Если бы она ела золото

«Хорошо, хоть остановка автобуса находится рядом с работой. Однако если на центральной улице такая темнота, чего можно ожидать на окраине?» – грустные размышления лезли в голову женщины, пока она ожидала транспорта в сторону той самой окраины.

К тому, что городские автобусы ходят нечасто, она привыкла давно, впрочем, как и все жители города, давно смирившиеся с транспортными проблемами. Однако морозным январским вечером уж очень неуютно стоять и ждать, не зная, когда и в каком состоянии подойдёт вожделенный автобус, а ещё надо в него попасть. Но что-то долго нет этого автобуса, а мороз, как назло, поджимает, проползая ледяной змеёй сначала в рукава, пробирается под одежду, всё тело холодит насквозь. А колючие снежные крупинки стрелой врезаются в скулы и лезут в глаза.

Но вот, слава богу, показался перекошенный от перегруза транспорт, медленно подруливая, принял вправо на остановку, остановился. Некоторое время тщетно предпринимал попытки открыть подпёртые двери, пока кто-то не догадался просунуть руку в дверную щель, чтобы помочь технике хотя бы наполовину со скрипом осуществить свои намерения. Тут же, пятясь назад, нащупывая почву под ногами, стали вываливаться люди, очевидно, изрядно уставшие, но довольные тем, что добрались-таки. Не сказать, что место в автобусе освободилось, но другие, жаждущие добраться до дому мужчины и женщины, не различая друг друга по половому признаку, немедля заполнили и без того битком набитый транспорт. Толкались, лезли, пробираясь в гущу этой спрессованной массы, заодно и согреваясь после долгого, леденящего душу и тело ожидания.

«Слава богу! – думала усталая женщина. – Ещё один день закончился. Приду домой, покормлю детей, и спать-спать-спать. А завтра снова на работу, а детям снова в школу».

Размышления помогали скоротать дорогу, и женщина не заметила, как автобус, подобно усталому путнику, передохнувшему на привале, вырулил с остановки и двинулся в путь. Очень медленно преодолев трудный подъём, он обогнул площадь и, выплёвывая одних и заглатывая других пассажиров на остановках, направился к окраине. Услышав знакомое «следующая остановка Марчекан», Галина со своими сумками-авоськами продвинулась к выходу.

– Опять кто-то выкрутил лампочку, – сердито чертыхнулась Галина, пробираясь на ощупь по тёмному коридору третьего этажа коммуналки.

По обе стороны длинного коридора размещались крохотные комнатки, в которых жили семьи, даже многодетные. Сама Галина жила с мужем и двумя дочерьми в комнате в самом дальнем углу. Люди не привыкли сетовать на тесноту и бытовую неустроенность. Хочешь не хочешь, а самую необходимую утварь иметь надо, да и зимнюю одежду и рабочую робу тоже где-то надо разместить. Вот для таких нужд и стояли в коридоре старые, со скрипучими дверьми, шкафы. Хотя это сильно сокращало пространство и без того тесного коридора, но иного решения этой проблемы не было, потому что в комнатах едва вмещались спальные места, преимущественно раскладные. В самом конце коридора располагался общий туалет и крохотное помещение, приспособленное для душевой. Одна из стандартных комнат отводилась под общую кухню. Как же без нее?

Галине предстояло пробраться до конца коридора, чтобы попасть к себе домой. В полной темноте эта задача казалось непростой, хотя за долгие годы, казалось бы, до автоматизма изучены каждый уголок и каждый сантиметр. Темнота внушала какой-то безотчётный страх, и сердце женщины колотилось, навевая всякие мысли и сердитые ругательства.

Она преодолела почти половину своего пути, когда неожиданно споткнулась о что-то мягкое и тяжёлое.

«Похоже на тушу спящего человека… а может, трупа», – промелькнула мысль.

Из рук полетели сумки и авоськи, рассыпались продукты.

– Володя, Володя, – стала она громко звать мужа, стуча по ближайшей двери.

На её крики кто-то из соседей приоткрыл дверь, тусклый сноп света пробился по коридору, и она увидела лежащего на полу человека. На шум и крики из своих убежищ вышли соседи. Кто-то чиркнул спичкой, и все, не сговариваясь, один за другим стали приближаться к лежащему на полу.

– Наверное, опять пьяный, – высказал предположение высокий толстый человек в милицейском галифе и домашних тапочках.

У кого-то оказался очень надёжный и очень дефицитный китайский фонарик. Редко кто мог позволить себе такой инструмент – и по причине дефицитности, и из-за цены. По яркости и кучности светового луча он узнавался безошибочно. Луч осветил лицо лежащего человека, но тот никак не отреагировал на свет.

– А кто это? – звучал вопрос женским голосом. – Вообще, живой он?

Какая-то женщина принесла электрическую лампочку-сороковку, очевидно, достав из своих запасников, и попросила мужа вкрутить в патрон. Тот притащил табуретку и стал выполнять поручение жены. Крупный человек в милицейском галифе занял пост у выключателя, и тусклый свет заполнил пространство коридора.

– Подождите, – включился человек в милицейском галифе. – Это же Вовка! Смотрите – кровь… Надо посмотреть, живой ли он вообще, – он наклонился и приложил два пальца к сонной артерии.

– Скорую, скорую надо вызвать, – звучал женский голос.

– Телефон только в бане есть, – уточнял другой женский голос.

Галина, выключившись из событий, безучастно сидела на коленях и ничего не соображала. Вскоре шок прошёл. Хотя лучше бы он продолжался подольше. Потому что начавшаяся неописуемая истерика, крики и плач всех подняли на дыбы. И уже было неясно, кому первому оказать помощь – лежащему без сознания мужу или бьющейся в истерике жене.

Слово «коммуналка», возможно, не каждому может дать какие-то конкретные представления, так же, как невозможно представить, как семья из четырёх человек может жить в крохотной комнатке в десять-двенадцать квадратных метров. И это не на короткое время, а постоянно и много лет. Что такое коммуналка, действительно представить трудно, но в послевоенные и последующие годы это жилье спасало от холода не один миллион городских семей, для многих из которых это было единственное место для жизни. Кое-где коммуналки сохранились до конца века, а возможно, где-то они есть и сейчас. Это было не самое худшее жильё. Коммуналки устраивались в старых строениях, размещая на площади одной квартиры пять-шесть семей, отделённых друг от друга полупроницаемыми перегородками; на всех жильцов была одна общая кухня и общий туалет, куда по утрам выстраивались сердитые очереди. Бывает и общая душевая или ванная, там очереди – вечерами.

Общая для всех и психологическая атмосфера. Как правило, жильцы ненавидят и свою жизнь, и самих себя и, разумеется, соседей, проклинают друг друга, пакостят, воруют продукты из холодильника соседей, если имеется у кого-то этот диковинный бытовой прибор, воруют продукты и из кастрюль, возможно, даже плюются в них.

Есть коммуналки и другого типа. Это когда вдоль длинного коридора налево и направо устроены десятки комнаток. Всё остальное – как под копирку.

Популярность коммуналок, воспетая в песнях и стихах, привлекала даже поэтов и музыкантов. Как бы люди не относились друг к другу – ненависть разделяла их или связывала любовь, – одно только нельзя отнять у этого типа общежития: готовность прийти на помощь соседу, каким бы он ни был негодяем или, наоборот, исключительно хорошим человеком. История помнит, как беда объединяла людей, несмотря ни на что. Каковы бы ни были отношения – добрые или дурные, – одно всегда было неизменно: в трудную минуту каждый спешил на помощь.

Вот и сейчас, какая-то соседка, накинув на плечи пальто, в домашних тапочках поспешила по морозной улице к телефону.

– Ты куда босиком? – сердито остановил её муж.

– В баню, – отвечала она, – там телефон есть, скорую надо вызвать.

– Баня на улице, а там зима! – беспокоился муж.

– Да что со мной станется за десять минут? – отвечала женщина.

– Надежду позовите, она врач, она поможет, – звучал женский голос.

– Я уже здесь, – отозвалась Надежда, – расступитесь и помогите мне занести его в комнату.