Если небо молчит

Почти все проблемы на свете создаются людьми. Вольно или невольно. Простыми людьми – слабыми и сильными, обиженными и надменными, мстительными и великодушными, глупыми и умными. К каждому из них нужен правильный подход, ведь у каждого есть уязвимые места. Обнаружить ахиллесову пяту у человека, создающего тебе проблемы, – значит наполовину решить их. Разглядеть у противника незащищенное солнечное сплетение, беспечно открытый для удара пах – значит найти архимедову точку опоры.

Гораздо сложнее решать задачки, подкинутые обстоятельствами. Здесь кучность стрельбы не поможет. Куда ни бей – всюду молоко. Пока доберешься до истоков, пока нащупаешь корни проблем – потеряешь драгоценное время. Лотерея «спринт». Рвешь корешок за корешком, а на каждом – равнодушное резюме: «Без выигрыша». Можно перелопатить весь барабан и только на опустевшем донышке обнаружить счастливый билет, а бывает, даже первая попытка оказывается удачной. От мозгов ничего не зависит. Или – почти ничего. В этом-то и беда.

Треклятый Свирский в модном черном костюме, лежащий в луже крови на полу своей комнаты, – из разряда таких «лотерейных» загадок. Проблема, подкинутая обстоятельствами. К ее решению еще предстоит отыскать ключ, и может быть – на самом дне шапки среди десятков подобных жребиев-ключей.

Миновав опущенный шлагбаум автостоянки, горстку галдящих людей у входа в театр-музей, пропетляв между пыльными и загаженными голубями машинами, загромоздившими тротуар, Максим шагнул на ступеньки лестницы, ведущей на вершину холма. И в этот момент загрохотало. Воздух потяжелел и вмиг сделался сырым. Первые капли тяжело застучали по асфальту и по густой серой листве. Потом осмелели и принялись клевать голову, плечи и модные замшевые туфли Танкована. Он припустил наверх, прыгая через три ступеньки, прижав к груди барсетку и кожаный кофр, ставший за последние несколько часов просто бесценным. Мокрый ветер ударил в спину, лестницу на миг осветила вспышка небесного «Полароида», выдернув из темноты блестящие перила с гнутыми металлическими балясинами и пепельную, прибитую к земле траву за ними. В воздухе что-то треснуло, словно порвался натянутый брезентовый тент, и на ступеньки рухнула толстая ветка, шлепнув Максима по лицу липкой холодной листвой. Втянув голову в плечи и матерясь, он выскочил на бетонный пятачок, венчавший лестницу, перемахнул на тротуар, подняв фонтан брызг, и припустил во весь дух к дому.

Во дворе уже бушевала стихия. Ливень кидал водяные снопы на крыши машин, на деревья, на прогнувшуюся маркизу подъезда. Он слизал со стен все бумажные объявления и афиши, порвал их в клочья и теперь налепливал повсюду, наподобие мокрых заплат. Одна бумажка шлепнула Максима по лбу, но тут же отклеилась и юркнула куда-то за плечо.

Очутившись у дверей, он спешно приложил к гнезду автоматического замка магнитную таблетку, оказавшуюся на связке ключей, и юркнул в подъезд.

Михеева была уже дома. В прихожей горел свет, а из кухни доносилась негромкая музыка. Работала радиостанция «Серебряный дождь».

– Кто там? – раздался голос адвокатессы.

«Что, еще кто-то может быть с ключами от твоей квартиры?» – зло подумал Максим, стряхивая с себя капли на половик, а вслух откликнулся:

– Я!

Она появилась в дверях, помешивая ложечкой в пузатой керамической чашке, и неодобрительно покачала головой:

– Вы с улицы или из душа?

Адвокатесса выглядела по-домашнему: белоснежная просторная футболка чуть выше колен и короткие сиреневые лосины. Светлые волосы зачесаны назад и зафиксированы красивым ультрамариновым обручем со стразами. Очки болтаются на мягкой серебряной цепочке на груди. Лицо, как всегда почти не тронутое косметикой, теперь, без очков, лишилось налета официальности и деловитой холодности и стало беззащитным и немного растерянным.

«Так – лучше», – отметил про себя Танкован.

– Ливень застиг меня в ста метрах от дома, – пояснил он, виновато ежась. – Поэтому от настоящего душа – горячего и обильного – я бы не отказался.

– Ванна свободна, – пожала плечами Михеева и, повернувшись, исчезла на кухне.

– А еще – от кофе с коньяком и буженины с салатом! – запальчиво крикнул ей вслед Танкован.

Адвокатесса снова выплыла в холл. Ее бесцветное личико изобразило удивление.

– Столоваться все-таки давайте раздельно, – заявила она. – В вашем распоряжении – плита, микроволновка и посуда.

– О’кей, – согласно кивнул Максим. – Не премину воспользоваться всем, что в моем распоряжении. Пожарю на плите замшевые мокасины, потом доведу их до кондиции в микроволновке и выложу на фаянсовую тарелочку. Вы не голодны? Могу предложить вам каблук и пряжечку – на закуску.

Татьяна перестала помешивать в чашке, посмотрела на него с еще большим удивлением и даже надела на нос очки.

«Так – хуже!» – незамедлительно констатировал про себя Максим.

– Вы со мной разговариваете таким тоном, – надменно произнесла Михеева, – будто я виновата в том, что вам нечего есть.

– В моем тоне не было даже намека на это, – заверил он. – Ядействительно чертовски голоден. Стакан воды в «Ланселоте» – вот весь мой сегодняшний рацион.

Но мне бы и в голову не пришло вас в чем-то упрекать. Напротив, я искренне признателен вам за все, что вы сделали и делаете для меня.

– Хорошо, – одобрительно кивнула адвокатесса, словно похвалила трехлетнего мальчика, который самостоятельно пописал в унитаз и не промахнулся.

– Но мне казалось, – продолжал без смущения Максим, – что после того, как вы мне великодушно предложили кров, я могу рассчитывать и на скромный ужин. – Он невинно поморгал. – Можно даже не при свечах.

Татьяна усмехнулась.

– Дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде! – беззлобно передразнила она.

– Хоть чаю нальете? – взмолился Танкован. – Без сахара.

– Ладно, – Михеева опять сняла очки, – так и быть, накормлю вас. Только давайте не превращать это в правило.

– Давайте не превращать, – послушно согласился он. – Кроме того, я неприхотлив. Мне разносолы не нужны. Сойдет крохотная куриная ножка с гарниром из овощей, авокадо и креветки в кляре, а также бифштекс – только хорошо прожаренный! – с картофелем фри и салат из крабов с перепелиными яйцами. И насчет коньяка я пошутил – вполне достаточно бутылки красного вина урожая восемьдесят девятого года.

– Сейчас посмотрю, – вздохнула адвокатесса. – Кажется, у меня остались микомсовские сосиски. – И она скрылась за дверью.

«С юмором у дамочки все в порядке», – отметил про себя Максим и, скинув на пороге серые замшевые туфли, ставшие от воды черными и гладкими, пошлепал в носках в ванную комнату.

– Прошу прощения! – задрав голову, крикнул он. – После душа я имею обыкновение ходить по дому в трусах! Уверен, что вам на это наплевать, но решил на всякий случай предупредить!

– Если придете к столу нагишом – останетесь без ужина! – откликнулась Михеева.

Пятнадцатиметровая кухня была обставлена в стиле модерн. Над плитой со множеством ручек и кнопок нависала пузатая хромированная вытяжка. Полочки, шкафчики и пеналы, закрытые матовыми стеклами с напыленным серебряным рисунком, отливали металлическим блеском. Столешница под мрамор соединяла полукругом всю рабочую зону и заканчивалась вместительной раковиной, в которой стояли два пустых стеклянных бокала. Под натяжным потолком горела дюжина галогеновых светильников. Пол, выложенный серой плиткой, сиял ослепительной чистотой, словно хозяйка имела обыкновение завтракать прямо на нем.

Обеденная зона от рабочей была отделена условной границей в виде узкой стальной пластины на полу. Почти десятиметровое пространство казалось полупустым. Здесь также преобладали холодные тона. Стены, оклеенные синими моющимися обоями, были утыканы полочками с неизменными фарфоровыми статуэтками, единственное окно зашторено прозрачными голубыми занавесками, а на крохотной тумбочке едва умещался модный музыкальный центр с двумя хромированными колонками. В самом центре столовой стоял стол на трех металлических ножках со стеклянной поверхностью. Рядом – три стула с высокими спинками, обитых сиреневой клеенчатой материей.