«Если», 2017 № 01 (248)

— Там же и муравки в ход пойдут. Понизу нужны сонные, а дальше уже заградные, да погуще — назад другим путём пойдём. Из молельной лестница наверх, в княжьи покои, а витком выше — в книжницу. Перед покоями тоже всегда караул, вот тех бы надо без шума…

Замялся Алим, губу прикусил. А чего мяться-то, дело разбойное…

Зёрна спросонка звонкой россыпью скакали по натёртым плашкам узорчатого дворцового пола, застревали в стыках, закатывались под обитые сафьяном скамьи. Скоро-скоро начнут тихо лопаться хрупкие кожурки, из напитанного коренной смесью нутра полезут быстрые, хищные побеги, воткнутся, зацепятся за любую неровность. Вытянутся мясистые стебельки, набухнут клейкие завязи. И расцветёт гостевая сонным лугом, голова кругом… Тем временем разбойники бесшумно бежали вперёд, минуя опасную гостевую.

В молельной отдышались, перестроились, приготовились. Дрозд скинул замызганную телогрейку, стянул обвислые штаны и превратился в самодовольного дворецкого — ус подкручен, мелочам обучен. Извлёк из заплечного мешка мятый кафтан княжеских цветов, перебросил через локоть, да и устремился вверх по лестнице, вихляющей походкой и вздёрнутым подбородком показывая всем вокруг, как он недоволен.

Стрельцы у дверей княжьих покоев и шевельнуться не успели, а теневой уже распекал их как дворовую шпану:

— Вылупились, дармоеды! Кто с дозора уходил, я спрашиваю? Кто на княжью скамью своё седалище смердючее громоздил, а?! И где глаза были? Вы только посмотрите — день работы насмарку! Кто теперь утюжить будет — за день до празднества…

Зашуршало, стукнуло, всхрипнуло. С верхнего пролёта вытянулось долгой висячей каплей, а потом потекло медленной струйкой багровое.

Рахмет снова замыкал. Из припасённой баклажки он плескал себе в горсть, размачивая в кашу мелкие семена тутытама.

Сова первым переступил через лежащие поперёк лестничной площадки тела, с сожалением глянул на суровые запоры опочивальни и лёгкой рысцой через ступеньку побежал вверх. Улыбаясь и шёпотом напевая «Дверцу-дверочку», присел перед замочной скважиной.

Алим и Сыч вместе с Рахметом размазывали по поручням, ступеням, стенам бледную тутытамовую жижу. Там, откуда они уже ушли, размоченные семена вовсю пузырились, пенились, пучились, выпускали вверх и вбок тонкие полупрозрачные нити.

Дрозд оттёр от крови и спрятал в рукав обоюдоострое бело-железное перо, поднялся вслед за Совой посмотреть, как древ-ляной справится с дверью.

За окнами, выходившими в лестничный колодец, щебетали пигалицы. Из Велесова Пристанища прикатился округлый низкий звон князь-колокола.

За дверью в книжницу, не продержавшейся против Совы даже до подхода Рахмета, разбойники обнаружили огромную палату, от пола до потолка рассечённую рядами узких полок.

— Ай, не зря! — глаза Совы загорелись суматошным огоньком. — Это ж сколько тут…

Он метался туда и сюда, то хватаясь за рукописные книги в тяжёлых кожаных обложках, то сдувая пыль с хрупких потемневших свитков.

— Как же это? — он беспомощно обернулся к Дрозду. — Как знать, что брать-то? Это ж кладезь… Йихх!

Алим на мгновение замешкался, засмотревшись в глубины книжницы, где в самой дальней, неосвещённой торцевой стене виднелись низенькие как в бане двери. Но прежде чем отправиться туда, он шириной разведённых рук отмерил от входа несколько саженей и показал Сычу:

— Тут!

Старик опустился на корточки и начал осторожно, по одному, извлекать из сумки запалы.

Остальные последовали за золотарём. В середине книжницы в стене обнаружилось углубление. За тонкой решеткой на золочёных насестах спали финисты. Чёрные, пегие, крапчатые, седые. Остроклювые головы прятались под сафьяновыми колпачками.

Рахмет поравнялся с клетью — и сразу несколько финистов начали беспокойно переступать лапами, встрепенулись, заклекотали.

Сова зыркнул на птиц и, опустив взгляд, прошёл мимо. Но внимание его с книг переключилось на что-то ещё.

— Дрозд, — позвал древляной. — Слышь, Дрозд!

Теневой остановился перед низкими дверьми. Первую украшало выжженное изображение финиста. На второй бы-чага тянул невидимый поезд. Четвёртая дверь почти не была видна под узором из гранёных камушков и длинных изогнутых корней.

А на третьей — хвостом к голове, головой к хвосту — кружили рыбы.

— Что тебе? — спросил Сову теневой.

— Дрозд, а правда, что если натасканный финист умирает, то только вместе с теневым?

Рахмет осмотрел замки. Здесь ловить было нечего. Ни скважины, ни ключа — только плоская металлическая дощечка с пупырышками. Числовой замок на двадцать нажатий. Скромное клеймо «Княжхран» в уголке — новообразные словечки входили в обиход даже в сердце мира. Рахмет высыпал из подсумка на ладонь длинные тонкие булавки дробь-травы. Алим замер у него за спиной.

— Эта, — подтвердил золотарь, не отрывая взгляда от рыбьего кольца.

Рахмет аккуратно воткнул волоски зёрнышек в крошечные трещинки на поверхности двери. Спрыснул их водой. Булавки ожили. Едва заметно глазу, они начали погружаться в древесину всё глубже и глубже. Селезня бы сюда! В его руках каждое зернышко развернулось бы в миг своей перевоплощённой сутью! Но коренного в ватаге не было, и приходилось ждать — нестерпимо долго ждать.

Ещё какое-то время ничего не происходило. Сыч возился с запалами, выравнивая их хвосты. Дрозд задумчиво бродил между книжными рядами, разглядывая корешки.

Сова вернулся к клетке с финистами.

— Ты не ответил, Дрозд, — укоризненно сказал он.

Из глубины древесной породы, из-под кованых железных стяжек пришёл негромкий протяжный звук. Словно дух дерева пытался вырваться наружу. По поверхности двери зазмеилось сразу несколько трещин. Дробь-травинки каменели и наливались силой даже внутри заговорённой древесины.

Тренькнув, отлетела первая железная скоба. Разломились пополам кружащие рыбы. Дыбом встала верхняя петля, и вот уже дверь повисла на язычке безупречного числового запора. Алим, а за ним и Рахмет шагнули внутрь.

Стены крохотной комнатушки были расписаны древним наречием, которое Рахмет понимал плохо. Не было здесь ни книг, ни полок. Лишь в середине комнаты лежала каменная плита с высеченными на ней словами и маленькой лункой — в такую поместился бы, скажем, лесной орех.

Алим забрал у Рахмета подсветку и опустился перед плитой на колени.

— Ты не ответил мне, Дрозд, — подытожил Сова, скорбно качая головой.

Рахмет вышел из тесной тёмной комнатки.

Клац-клац-клац… По деревянным плашкам пола откуда-то сбоку приближались острые коготки. Совсем рядом, и…