Эстер Уотерс

Эстер слушала горестную повесть этой женщины, и перед глазами ее возникал образ маленького человечка, которого она видела изо дня в день — такого аккуратного, подтянутого, такого степенного и невозмутимого, жизнь которого, как ей казалось, протекала спокойно, без малейших треволнений и бурь, — и вот какой была она на самом деле!

— Если бы я могла думать только о себе, мне бы было все равно, но у нас ведь дети подрастают. Как же он не думает о них? Одному богу известно, какая участь их ждет… Джон был бы самым лучшим из мужей, если бы не этот его порок, но он не может противиться своей страсти, как пьяница не может отойти от стойки.

— Победитель скачки на Кубок Стюартов! Победитель скачки на Кубок Стюартов!

Обе женщины вскочили. Когда они выбежали на улицу, мальчишка был уже далеко; к тому же у них не было даже пенса, чтобы заплатить за газету. Они бесцельно побрели по улице. Наконец Эстер решила положить конец их мучениям. Она предложила отправиться в «Красный лев» и узнать там, кто выиграл скачку. Миссис Рэндел стала просить ее не делать этого, утверждая, что дурной вести она не переживет.

— Серебряное Копыто, — отвечал трактирщик.

Девушка опрометью кинулась к двери.

— Все хорошо, все хорошо, он выиграл скачку!

Вскоре даже малые ребятишки на улице кричали во все горло:

— Серебряное Копыто победил!

И Эстер вне себя от радостного волнения зашагала по дороге вдоль моря навстречу экипажу.

Она шла и шла в малиновых вечерних сумерках, пока не услышала звук рожка и не увидела лошадей в клубах пыли. Лошадьми правил Рыжий, и он крикнул ей:

— Он выиграл скачку!

И сквайр закричал, размахивая рожком над головой:

— Он выиграл!

И Пегги махала сломанным зонтиком и кричала:

— Он выиграл!

Эстер взглянула на Уильяма. Он наклонился к ней с запяток и крикнул:

— Он выиграл!

Только тут Эстер спохватилась, что совсем забыла про обед. Что скажет миссис Лэтч? Ничего она не скажет в такой день, как сегодня.

IX

Почти все блюда уносили вниз нетронутыми. На скачках то и дело подкреплялись едой и питьем, и теперь к девяти часам вечера Эстер уже перемыла всю посуду и застелила скатертью стол в столовой для прислуги. Если наверху съедено было мало, то внизу насыщались вовсю; бараний бок был уничтожен в мгновение ока, и миссис Лэтч достала из кладовой остатки мясного пудинга. Но даже после этого аппетиты не были удовлетворены до конца, и пришлось почать новый круг сыра. Пиво было разрешено пить в неограниченном количестве, и сверх того господа послали вниз еще четыре бутылки портвейна, чтобы не посрамить честь лошади, за которую пили.

Утоляя голод, мужчины обменивались впечатлениями о том, как Демон плохо провел конец скачки — ведь он едва не проиграл. Когда с едой было покончено, оставшееся время можно было посвятить беседе, и мистер Леопольд, подзадориваемый Уильямом, принялся методично и профессионально, с множеством подробностей разбирать скачку. Женщины слушали, поглядывая на круг сыра и молчаливо спрашивая себя, может ли в желудке вместиться еще кусочек. Мужчины потягивали портвейн и попыхивали трубками. С особенной жадностью слушал мистера Леопольда Уильям, смакуя про себя каждое словечко жаргона скаковых конюшен и с большим знанием дела напоминая рассказчику кое-какие подробности, опущенные им, чтобы сократить повествование. Особенно много времени было уделено разбору ошибок, допущенных Демоном, а Уильям искусно вставленными замечаниями заставил мистера Леопольда углубиться в воспоминания о высоком искусстве знаменитых жокеев первой половины века. Эти экскурсы в прошлое прискучили Саре и Гровер; их мысли улетели к нарядам, увиденным в этот день на скачках, и тут камеристка заметила, что вечером, укладывая спать барышень, она узнает все необходимое по части туалетов. Наконец, потеряв терпение, Сара заявила, что ей наплевать, что сказал какой-то там Чеффни, когда ему удалось на последних двенадцати ярдах опередить на полноздри своих соперников; она желает знать, почему Демон едва не проиграл скачку, — может, он принял кого-нибудь за финишный столб и раньше времени осадил лошадь? Уильям кинул на нее презрительный взгляд, и грубое слово уже готово было сорваться с его губ, но в эту минуту мистер Леопольд принялся рассказывать о том, какие указания получил Демон от Старика. Демон должен был на первой полумиле подравняться к лидерам и держаться за ними. Но, само собой разумеется, если бы он заметил, что у лошади еще много резвости в запасе, как, собственно, и рассчитывал Старик, ему не возбранялось при желании и оторваться от них, — ведь опасались только одного, как бы лошадь, сразу показав резвость, не выдохлась на финише.

— Ну, так вот, — говорил мистер Леопольд, — было два фальстарта, и Серебряное Копыто проскакал сотни две ярдов, прежде чем Демону удалось остановить его, и мальчишка сразу сдал. Он вообще был еле жив после того, как с него согнали эти четыре фунта. Ему теперь уже, верно, никогда и не оправиться… Еще перед стартом он говорил, что чувствует ужасную слабость. Ты, Уильям, совсем загнал его, когда вы возвращались из Портслейда в последний раз.

— А попробуй оставь его одного, — он тут же остановится и начинает играть в камушки с мальчишками у саусвикского трактира.

— Словом, еще один фальстарт, и для нас все было бы кончено. Старик был бледен как полотно и смотрел в бинокль не отрываясь. Лошадей бежало больше тридцати, так что, сами понимаете, легко ли было выстроить их в линию. Все же с третьего раза они пошли как надо, вытянулись темной ленточкой поперек скаковой дорожки. И почти тут же черный камзол и черный картуз вырвались вперед, и кругом загудели: Серебряное Копыто повел скачку. В жизни своей не видал такого. Он был на три корпуса впереди, и остальные явно отставали все больше. «Ну, черт побери, этот мальчишка уйдет от них на двенадцать корпусов и выиграет скачку шутя», — сказал Старик, не отнимая от глаз бинокля. Но когда до трибуны оставалось всего несколько ярдов…

Раздался звонок. Мистер Леопольд сказал:

— Слышите? Они хотят пить чай. Я должен идти.

— К черту их с ихним чаем! — сказала Маргарет. — Пусть подождут. Кончайте рассказ; мы хотим знать, как он выиграл.

Мистер Леопольд поглядел вокруг, увидел, что все взоры прикованы к нему, прикинул в уме, много ли еще осталось рассказать, и скороговоркой продолжил свое повествование:

— Короче говоря, замечаю я, что Серебряное Копыто, приближаясь к трибунам, начинает сбавлять ход. В эту минуту Демон поглядел через плечо, увидал, что его достают, и поднял хлыст. Но едва он дал лошади хлыста, как она, словно крыса, шарах в сторону прямо под трибуны. Демон ударил ее слева кулаком в нос, но тут Жестянщик на Зяблике наддал. У меня, скажу вам, сердце захолонуло. — При воспоминании об этой страшной минуте мистер Леопольд понизил голос, и лицо его помрачнело… Впрочем, оно тут же снопа осветилось улыбкой, когда он перешел к описанию последующего триумфа. — Сначала я подумал, что все кончено, — сказал он, — да и Старик думал то же самое В жизни не видал, чтобы человек был так бледен. Ну прямо как мертвец. Все произошло в какие-то секунды, но нам то показалось, что это длилось целую вечность Уже примерно на половине финишной прямой Жестянщик поравнялся с Демоном, Было десять шансов против одного, что Серебряное Копыто сойдет с круга, а даже если и не сойдет, то у мальчишки не хилым сил дотянуть до финиша первым. И тут мне вспомнилось, как вы, Уильям, таскал его в Портслейд, и я бы дорого дал в эту минуту, чтобы у него было фута на два больше в шенкелях и в плечах. Жестянщик был великолепен, он выжимал из своего Зяблика все до последнего. А Демон так ослаб, что от него мало было толку, казалось, он еле держится в седле. Да, мы уже думали, что нам крышка, но тут Серебряное Копыто каким-то чудом сам, по собственной охоте, пошел таким галопом, такой показал запас резвости, что у финиша вырвался вперед на целую голову — ровно на голову… Со мной творилось что-то невообразимое, да и Старик тоже был как помешанный, но я сказал ему еще прежде, чем на таблице появились цифры: «Все в порядке, сэр, он сделал свое дело»… А когда выставили его номер, все так и поплыло у меня перед глазами. Да, клянусь богом, мы были на волосок от гибели.

Все молчали, затаив дыхание. Наконец мистер Леопольд сказал, словно очнувшись от каких-то мыслей:

— А теперь надо идти подавать господам чай.

Эстер сидела, подперев щеку рукой. Краем глаза, не поворачивая головы, она могла видеть Уильяма. Сара перехватила один из этих украдкой брошенных взглядов, и лицо ее стало злым; повернувшись к Уильяму, она спросила, скоро ли будут выдавать выигрыши по билетикам. Вопрос заставил Уильяма пробудиться от мечтаний об удачных ставках, и он отвечал, что не видит причины, почему бы им не поделить выигрыши прямо сейчас.

— Двенадцать человек брали билетики. Правильно? Сара, Маргарет, Эстер, мисс Гровер, мистер Леопольд, я, четверо жокеев, Надувало и Уолл… Условия были такие: чья лошадь пришла первой, получает семь долей, у кого пришла второй — три доли, и у кого третьей — две. Третьей лошади ни у кого не было, значит, я полагаю, эти два шиллинга должны достаться главному победителю.

— Главному победителю? Это что — Эстер? А почему, скажите на милость, ей? Что же такое получается? И как это не было третьей лошади? Третьим пришел Мыльный Пузырь, так ведь?

— Так, только эта лошадь не участвовала в лотерее.

— Почему это она не участвовала?

— Потому что не попадала в число первых одиннадцати — в число фаворитов. Мы играли только на тех лошадей, которые были названы в «Спортсмене» как фавориты, на которых больше всего делали ставок.

— А как же тогда попал в игру Серебряное Копыто?

— Да что ты так кипятишься, Сара, никто не собирается тебя обманывать, все делается честно, а если ты нас в чем-то подозреваешь, говори прямо.