемыкам в уши красных муравьев,

специально тех разъярив. Раковины залеплял смолой, протыкая в них обычной иголкой

отверстие. Такого диаметра, чтобы выбраться наружу насекомые не могли, но кислород –

получали. Сами бойцы сопротивления с воистину детским любопытством таращились на

душераздирающие «спектакли» с безумными выкриками и эпилептическими катаниями

по земле.

Нет, у Кваква на подобные изощренные проделки фантазии не хватало. Он брал не

столько показной жестокостью, сколько хорошо закамуфлированной хитростью. А что? В

этом мире, чтобы выжить, лучше иметь чуточку ума, чем навалом – дури.

Глава 51

Из дома Клод выбрался в начале девятого. А еще через четверть часа, поставив