«Если», 1996 № 07

— Не хочу… Хочу домой…

Настроение было испорчено. Обратно возвращались молча. Я предложил было пройти по следу серого слизня, но Эльза лишь застонала в ответ. Без единого слова я развез клиентов по боксам. Перед трансформацией я решил связаться с Лехой.

— Представляю, что будет, если они нажалуются Пупсу, — произнес я в микрофон. — Ведь еще и деньги придется возвращать.

— Да не… — без особой надежды проговорил Леха. — Для них это мелочь.

— Вообще-то парню приключения должно были понравиться. Просто с девкой ему не повезло.

— Слушай, Алик, — я услышал, как Леха зевнул. — Я посплю, пока работает преобразователь. Когда все закончится, вы меня разбудите.

— Ну спи, спи… — и я отправился в свой бокс, чтобы предаться действию усыпляющего газа.

Сон окончился, я сладко потянулся и, не открывая глаз, выставил вперед руки, чтобы распахнуть стеклянную крышку бокса. Однако ладони мои провалились в пустоту.

Пришлось открыть глаза. Меня окружала бескрайняя пористая поверхность поглотителя. Я вскочил.

Либо я пробудился раньше времени, либо… И тут я понял, что преобразователь не работает. Поверхность поглотителя была холодной.

Наконец я взглянул на контрольную панель на стене. На ней горели две большие желтые лампы и три нуля на табло — это был сигнал готовности. Неужели Леша забыл включить аппаратуру?!

Я прыгнул в комбинезон и побежал к машине — нужно было узнать, что с моими подопечными. Я быстро убедился, что у Максима та же история: он сидел посреди контейнера, расставив ноги, и остерегался предпринимать какие-либо действия.

— Ну? — спросил он.

Я, как мог, успокоил его и предложил доехать до Эльзы. Ему оставалось только согласиться. Девушка, слава Богу, еще спала.

— Сиди рядом, — сказал я Максиму. — Я подъеду к аппаратной и посмотрю, что там с Лехой.

В аппаратную вел особый стеклянный тоннель. Его использовали для подгонки запасных машин и других экстренных ситуаций. Я не сбавляя скорости промчался по нему, резко затормозил и приставил лицо к прозрачным стенам.

Меня прошиб озноб. Леша безмятежно дрых на банкетке.

Стараясь не думать, чем может обернуться вся эта история, я вскочил в машину и полетел обратно.

Эльза уже проснулась. Она была на удивление тиха.

— Что? — спросил Максим.

— Плохо, — ответил я.

Мне предстояло открыть им одну вещь, которая держалась сотрудниками фирмы в строгой тайне. Обстоятельства вынуждали меня быть честным. Но прежде следовало выяснить, сколько времени осталось у нас в запасе. Я нашел часы на стене и убедился, что они показывают 1 час 14 минут. Это была, мягко говоря, туфта — на улице еще не начинало темнеть. Но что это значило? Выходит, электричество отключалось еще раз, и часы обнулились. А с ними — и вся аппаратура. Компьютеры надежны, когда рядом с ними надежные люди, а не такие, как Леха. Пупс давно и с радостью уволил бы его, но Леха заменял собой целую ремонтно-эксплуатационную бригаду.

— Слушайте меня, девочки-мальчики, — наконец решился я, — сколько мы с вами гуляли по минитрону? Час, не больше, так? Плюс час с небольшим мы провалялись под наркозом в боксах. Итого, скажем, два с половиной часа…

— Мы тоже умеем считать, — нетерпеливо заметил Максим. — Дальше что?

— А дальше то, что до темноты мы должны вернуться в исходное состояние. Любой ценой, ясно? На все у нас три-четыре часа. До утра здесь не появится ни один человек.

— Нас кто-то может поймать в темноте? — спросила Эльза.

— Нет, никто нас не поймает.

— Но тогда ведь мы можем переночевать и здесь. А завтра пусть нас вырастят обратно.

— Нельзя нам здесь ночевать!

— Да не тяни ты, говори! — обозленно рявкнул Максим.

— Через пять или шесть часов начнутся необратимые процессы в наших организмах. И когда нас увеличат, мы в лучшем случае останемся на всю жизнь тяжелобольными людьми. Если, конечно, выживем.

— Мы навсегда останемся маленькими? — проговорила Эльза, которая, похоже, плохо следила за моими мыслями.

— Нет, не останемся. Дело в том, что принцип действия аппарата Меньшикова строится на отсечении молекулярной структуры и поглощении лишней влаги. Некоторые молекулы содержат всю информацию о развитии организма. С отсечением молекулярного вещества отсекается и информация. Организм развивается каждую минуту, и, если он не получает этой информации, наступает сбой в развитии. Это допустимо в пределах восьми — десяти часов, но не более.

— Алик, — спросила девушка, — что же нам делать?

Я перевел дыхание.

— Мы не сможем сами включить аппаратуру. Нужно будить Лexy.

— Как?

Я встал, подошел к машине.

— Поехали.

По дороге я объяснил, что Леха спит на скамейке в полуметре от пола. Достать его будет очень сложно, но нужно что-то придумать.

— А если стрелять? — предложил Максим.

— Не пойдет. Если даже он что-то почувствует, то вскочит, начнет прыгать по комнате, передавит нас. Но вряд ли наше оружие способно разбудить его.

Эльза молча наблюдала за нами сквозь полуприкрытые веки. Потом спросила:

— А от чего он вообще может проснуться?

— От хорошего пинка, — ответил я. — Но иногда и от громкого звука.

— Ясно…

Я удивлялся выдержке, с которой держится эта капризная девчонка. Видимо, она еще не поняла, насколько все серьезно.

А может, чрезвычайные обстоятельства пробудили в ней другого человека.

Стеклянная труба располагалась для нас очень удачно: выпускной клапан находился на уровне пола. Мы выбрались через него вместе с машиной и оказались на желтом линолеуме.

— Ну и грязища, — подивился Максим. — Здесь что, никогда не убирают?

— Убирают, — оскорбленно ответил я. — Но влажная уборка — это еще не стерилизация, пойми.

— Это и есть ваш Леха? — спросила Эльза, указывая на исполинский ботинок, торчащий над краем скамейки.

— Он…

Девушка внимательно осмотрела заставленную приборами комнату.

— Алик, только ты знаешь, что здесь можно заставить громко звучать.

— Радио! — обрадовался Максим.