Если мы будем вместе...

– Мы консультировались с одним профессором в Москве. Он и сказал.

– Да? Странно… - Доктор явно был в замешательстве.

Я хотел его уверить, что профессор-то уж точно знал, о чем говорил, но в последний момент прикусил язык. Пазл в моей голове сложился. Профессора мне тогда посоветовал именно Николай. Скорее всего, заплатил ему, чтобы он нам соврал. Потом Силов еще и предлагал мне выдать Машу за его непутевого Ивана, якобы, на нее, ущербную, никто не позарится. Господи, зачем он так с нами?

– Но ведь у нее, – я смутился, но продолжил, – хм, женских дней после операции ни разу не было.

– Ну, в этом-то как раз ничего странного и нет. Стресс, пережитый во время похищения и операция – все это могло нарушить нормальный цикл. У кого-то он восстанавливается практически сразу, а кому-то на это требуется гораздо больше времени. – Я потер рукой лицо, стараясь «переварить» информацию. А доктор, тем временем, продолжал вещать своим тихим голосом. – Конечно, следовало бы немного подождать с беременностью, ведь после операции, прошло совсем не много времени. Возможно, вы решите не рожать, у вас есть еще пара недель на принятие решения, но я…

– Вы что такое говорите? – Я аж подпрыгнул в кресле. Возмущение просто захлестнуло меня. – Я уже и не надеялся на внуков, а вы нам такое предлагаете. Ребенок родится. – Для пущего эффекта я стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла.

– Что ж, я искренне рад такому решению. Сейчас выпишу вам рецепт на витамины и легкое успокоительное. Витамины будут стимулировать аппетит и позволят малышу нормально развиваться, а успокоительные обеспечат вашей дочери спокойный полноценный сон. Это именно то, что необходимо будущей мамочке. – Он написал что-то на небольшом бланке и протянул мне. – Здесь же указано как их принимать. Мария Андреевна должна постоянно наблюдаться у специалиста и беречь себя. И еще, Андрей Васильевич, насколько я могу судить, ситуация с отцом ребенка довольно непростая. – При этих слова Маша издала непонятный звук: не то кашлянула, не то хохотнула. Вот уж, действительно, совсем не простая ситуация. Один Бог только знает, кто из двоих молодчиков отец ребенка. – Тем не менее, я бы посоветовал сообщить ему новость. Знаете, – он снял очки и принялся так тщательно их протирать, словно от этого зависела его жизнь, – молодые люди иногда сгоряча могут наломать дров, а потом жалеть о содеянном. Ребенок – это ответственность, он помогает оценить ситуацию более трезво. Возможно, все еще будет хорошо.

Выслушав еще несколько советов, мы, наконец, распрощались с добрым доктором и вышли под палящие солнечные лучи. В лицо пахнуло духотой, особенно это чувствовалось после помещений с кондиционером. Несколько минут мы молча стояли на крыльце клиники. Маша, прикрыв глаза, подставила бледное лицо солнцу и глубоко вдыхала горячий воздух, наполненный ароматами экзотических цветов и моря. На ее лице уже не было того выражения безнадежности и печали. Теперь у нее появилась новая цель в жизни. Она сильная девочка и все преодолеет, а я буду рядом, чтобы помочь. Но от принятого ранее решения я не отказался: история с «любовным треугольником» должна закончиться и как можно быстрее.

Все же, подумал я тогда, хорошо, что отец ребенка не один из тех ублюдков, что издевались над Машенькой. Ребенок бы родился в любом случае, но принять его было бы тяжелее и мне и Маше. Я вздохнул и посмотрел на умиротворенное лицо своей дочери. И когда она успела вырасти и превратиться из нескладного подростка в красивую женщину? Не открывая глаза, Маша проговорила:

– Они должны знать.

– Хорошо. – Я кивнул, хотя она и не могла этого увидеть. Не надо было уточнять, мы оба прекрасно знали о ком идет речь. Мы еще несколько минут молчали, потом Маша посмотрела на меня своими голубыми глазами.

– Поехали домой. – Я опять кивнул. Хватит отсиживаться у черта на куличках. Давно пора возвращаться и встречать проблемы лицом к лицу.

Пройдёт печаль,

Растает горюшко,

Не плачь, душа,

Нам не впервой,

Лети легко,

Как птичье пёрышко,

Лети домой!

Н. Расторгуев, «Перышко»

Миша

До тебя, до тебя

мне откуда было знать,

Что любить не перестать,

а дышать – не устать.

До тебя, до тебя

мне бы только дошагать,

Чтобы, глядя в небеса,

снова нам оживать.

Джанго, «До тебя»

Столица встретила меня мокрым снегом, временами переходящим в ледяной дождь, и промозглым ветром. Близились новогодние праздники и народу везде было вдвое больше, чем обычно. Все это не прибавляло градусов моему и без того плохому настроению. И это в довершение к тому, что мне пришлось провести последние пять часов в узком кресле, без возможности хотя бы нормально вытянуть ноги, да еще и с соседом, всю дорогу выводящим рулады.

Я возвращался из очередной (или внеочередной, в зависимости от того, как на это посмотреть) командировки. Я загружал себя работой, насколько это было возможно, соглашался на все, что предлагали, а если не предлагали – напрашивался сам. Ситников, видя мое состояние, шел навстречу. Моей целью было измотать себя до такой степени, чтобы больше ни на что не оставалось сил – единственная возможность спастись от одиночества и пустоты, которые поселились в душе. Но это, честно говоря, мало помогало.

Меня окружали десятки людей – родственники, друзья, знакомые, сослуживцы. Кто угодно, кроме той, единственной, которая была мне нужна, как воздух. Несмотря на бесконечную занятость, все мысли мои были только о ней: как она, что делает, где и с кем проводит время? От мысли, что рядом с МОЕЙ любимой сейчас может находиться другой мужчина, обнимающий и целующий ее, говорящий нежные слова и заставляющий улыбаться и задыхаться от страсти, я готов был выть на луну. Это причиняло, прямо таки, физическую боль. Я засыпал с мыслями о ней и просыпался с ними же. Я находил покой только во сне, потому что там она была со мной, там я мог заботиться о ней, разговаривать и любить. Каждую ночь я просыпался в поту и возбужденный до предела, ощупывал свою постель и находил только холод и пустоту. Засыпая опять, я хотел никогда не просыпаться, но наступало утро и возвращалась горькая реальность. Мама, конечно тоже все видела, но с советами не лезла – понимала, что никакие советы тут не помогут – только тяжко вздыхала и качала головой.

Я поднял лицо к небу и закрыл глаза. Ледяные капли обжигали кожу, подтверждая, что я еще живой и могу чувствовать. Вспомнил, что почувствовал, когда меня представили к награде за поимку особо опасных преступников (тех самых, что похитили Машу и издевались над ней) и невесело усмехнулся. Ничего. Я не почувствовал совсем ничего. Мне было наплевать и на награды, и на звания, потому что рядом со мной не было любимой, которая бы разделила мою радость.

Некоторое время я просто стоял не шевелясь. Со стороны это, наверное выглядело странно, но меня мало волновало, кто и что обо мне подумает. Жизнь не стоит на месте и мне пора двигаться дальше. Я слегка тряхнул головой, прогоняя безрадостные мысли и еще более безрадостные видения и поспешил в здание аэровокзала. Весь мой багаж составляла небольшая дорожная сумка, помещавшаяся в ручную кладь, поэтому мне не пришлось стоять в очереди за багажом. Я получил свое оружие и сразу направился к выходу.

Сегодня я еще должен был успеть в Управление – Ситников ждал доклада об успешном завершении очередного задания. Еще надо позвонить маме, как она там в США? Да, представляете, буквально через неделю после отъезда Маши, мне позвонили из какого-то фонда то ли «Дарим жизнь», то ли «Помогаем жить», я не запомнил. Да, это было и ни к чему. Они сообщили, что есть люди, готовые покрыть все расходы, связанные с операцией по установке искусственной почки. От нас надо было только согласие и заключения наших медиков о возможности такой операции. Даже визу они делали сами. Для нас это был как подарок небес. Конечно, мы согласились и вот уже три недели мама находится в заграничной клинике.