Если любишь - солги

Глаза и правда смыкались, сознание то и дело уплывало. Мажисьеры рядом переговаривались негромкими, но бодрыми голосами. Сира рассказывала, что они могут не спать сутками, работать в лаборатории день и ночь, а потом часов на двадцать впадают в состояние, которое несведущий человек легко примет за смерть или кому. Их дыхание слабеет, сердцебиение затихает, от кожи отливает кровь. Наверное, именно в такой сон погружался трёхсотлетний кровосос из пьесы Тьери.

Чем глубже ведуны заглядывали в прошлое, тем меньше видели и ещё меньше понимали. Но секретные архивы Магистериума были открыты для их взглядов. Документы, хранящиеся там, проясняли многое.

В древности континентом правили стихийные маги — окудники. Потом, как утверждала Сира, власть захватили кровососы. Они использовали высокоразвитую технику, куда совершенней нынешней, и каждый день сотнями убивали людей, не в силах утолить жажду крови. Начался бунт, во главе его встали магнетики. И победили, хотя на стороне кровососов сражались оборотни.

При этом мажисьеры считали себя наследниками и вампиров, и окудников. Кровь, к счастью, не пили, но сохранили, как сказано в старых манускриптах, "кровную память". Или родовую, уточнила Сира. Сначала эта память пробуждалась произвольно, позже её научились вызывать с помощью особых медитаций. Научные знания и технические достижения кровососов прорастали в мажисьерах по крупицам, подталкивая самых одарённых к собственным открытиям и изобретениям. В последние сто лет прогресс заметно ускорился. Очевидно, мажисьеры вплотную подошли к верхнему пределу развития вампирской цивилизации, а значит, и к её закату. Дальше — всё, обрыв, черпать будет неоткуда.

Оставалась ещё память окудников, но её долгое время недооценивали, и работать с ней было труднее. Мажисьеры плохо понимали, как преобразовать дикарские колдовские практики в современное научно-магнетическое знание. Правда, биомагнетики добились некоторых успехов, их фракция набирала вес. Но и они не мыслили себя без техники. Поэтому помощь ведунов, способных прозревать будущее науки, пришлась очень кстати.

В изложении Сиры всё звучало стройно, логично, но я не могла ни поверить, ни принять. Ведь это означало, что вся история мира строилась на лжи и была ложью от начала до конца. Может ли такое быть? Или видящие просто бредят? В их положении легко спутать галлюцинации с реальностью.

Мы летели долго, за окнами начало светлеть, стали видны клочья сероватых облаков внизу, а под ними земля, расчерченная линиями дорог и рек. Я смотрела, пока в висках не застучали молотки и по спине не потекла струйка пота, потом перевела взгляд на аэромобили сопровождения. Мне сказали, что они будут, но не объяснили, зачем.

Коротенькие, с тупыми рыльцами, двумя парами крыльев и скруглённым хвостом, летучие машины издали походили на детские игрушки. Но что-то с ними было не так.

Я знала, как выглядят аэромобили на двоих: пилот и пассажир сидят друг за другом в открытым кокпите или под остеклённым колпаком. И сейчас две тёмные головы в лётных шлемах были отчётливо видны на фоне неба… Но пассажир, я не сразу это осознала, почему-то глядел назад. Из корпуса перед ним торчала бессмысленная длинноносая конструкция, такая же помещалась спереди под брюхом мобиля.

Пришлось наклониться к самому окну, чтобы увидеть второй аэромобиль — позади первого и немного дальше. Те же два человека затылком друг другу, те же носатые надстройки.

А потом меня снова бросило в пот. Вспомнилось, как в газетах писали о боевых аэромобилях гражданской гвардии, принимавших участие в воздушном представлении по случаю Праздника Весны на загородной площадке близ Шафлю. Сама я этих мобилей ни разу не видела. И не слышала, чтобы гвардия применяла их, скажем, при подавлении волнений в Алватии. У Магистерума не было врага, которого требовалось расстреливать с неба. Или в небе…

— Что с вами, Верити? — вдруг спросил Дитмар. — Вы побледнели.

Он летел со мной. Все они летели — Евгения, Аврелий, Хельга, Марсий. С Дитмаром я старалась не разговаривать. Но сейчас было не до старых обид.

— У них пулемёты, — я мотнула головой в сторону окна. — Вы ждёте нападения? В воздухе? Но кто на это способен?

И тут же поняла — кто.

— Всего лишь мера предосторожности, — хрустально пропела Евгения. — Вы самая большая ценность континента, Верити. Мы не можем вами рисковать.

Они и правда боялись. Поэтому и лететь решили в ночь. Как будто ночь могла остановить крылана!

"Он идёт за тобой". Неужели Хакен и Сира рассказали об этом видении мажисьерам? Но тогда они знают, кто такой Фалько. И знают, возможно, лучше меня. Потому что слова про огонь и грохот я объяснить не могла.

Дирижабль пошёл вниз. Мне стоило неимоверного труда не зажмуриться и не сжать руки в кулаки.

— Подлетаем, — Марсий открыл окно, впустив в кают-компанию холодный ветер, и высунул голову наружу. — Смотрите, вон он — "Арсем".

Научно-экспериментальный полигон, построенный вокруг источника смелости на юге Тайян, в шестидесяти пяти километрах от городка Итурья, носил имя фирамского бога войны.

27.1

Сира предупредила, что на "Арсеме" меня ждут потрясения, но не объяснила, что это значит. Сказала, я должна увидеть сама.

Первое, что неприятно поразило: на полигоне почти не было растительности. Среди голых скал — ровная площадка, на которой никто не потрудился разбить хотя бы пару клумб. Дальние склоны весело зеленели, а всё, что росло вблизи полигона, было выкорчевано и снесено. К приземистым строениям из местного камня вели дороги из каменных же плит, по которым мог проехать электромобиль, а вокруг лежало ухабистое плато из стёсанной скальной породы и хорошо утоптанных насыпей. Кое-где на косогорах виднелись уцелевшие пучки травы, один-два чахлых кустика чудом держались на серых уступах. Их милостиво не замечали. Инкубатор кристаллов и часть лабораторий прятались в пещерах. На северном конце плато под горой помещалась ферма оборотней.

Это всё, что я успела узнать из короткой экскурсии. Потом меня отпустили поспать и привести себя в порядок, накормили и повели знакомиться с Марти Ри, ключом источника смелости.

Сам источник оказался небольшим, но бурным потоком, который с шумом и клёкотом падал в обширную каменную чашу с высоты двухэтажного дома. Марти Ри жил там, у истока родника, прямо в скале. Снизу были видны два круглых окошка и дощатая дверь, выкрашенная в синий цвет. От запруды к двери вели рубленые ступени. Никаких перил; слева — обрыв, справа — отвесная стена.

От одного вида этой лестницы на меня нашла слабость, но наш провожатый из местных сотрудников сказал, что Марти сам спустится к нам. Провожатого звали Батера Доан. Крепкий смуглый мужчина с орлиным профилем — типичный алвати.

Через минуту дверь наверху распахнулась во всю ширь, из тёмного проёма показался скособоченный человечек. Двигался он неуклюже, слегка заваливаясь влево и подволакивая ноги, а опорой ему служили костыли из тонких палок, на вид лёгкие, но очевидно, прочные и устойчивые. Духи земли! Не собирался же он на костылях спускаться по этой самоубийственной…

Ох, нет!

Человечек тюкнул костылём в первую ступень, сильно накренился вперёд, и я невольно зажмурилась. Он падал… я видела, как он падает! Но когда открыла глаза, оказалось, что бедняга успешно одолел две ступени и уже перебирается на третью.

— Не волнуйтесь, он проделывает этот путь по нескольку раз в день, — успокоил Батера Доан. — И должен предупредить, он не терпит жалости. Ведите себя с ним, как с обычным человеком.

Засмотревшись на несчастного калеку, я едва заметила мужчину и женщину, которые вышли из двери вслед за ним. Мужчина был высок, атлетически сложен, одет в кожаную куртку, мешковатые штаны и высокие шнурованные ботинки вроде тех, что были на Фалько при нашей первой встрече. Взглянув на него, я подумала, что поняла всё неверно: конечно же, ключ — это высокий. Двигался он легко, уверенно, как и полагалось настоящему воину. По узким каменным ступеням спускался, держа корпус вполоборота к пропасти, но так непринуждённо, будто это лестница на набережной Огней в Шафлю, удобная, безопасная.