Если небо молчит

– Вина? – растерянно переспросил Танкован. До него будто только сейчас дошел смысл сказанного ранее. – Странно, что вы заговорили о вине. В смысле, о моей вине…

– Что? – не поняла Михеева.

– Вы сказали, что Руслан пострадал из-за меня, – напомнил Максим.

Адвокатесса достала с полки коробочку с чаем, вынула два пакетика, освободила их от обертки и сунула в разноцветные чашки. По краям остались свисать яркие ярлычки на ниточках.

– Это – правда, к сожалению… – вздохнула она. – И означает, что вслед за первым вполне может случиться и второе несчастье.

– Вы можете выражаться яснее? – снова вскипел Танкован. – Что за манера у вас, адвокатов, вечно тянуть кота за яйца!

– Тянуть – полбеды! – парировала Татьяна. – Можно вообще их лишиться.

– Спасибо за напоминание! – раздраженно бросил он. – Кушеву оно уже ни к чему.

– Зато вам пригодится.

Чайник звякнул и выключился. Адвокатесса разлила кипяток по чашкам, пристроила их на блюдца и отнесла к столу.

– Руслан вам что-то рассказал? – догадался Максим. – Он считает меня виноватым?

– Вам сколько сахару? – невозмутимо поинтересовалась Михеева. – Две ложки? Три?

– Ну, хватит! К черту чай! Говорите, что вам известно!

Блондинка уселась за стол и придвинула к себе блюдце с чашкой.

– Мне известно, что Руслана кастрировали по ошибке, – сказала она. – Вместо вас, понимаете? Тот рыжий оперативник в квартире оказался прав, когда с издевкой предположил такое.

Максим открыл рот и в смятении опустился на стул.

Татьяна отхлебнула из чашки, поморщилась, обжегшись, и продолжила:

– Нападавший был один. Здоровенный бородатый мужик в защитной штормовке. Он с порога ударил Руслана головой в лицо, тот упал… – Она подула на чай, разметав струйки пара. – Потом схватил его за горло, потащил к кровати… Кушев сопротивлялся, но бородатый детина оказался сильнее.

Михеева замолчала и опять отхлебнула из чашки.

– И что было потом? – едва слышно пробормотал Танкован.

– Потом налетчик крикнул: «Привет из Сырого Яра, Максимка!» – и нанес еще несколько ударов. Руслан потерял сознание…

– Привет из Сырого Яра… – как эхо, отозвался Максим. – Бородатый детина…

– Вам это о чем-нибудь говорит? – Татьяна наклонила голову, пристально вглядываясь в его лицо. – Кого-то напоминает?

Он покачал головой.

– Никого не напоминает… Но Сырой Яр – это город, в котором я родился и жил до восемнадцати лет.

– Тогда, может быть, что-то для вас прояснится, когда вы узнаете, что было дальше. Едва Руслан пришел в себя, он увидел, что бандит вытащил из-под шкафа чемодан, перевернул его и копается в вещах. В ваших вещах, Максим! Найдя фотографию, он ткнул ею в лицо Куше-ву. Узнаешь, мол, кот потасканный? Напрасно тот пытался объяснить, что он не Максимка и что фотография не его. Бородач не слушал. Он стащил с Руслана штаны, достал из кармана бритву и…

Танкован закрыл глаза.

Стальное лицо Сашки Коржа выплыло из темноты. Он услышал его мерзкий ледяной смех, его голос с дрожащей хрипотцой: «Танкован! Ты ответишь мне за Марго! Жить не захочешь, физик!»

Единственный человек, готовый мстить Максиму за свое унижение, за свой позорный проигрыш, за уязвленное самолюбие, – «сыроярский мент»! Дворовый хулиган, нацепивший милицейские погоны, уже не знает границ дозволенного. Тупоголовая шпана, облеченная властью, не просто хамовата, но еще гипертрофированно жестока.

Сначала – Свирский. Теперь – Руслан. А на месте Кушева должен был оказаться он, Максим! Это к нему Корж прислал бородатого мясника с опасной бритвой в кармане! Танкован, кажется, даже слышит, как мстительный мент отдает приказ: «Иди! Отрежь этой гниде яйца! Пусть мучается всю оставшуюся жизнь. Пусть воет на луну и рвет на себе волосы от отчаяния. Пусть останется один на белом свете – без друзей, которые пару раз из жалости навестят его в больнице, а потом отвернутся и забудут (а может, и не навестят, кстати, поскольку не найдут слов утешения!) и, конечно, без женщин».

От этой мысли все внутри холодеет и дрожит.

– Значит, – медленно произнес Макcим, словно разжевывая заученную теорему, – налетчик мстил не Руслану, а мне… И теперь, узнав об ошибке, он может вернуться.

– Верно, – кивнула Михеева. – Вот почему я сказала, что не исключаю второго несчастья. Вам угрожает опасность, Максим!

Он посмотрел на нее странно, потом отвел взгляд и уставился на прозрачные голубые занавески.

– Бред…

– Явь, – поправила адвокатесса. – И логика, которую вы столь уважаете.

– Мне нужно подумать, – сказал он.

– Вам нужно понять, откуда исходит опасность. – Татьяна поднялась, достала с полки вазочку с шоколадными конфетами и поставила ее на стол. – Только тогда станет ясно, как действовать. – Она сложила руки на груди. – Хотите мое мнение? Избитая мудрость, старая, но тысячу раз проверенная: шерше ля фам.

Маским скривился.

– Ля фам здесь ни при чем. Ей в голову такое не придет – присылать в Москву бородатого отморозка с бритвой. Она – глупая, наивная, но не кровожадная.

– Вы говорите о той, что была на фотографии? – уточнила Михеева. – Она не москвичка?

– Она из Сырого Яра. – Танкован бросил быстрый взгляд на адвокатессу и снова отвел глаза. – Одноклассница. Подруга детства.

– Это не мое дело, конечно, – пожала плечами Татьяна, – но все-таки: что вас с ней связывало? Роман? Увлечение?

– Марго уверяет, что… родила от меня ребенка, – неохотно признался Максим. – Мальчика…

– Что? – Адвокатесса открыла рот. – У вас в Сыром Яру остался сын?

– Это еще нужно проверить, – пробормотал Танкован, почесывая висок. – Не факт, что ребенок – от меня…

– Прошу вас! – с жаром перебила Михеева. – Не падайте в моих глазах окончательно! Мне иногда кажется, что вы больше выглядите циником, чем являетесь им на самом деле!

– Цинизм – здоровое качество, – важно заметил он. – Присуще художникам и врачам. А еще цинизм – маска, способ выживания, защитная реакция.

– Вы все время от кого-то защищаетесь? – полуутвердительно хмыкнула Татьяна.