Если бы красота убивала

Я попрощалась с обоими полицейскими, пожала им руки, открыла джип, бросила сумку на заднее сиденье и села за руль. Полицейские, как и обещали, поехали за мной следом, как будто наши машины составляли официальный кортеж. Они проводили меня даже дальше, чем до выезда из города, и минут десять ехали за мной по шестьсот одиннадцатому шоссе, но потом повернули назад, помигав на прощание фарами.

Я осталась одна. Вдоль дороги стояли в основном торговые здания, на крышах горели лампочки сигнализации, отбрасывая зловещий свет на пустые автостоянки. Я чуть ли не каждую минуту смотрела в зеркало заднего вида и проверяла, нет ли за мной слежки, но позади было пусто. Пару раз я видела сзади машины, но они сворачивали в сторону или обгоняли меня и уезжали дальше. Настал момент, когда мне пришлось свернуть с шоссе и петлять по проселочным дорогам, чтобы в конце концов выехать на семьдесят восьмую автостраду. Я вцепилась в руль, руки у меня дрожали. Дома, мимо которых я проезжала, стояли темные и казались необитаемыми, только в каком-то одном повсюду горели электрические лампочки, имитирующие свечи. Я ездила этим путем раз пять или шесть, но глубокой ночью – ни разу, и очень боялась заблудиться. За пятнадцать минут езды мне встретилась всего одна машина – спортивный автомобиль, похоже, битком набитый гуляками. Самое страшное, что случилось со мной на этом пути, – я где-то подцепила запах скунса, который все никак не выветривался.

Наконец дорога влилась в семьдесят восьмую автостраду, и я сразу почувствовала себя лучше, хотя, конечно, ехать по этой автостраде – это вам не по пляжу гулять в солнечный денек. Мимо меня мчались сплошь грузовики и трейлеры, я старалась скромно держаться в среднем ряду. Я вставила в плеер диск с ариями из опер Пуччини в исполнении Марии Каллас, открыла бутылку минеральной – я всегда держу в машине небольшой запас – и одним махом ее ополовинила. Меня не оставлял вопрос, не стоило ли быть более откровенной с этими двумя полицейскими? Но мое дело было слишком сложное, чтобы посвящать в него патрульных офицеров, которые даже не будут знать, как распорядиться этой информацией. Вот Фарли – другое дело, ему я все расскажу. Хотя, услышав этот рассказ, он точно не погладит меня по головке.

Небо впереди стало светлеть – приближался рассвет. Над горизонтом вспыхнули первые лучи солнца. Наверное, это должно было меня взбодрить, но дрожь в руках все никак не проходила.

Глава 14

Когда я заехала на стоянку, было почти полшестого. Все два квартала, отделявшие гараж от дома, я бежала. В вестибюле дежурил ночной портье, довольно противный тип, форменная кепка ему велика размера на три, наверное, он позаимствовал ее у своего дневного сменщика. Увидев меня, он мерзко ухмыльнулся, словно говоря: «Ну что, детка, веселая была ночка?» Я прошмыгнула мимо, бросив на него взгляд, который, как я надеюсь, сказал ему, что я считаю его самым найнелепейшим придурком на свете. И вот наконец, заперев за собой дверь квартиры и включив свет, я смогла вздохнуть с облегчением. Искушение разбудить Лэндона и выговориться было велико, но я его преодолела. Вместо этого я написала Лэндону записку, что я дома и чтобы он не уезжал, не поговорив со мной. Подсунув записку под его дверь, я вернулась к себе. Внезапно на меня навалилась непреодолимая усталость. Однако я боялась, что если буду спать в спальне, то не услышу звонка в дверь, поэтому я устроилась на диване и накрылась пледом.

Я проспала всего часа два, когда в дверь позвонил Лэндон. Моя записка его встревожила, а когда он услышал от меня про вторжение в дом, то был просто в шоке. Прежде чем Лэндон успел высказать предположение, кто бы это мог быть, я изложила свою теорию, что инцидент как-то связан с моим участием в деле Кэт, а вовсе не с тем, что кому-то захотелось стянуть столовое серебро Лэндона. Тем не менее, заявила я, мне бы не хотелось, чтобы он оставался в этом доме на ночь один. Лэндон меня успокоил: оказалось, что он ждет и других гостей, так что одному ему оставаться не придется. Его куда больше заботило, что я останусь одна, да еще и, по-видимому, в состоянии посттравматического синдрома. Я заверила его, что со мной все в порядке, и сообщила имена полицейских, которые приезжали по моему вызову и с которыми в случае чего можно связаться. На прощание я настоятельно посоветовала Лэндону врезать в дверь черного хода нормальный замок.

Проводив Лэндона, я устало потащилась в спальню, разделась, рухнула в кровать и тут же уснула. Давно я не спала так крепко – наверное, несколько лет. Проснулась я разбитая, с головной болью и с таким ощущением, словно только что совершила семнадцатичасовой перелет через Тихий океан.

Душ немного помог, после двух чашек кофе мне стало еще лучше. Нужно было поесть, и я решила прогуляться до того ресторанчика, в котором встречалась с Джеком Херлихи. Перед самым уходом я вспомнила про автоответчик и проверила сообщения. Пока меня не было, несколько раз звонили друзья, один раз звонил мой брат Кэм, а мультипликационный пес, с которым я познакомилась в четверг в, клубе, каким-то образом раздобыл мой телефон и оставил: на автоответчике длинное занудное сообщение. Что интересно, ни одного звонка от убийцы. Можно подумать, он знал, что я собираюсь уехать из города на выходные.

Я вышла из дома на Девятую улицу и несколько раз посмотрела в обе стороны. Ничего подозрительного, обычные люди, кто-то идет за покупками, кто-то вышел на пробежку, кто-то катается на роликах или выгуливает собаку, а некоторые, по-видимому, направляются в парк на Вашингтон-сквер, чтобы просто понежиться на солнышке. Несколько человек даже сменили обычный для местных жителей черный цвет на пастельные оттенки.

В ресторане я заказала салат «Цезарь» и стакан чаю со льдом. Но когда салат принесли и я съела несколько сухариков, [10] то абсолютно не почувствовала вкуса, с таким же успехом я могла бы жевать сено. Я все еще не пришла в себя после кошмарной ночи. Однако, анализируя произошедшее, теперь я, кажется, начала кое-что понимать. Я больше не считала, что ночное нападение на меня было связано с моей бурной деятельностью в отношении дела Кэт, во всяком случае, если и существовала какая-то связь, то лишь косвенная.

10

Сухарики входят в состав этого салата.

Дело в том, что никто из присутствовавших на вечеринке в доме Кэт не мог знать, что я собираюсь переночевать в доме Лэндона. О том, что я направляюсь в Пенсильванию, знала одна Кэт. Я оставила ей контактный телефон, но не говорила, у кого остановлюсь, так что она не могла сообщить об этом убийце даже случайно. Кроме того, я была совершенно уверена, что из Нью-Йорка за мной никто не увязался. Проезжая по проселочным дорогам, по которым приходится добираться от автострады до дома Лэндона, я время от времени просто по привычке посматривала в зеркало заднего вида. Временами позади меня не было вообще ни одного автомобиля.

Но один человек точно знал, где я остановилась: это Дарма. Она спросила, и я ответила, назвала и город, и фамилию Лэндон. Его имя есть в телефонном справочнике, так что она без труда могла узнать адрес. Колючая, вспыльчивая Дарма. Кажется, своими расспросами о смерти Такера я невольно задела ее больное место. Может быть, дело и впрямь нечисто, возможно, она на самом деле подмешала мужу в еду ядовитые грибы, тогда, понятное дело, ей не понравилось, что я сую нос в эту историю. Ясно, что не сама Дарма ворвалась в дом Лэндона, спрятав свои локоны под вязаным шлемом лыжника, но это вполне мог быть Одинокий голубь, которому поручили напугать меня так, чтобы я убралась из города.

И еще один момент. Перчатки того взломщика. Они были сшиты из грубой хлопчатобумажной ткани – именно из такого материала шьют перчатки, в которых работают в поле, в сарае, на скотном дворе. Такие перчатки вполне могли быть у Одинокого голубя. У меня не было достаточных доказательств, чтобы обращаться в полицию, но, на мой взгляд, версия выглядела логично.

Все это было очень интересно, но тревожно. По-хорошему следовало бы поделиться моими соображениями с полицией округа Бакс, но я решила не распыляться, сейчас мне нужно было сосредоточиться на деле Кэт. Что же касается связи между смертями Бобба и Хайди, то до поры до времени я решила исходить из того, что этой связи нет, что никто не замыслил вендетту против женских журналов. Из этого следовало, что мне нужно было еще раз подумать, у кого из присутствовавших на вечеринке – за исключением Долорес – могли быть причины желать смерти Кэт.

Пока я сидела в том же ресторане, где встречалась с Джеком Херлихи, мне вспомнилось, как мы затронули в разговоре с ним тему убийства Хайди. Херлихи тогда сказал, что, когда человек обдумывает убийство, он делает это не потому, что ему вожжа под хвост попала из-за какой-то ерунды, мелкой обиды. Человек решается на убийство, когда он в неистовстве, когда он страшно зол на кого-то, чувствует, что его предали, когда он сходит с ума от гнева. И мне надо об этом помнить, когда я буду обдумывать список гостей. На тех, у кого к Кэт есть только мелкие претензии, нечего и время тратить, нужно сосредоточиться на людях, которые настолько обижены за что-нибудь на Кэт, что чувствуют во рту вкус собственной желчи.

Я совершенно спокойно вычеркнула из списка Лесли, у меня не было оснований ее подозревать, во всяком случае сейчас. Может, она и дулась на Кэт за то, что та якобы флиртовала с ее мужем, но это было сто лет назад, и с тех пор Лесли не проявляла никаких признаков обиды на Кэт. Рейчел я тоже мысленно вычеркнула. Если она и хочет занять место Кэт в редакции, то наверняка понимает, что устранение Кэт – вовсе не гарантия, что эту работу получит именно она.

Однако в списке были и такие, кто мог иметь на Кэт достаточно большой зуб, чтобы захотеть ее убить.