Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

За окошком смеркаться стало. Да и внутри у Еськи словно сумерки настали. И едва солнышко плетня коснулось, в тот же самый миг и елда Еськина за ним следом опустилася. Мышкой из норки выпорскнула, да и утихла. Еська и не знал, что так бывает.

Тут-то Отрада Тихоновна в чувство пришла, голову приподняла:

– Друг ты мой любезный, Есюшка родимый, сделай милость, спустись ты отседова да ковшиком зельица зачерпни, что в печи варится. Подуй на него три раза, чтоб охолонулось малость, да и выпей на здоровье.

– Прости меня, хозяюшка ласковая, – Еська в ответ молвит. – Только, как говорится, негоже хозяйничать самому, да в чужом-то

дому. Как ты меня потчевать сбиралася, то и сполняй долг хозяйский.

– Да как же ж я его сполню, коли мне не то что слезть отсюдова, а и сесть-то порядком не можно?

А и то: Еська заметить не успел, как она раздаться успела. Куды ж ходоба подевалася! Взбухла вся, чисто пузырь бычий, что ребятишки для плаванья надувают. И ляжечки уж лоснятся, и щёки раздулися, а глазёнки так вылупились – мало из глазниц не вылазиют. Какое там с печки соскочить – она и шевелится-то с трудом.

Еська, лишнего слова не говоря, с печки прыг, да варева и зачерпни. Подул трижды, как она велела, только всё одно пить невозможно было, такой жар от него шёл. Стоит Еська, портки спущены, в руке ковшик паром исходит, а она с печи: чего, мол, ждёшь?

И дунула на ковшик. Питьё от духа ейного аж льдом подёрнулось.

– Пей!

Еська отхлебнул. Впрямь, вкусно. Да и выхлебал весь ковш.

И только глоточек последний сделал, словно сила незримая его залупу ухватила да ввысь подтянула. Елда колом так и вскочила да прямёхонько на Отраднину мандушку нацелилась. Еська сам не понял, как на печи сызнова промеж ног ейных очутился.

И обратно: туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды.

Тут вовсе смерклось. Отрада и так-то без движения лежала, да ещё и захрапела. «Ну, – Еська мыслит, – пора сбираться. Авось не заметит». Дёрг – ан елда-то не вылазит. Только что на четверть вершка вынется, да в тот же миг обратно задвигается: туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды:

Долго ли, коротко, ночь наступила, а Еська всё продолжает еть, однако не только что отрады никакой не чует, даром что имя ейное таково, но и радости ни на ноготок.

Тут веки его и смежились.

И пришёл к нему старичок. Еська враз признал – Хранитель. Эвона как: в первый-то раз являлся, когда выхода с царевниной спальни не было, а тут в манде увяз.

– Эк же тебя угораздило, Есюшка! Ведь вот ясно было сказано: ступай, где коня потерять можно. Там тебе уж и встреча была приготовлена.

– А ты будто повсюду за мной следовал?

– Вот ишо! А то у меня иных делов нету, как за тобой по свету белому шастать!

– Так ты ж хранитель, аль нет?

– Хранитель-то хранитель, только все вы по-своему эту службу понимаете. Я думал, хоть ты-то толковей других будешь, ан выходит – как иные. Кабы у каждого из нас, хранителей, по одному человечку было б, так это ж сколько нас понадобилось бы! Нет, милок, таких, как ты, у меня ещё дюжины три. А у другого бывает и по сороку за раз.

– Ну, всё одно выходит, много вас. (А сам: туды-сюды, туды-сюды, туды– сюды.) Эвона людей сколько! Так ежели на каждую даже сороковку по одному:

Тут Хранителя прям смех взял:

– Да нешто, – говорит, – всех хранить надобно? Хранитель много если к одному из мильёна приставлен. А так у каждого свой ангел имеется, ну, там на случай чтоб соломки постелить аль какую иную услугу оказать. Они, ангелы– то, ни на что иное и не способны.

– А ты будто ангела сильнее?

– Не то даже, что сильнее, а то, что нас и вовсе неча равнять.

Ангел – он человека только что от болячки охранить может, ну, разве, от искушенья какого никудышного. Да ведь в искушеньи-то вся суть и есть. Потому без его душа что ледышка иль, лучше сказать, зерно непроросшее. Они только и умеют, что зёрна те, заместо чтоб в землю садить, морить да затаптывать. А ты дай душе искушенье пройти, окрепеть да расцвесть, аль уж коли сгореть, то зато пламенем жарким. Ну, да одно утешает, что и со своим-то делом ангелы, сам знаешь, как справляются. А уж от погибели-то и вовсе им никого уберечь не удавалось.

– А вы будто можете? (А сам: туды-сюды да туды-сюды.)

– Так это и не по нашей части вовсе. Погибель – дело телесное. Нам бы с душою управиться. А гибель иной раз бывает нам и не помеха, а насупротив: тело гибнет, дабы душа спаслась. В этих разах мы и не препятствуем. А ты уж возомнил, будто одна у меня забота – следить, чтоб ты сухим со всех вод вылез. Нет, брат, не думай, что ты – столь птица великая.

– Да как же ж не великая, коли меня супротив мильёна охранять надобно!

– Эх, Еська-Еська, – Хранитель бородой потряс, – ты и ране-то особо умны вещи не баял, а теперь вовсе глупость слепил. Что я к тебе приставлен, то вовсе не значит, что я твой хранитель есть.

– А чей же? (Молвит Еська, а тем временем продолжает: туды-сюды, туды– сюды, туды-сюды.)

– Да всехний ваш: и твой, и баб энтих. Вона мы их сколько с тобою охранили.

– От кого отхранили-то? Ну, Анфису понятно – от Силы Ебицкой. Ну, Ирушку-Ивушку аль там Лидоньку. А остатним-то что грозило?

Хранитель аж кулаком себя по колену стукнул:

– Человечьей же речью молвлено: души беречь я приставлен. Чё я те про искушенье толковал? Без его, да с тоски-печали душа бабья сохнет – куды там соломе! На иную бабёнку глянешь – цвет маков, кровь с молоком, и голосок звонкий, словно соловей майский. А коли б вы глаз имели к ей в душу самую заглянуть, так там осень дремучую узрели б и ничё боле. Вот и ходит-бродит по белу свету этакий вот Еська в помогу им. Ну, а я ему при случае посабливаю. Так что уж сам смекай, кто и чей хранитель выходит.

– Так а что ж до меня было? Неужто все бабы так и пропадали? (Туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды.)

– До тебя другой Еська был, ну, там, или Коська аль Тыська. Он тебе, вроде как, свою планиду передал, хоть ты того не ведал. Так и ты со временем свою планиду кому-то передашь. Только пока неизвестно кому.

– Да видать, – Еська молвит, – навряд ли это будет. Ежели только ты меня отсюда не вызволишь, душе моей одно спасение – через елду, навеки в Отрадниной мандушке сгинувшую.

– Нет, – Хранитель головой качает, – не через это.

– Так вызволяй же меня отседова!

Тот прямо осерчал:

– Ты б ране-то своей головой смекал! Тебе кака стезя приготовлена была, да ты ж по ей не пошёл. И не то обидно-то, что пропадёшь ты, Еська, а что зазря пропадёшь. Потому эта баба совсем от других отличная. Почесал Хранитель в бороде, да и поведал Отраднину повесть жизни.

Повесть жизни Отрады Тихоновны

Жили-были три девицы. Звали их Лада, Рада и Отрада. Уж так они были хороши – описать неможно! Парни не только что с их деревни, а со всей окрестной местности до городских вплоть к ним поваживались. И не то чтоб свататься даже, а просто поглядеть иной вёрст за тридцать приходил.

Поделиться с друзьями: