Если можешь - беги

В начале августа российские «деревянные» пошли на убыль, а японские иены, которые Шитов прикупил еще там, в Южном, в Ялте почему-то не обменивали.

— Заелись, гады. От нормальной СКВ отказываются! — выругался Шитов. Сел в поезд — и подался в столицу — менять иены на рубли.

Поезд шел с юга, был жарким, распаренным. Пришлось спасаться холодным пивом в вагоне-ресторане. И Шитова понесло.

— Севера — места гиблые, хотя и денежные, — рассказывал он случайному собутыльнику, подвалившему к «богатенькому Буратино» на дармовое пиво. — Ну ничего, народ на северах держится. Годик, другой помучаешься, повкалываешь — глядишь — и на материк можно ехать — «жигуленка», а то и «Волгу» покупать…

Собутыльник поддакивал и жадно глотал «Жигулевское» прямо из горлышка. Он знал о северных зарплатах не меньше Шитова. Какие, к черту, длинные рубли на Севере, когда вся Россия от диких цен на ушах стоит?! Прошли времена, когда северные надбавки затягивали мужиков на Сахалин, в Норильск или Тикси. Чего туда ехать, спрашивается? Сопли морозить?

— У меня братан в Уренгое… Хочет домой приехать, — говорил собутыльник по имени Слава. — Я ему и пишу: брось ты, на хрен, свой Север, да возвращайся. И дома можно деньжат подработать. 0й-ей-ой сколько, ежели с головой!..

На девятой бутылке Шитов похлопал себя по карманам: деньги, взятые на дорогу, кончились. Тотчас же Слава дохлебал пиво, откланялся и пошел отсыпаться в свое купе. А Шитов поехал дальше.

Москва встретила Шитова вывесками, киосками, праздношатающимися толпами… И обилием обменных пунктов, где брали все подряд. Облегчив пиджачный карман от иен, которые в Ялте не котировались, зато в Москве обменивались по восемь с полтиной за штуку, Шитов набил рублями пластиковый пакет, уложил его для сохранности в матерчатую сумку не первой свежести и двинулся прогулочным шагом вверх по улице Горького — к Тверскому бульвару.

Значит, бутылка пива — здесь, бутылка — там… К памятнику Пушкина Шитов подошел в настроении. Перекурив вблизи Александра Сергеевича, отправился на Арбат. Напротив здания бывшего ТАСС, вблизи кинотеатра повторного фильма, Шитов опять тормознулся у киоска. Здесь его и окликнула гораздая на выдумки Судьба.

Судьба окликнула его голосом парня лет двадцати двух, одетого с явным столичным шиком. Фирменные кроссовки, черные джинсы, футболочка «I love beer». Глаза деланно-веселые.

— На пиво не займешь? — спросил парень, заранее улыбаясь отказу. И тут же улыбку погасил, услышав:

— О чем разговор! — Шитов вынул из кармана деньги.

— Ну ты силен!

Тут же, у киоска, и познакомились.

— Женя, — сказал Шитов. — С Сахалина.

— Паша. — ответил парень. — Из Мытищ.

Начали с пива, потом Шитова потянуло на портвейн «три семерки». А еще потом они сели с Пашей в случайную машину и поехали куда-то в сторону Киевского вокзала. Паша искоса поглядывал на провинциала, на его матерчатую сумку и думал, что брать ее он не будет: на хрена она ему сдалась? А вот в карманах у этого Жени поковыряться придется. Ну и по морде надавать, на всякий случай. Чтобы сразу не сообразил, в какую сторону за милицией бежать.

Машина остановилась у какого-то старого дома.

— Здесь моя знакомая живет. С подружкой, — многозначительно сказал Паша. Шитов сунул водителю две синих бумажки и выбрался из машины. — Вон туда идти, — Паша чуть подтолкнул Шитова, как бы давая ему верное направление. И показал на крайний подъезд.

На середине дороги Паша обогнал Шитова и пошел вперед, словно бы показывая ему дорогу. «Странно, почему он так торопится? И почему чуть не бежит? — думал Шитов, в стараясь не отстать от провожатого. — Торопится выпить? Но мы ведь даже не взяли бутылку!». Метров за пять до подъезда Шитов замедлил ход. Парень же, словно не замечая, что Шитов отстал от него, вошел в подъезд — и словно растворился в гулком сумраке. До подъезда оставалось шага четыре… И здесь Шитов остановился.

Он почувствовал опасность. Он понял, что нельзя заходить в подъезд. Ни в коем случае!

Нельзя — и все. Потому что его, Шитова, там будут сейчас убивать. Но сначала — бить, жестоко и страшно.

Шитов повернулся и двинулся прочь от дома, все убыстряя шаг.

— Ну-ка, стой. Остановись! Да стой, тебе говорят! — Но Шитов уже бежал, прижимая сумку к груди. К счастью, улица была близко. Она не таила опасности, кроме одной — угодить сдуру под машину. Но эта опасность казалась Шитову детской забавой по сравнению с той бедою, что бежала у него за спиной.

— Ослеп?! — заорал водитель «Москвича», выскакивая из машины. — Ну какого черта под колеса лезешь? Ну, нажрался, так дома сиди!

— Не ругайся, шеф… Ну, не ругайся! Мне на вокзал надо. Опаздываю!

— Сколько дашь? — тут же успокоился водитель.

— Двадцатка устроит?

Беда отстала от Шитова. А он через полчаса уже был на площади Маяковского. Шитов взглянул в сторону Владимира Владимировича и вдруг воскликнул:

— Ну-ка, шеф, здесь тормозни!

Шитов не ошибся: это был Вовка. Не тот, бронзовый, а живой — Вовка Чепрагин. Он как раз собирался спуститься в подземный переход и задержался на поверхности, чтобы пропустить идущих навстречу людей.

— Привет с Сахалина!

— Женька?.. Ты откуда, черт, взялся?!

А дальше все как в жизни: задушевно, слегка суетливо и по-пьяному деловито.

В тот вечер столичный Гермес (впрочем, бог торговли везде одинаковый) получил изрядный «навар». Шитов вытряхнул из пластикового пакета немало крупных купюр, и все они разошлись по рукам продавцов близлежащих гастрономов. Пережитая днем опасность требовала грандиозной разрядки. А какая разрядка без вина? Ну и закуска к нему: колбаса, ветчина, карбонат… Ну и сосисок заверните. Парочку.

— Я понимаю так: пить — так пить! — говорил друг Чепрагин в лифте, ползущем вверх, на восьмой этаж. — А у нас с тобой, Женя, извини, только на один вечер. Да и то до половины десятого. Слабо, слабо. Совсем ты, Женя, на своем острове от отдыха отвык!

— Ну, не скажи, Володя, — возразил Шитов, покосившись на здоровенный пакет с бутылками и снедью. — Да здесь не меньше, чем дня на три.

— На два, если уж быть точным, — поправил Чепрагин. — Вот увидишь! Один день — пьем, другой — похмеляемся…

Они загуляли ровно на пять дней.

Они сидели в полупустой трехкомнатной квартире и пили, лишь изредка выскакивая на улицу — к ближайшему киоску. Денег было много, и таяли они очень медленно. А может быть, они не таяли совсем.

На шестой день Чепрагин проводил Шитова на вокзал. Билетов не было, но поезда на юг еще ходили. Шитов по-московски расцеловался с Чепрагиным на перроне, по-сахалински щедро сунул проводнику в руку — и забрался в плацкартный вагон. Махнул другу в окне, когда поезд тронулся, и отправился к жене на юг.