Эстер Уотерс

Вот какие мысли бродили в уме Эстер три месяца после отъезда Уильяма, и изо дня в день в послеполуденные часы, когда в работе наступала передышка, она погружалась в размышления о постигшем ее великом несчастье — измене возлюбленного.

Как-то в начале декабря, когда миссис Лэтч поднялась к себе вздремнуть после обеда, Эстер сидела у камина, придвинув стул поближе к огню. По двору вели покалечившуюся скаковую лошадь, — ноги у нее были забинтованы от бабок до колен, — ее выводили для прогулки по холмам. Вскоре, стук копыт замер вдали.

Эстер сидела одна со своими мыслями. Поставив ногу на решетку камина, она отклонилась на деревянную спинку стула, закинула руки за голову и смотрела в окно. Отблески огня играли на ее пестром ситцевом платье. Она долго сидела так, в полузабытьи, и вдруг почувствовала, как что-то словно бы шелохнулось в ней — что-то едва уловимое, как трепетание крыл; по телу ее пробежала дрожь, и сердце отчаянно заколотилось. Когда дурнота прошла, она поднялась на ноги. Лицо ее смертельно побледнело, на лбу выступили капли пота; она вся напряглась, судорожно прижав вытянутые руки к бокам. Открытие озарило ее, словно свет внезапно вспыхнувшей звезды, и в этот миг прозрения она, казалось, охватила взором всю свою трагическую судьбу, от которой уже ничто не могло ее избавить, все, что предстояло ей пережить за часом час. Дикий ужас пронзил ее; промелькнула мысль: «Верно, я схожу с ума». Но нет, она уже понимала, что это правда. Значит, ей придется покинуть Вудвью. Срам-то какой! Как признаться в своем позоре миссис Барфилд, которая так добра к ней и такого о ней хорошего мнения! Отец не пустит ее на порог. В Лондоне у нее не будет даже крыши над головой… И никакой надежды устроиться на место… Никто теперь не даст ей рекомендации. Она будет в Лондоне одна как перст, бездомная, и с каждым месяцем ее положение будет все ужасней…

Она снова почувствовала дурноту. Тело приходило на выручку духу, и, уже почти теряя сознание, она тяжело опустилась на стул; ей казалось, что она умирает. Медленным движением она утерла фартуком пот со лба… Может быть, она ошиблась… Она закрыла лицо руками… Потом упала на колени и взмолилась господу, чтобы Он дал ей силы безропотно нести уготованный ей крест.

В душе ее все еще брезжила надежда, что, может быть, она ошиблась, и с этой надеждой она жила одну неделю, за ней другую, но в конце третьей надежда угасла, и она поняла, что ей остается только молиться. Она молилась, чтобы господь ниспослал ей силы выдержать испытания, которые, как она понимала, ей предстоят, чтобы Он просветил ее разум, указал ей путь, каким она должна идти. Следует ли ей пойти к миссис Барфилд и признаться, что с ней случился грех? Миссис Барфилд, узнав правду, не сможет оставить ее в своем доме, даже если и пожалеет ее. А ведь если она не обмолвится никому ни словом, так никто ничего не будет знать. Она может остаться в Вудвью и заработать жалованье еще за один квартал; первое жалованье она все потратила — купила себе платье и башмаки, сейчас ей только что выплатили второе. Если она проработает в Вудвью еще три месяца, у нее будет восемь фунтов, и с этими деньгами она еще, может быть, как-нибудь протянет, ведь ждать уже останется не так долго. Но сумеет ли она сохранить свою тайну еще почти целых три месяца — до выплаты следующего жалованья? Надо попытаться.

В вечном страхе, в мучительном напряжении протекли эти три месяца, и никто, даже Маргарет, ничего не заподозрил. Ободренная своим успехом и видя, что фигура у нее почти не изменилась, Эстер решила попробовать протянуть еще месяц — ведь от каждого пенни, которое она еще может заработать, будет скоро зависеть ее жизнь, — а потом она пойдет и попросит, чтобы ее рассчитали. Прошел месяц, Эстер уже стала готовиться к отъезду, как вдруг слуги начали перешептываться, и прежде чем Эстер успела сама заявить о своем уходе, ей сказали, что миссис Барфилд просит ее подняться в библиотеку. Эстер изменилась в лице и побледнела. Ей казалось, что она не найдет в себе силы взглянуть в глаза миссис Барфилд и признаться ей в своем позоре. Маргарет, стоявшая возле Эстер, поняла, каково ей в эту минуту, и сказала:

— Не робей, Эстер. Ты же знаешь Ангелочка — это добрая душа. А добрые люди — они не так суровы…

— О чем это вы? Что случилось с Эстер? — спросила миссис Лэтч, до ушей которой еще не дошел слух о постигшей Эстер беде.

— Сейчас я вам все объясню, миссис Лэтч. Ну, ступай, милок, кончай с этим.

Эстер, не раздумывая больше, отворила обитую байкой дверь и прошла по коридору. Повернуть налево, сделать несколько шагов, и вот библиотека. Комната сразу возникла перед ее мысленным взором: она отчетливо видела все — неяркий свет лампы, маленький зеленый диванчик, круглый стол, на нем много книг, у стены рояль, в углу — клетка с попугаем, на окне — клетки с канарейками. Постояв с минуту в нерешительности перед дверью, она постучала. Хорошо знакомый голос произнес:

— Войдите.

Эстер повернула ручку двери и оказалась лицом к лицу с хозяйкой. Миссис Барфилд отложила в сторону книгу и подняла на Эстер глаза. Она не казалась рассерженной, как ждала Эстер, но голос ее звучал жестче, чем обычно.

— Это правда, Эстер?

Эстер опустила голову. В первую минуту она не в силах была произнести ни слова; потом прошептала:

— Да.

— Я считала вас порядочной девушкой, Эстер.

— Я сама так считала, мэм.

Миссис Барфилд снова быстро вскинула на девушку глаза. Помолчав, она сказала:

— И все это время… Как давно это случилось?

— Почти семь месяцев назад, мэм.

— И все это время вы обманывали нас!

— Я была уже на третьем месяце, когда заметила это, мэм.

— На третьем месяце! Значит, на протяжении трех месяцев вы каждое воскресенье преклоняли с молитвой колени в этой комнате, двенадцать воскресений вы сидели здесь возле меня, и я учила вас читать, а вы ни словом не обмолвились мне о своей беде?

Упрек прозвучал очень резко, и непокорный дух Эстер взбунтовался. Брови ее хмуро сошлись на переносице; она сказала:

— А признайся я вам в этом раньше, вы бы отослали меня отсюда. А у меня денег было — всего только одно жалованье за квартал. Мне бы тогда либо с голоду помирать, либо утопиться.

— Мне больно слышать от вас такие слова, Эстер.

— Чего человек не скажет, когда попадет в беду, мэм, а у меня ведь беда, да еще какая.

— Почему вы не пришли, не доверились мне? Разве я была к вам сурова?

— Нет, конечно, нет, мэм. Лучшей хозяйки, чем вы, ни одна девушка Себе не пожелает, только…

— Что только?

— Понимаете, мэм, ведь это вот как… Мне самой до смерти противен был весь этот обман, право же. Только ведь я теперь не могу думать об одной себе. Теперь я должна позаботиться о ком-то другом.

Во взгляде миссис Барфилд промелькнуло что-го похожее на восхищение. Видимо, она все же не совсем ошиблась в оценке характера этой девушки. Она сказала уже несколько иным тоном:

— Быть может, вы и правы, Эстер. Я не могла бы оставить вас, потому что это подало бы дурной пример молодым служанкам. Я, конечно, могла бы помочь вам деньгами. По что бы вы делали шесть месяцев в Лондоне, совсем одна, в вашем положении! Сейчас я даже рада, что вы ничего не сказали мне, Эстер. И вы правы — теперь нужно подумать о ком-то другом. Я верю, что вы никогда не бросите на произвол судьбы вашего ребенка, если он, бог даст, благополучно появится на свет.

— Конечно, не брошу, мэм. Я буду стараться для него, как смогу.

— Бедная, бедная девочка! Вы еще не знаете, какие вам уготованы испытания. Одна, с ребенком, в двадцать-то лет!.. О, это ужасно! Да подаст вам господь бог силы!

— Я знаю, мэм, что меня ждет тяжелая жизнь, по я молила господа, чтобы Он укрепил меня, и я знаю — Он меня не оставит, и я не должна роптать. Мне еще не так плохо, как другим, у меня есть почти восемь фунтов. Я не пропаду, мэм, если, конечно, вы меня поддержите — не откажетесь дать мне рекомендацию.

— Могу ли я дать вам рекомендацию? Вы были чистой, неискушенной девушкой и пали жертвой соблазна. Я должна была строже следить за вами. Теперь и на меня ложится ответственность. Скажите мне, ведь это случилось не по вашей вине?

— Это не может быть не по вине девушки, мэм. Но он не должен был бросать меня, а он бросил. Вот за это только я его и виню, а в остальном я сама виновата — не надо мне было пить эту вторую кружку пива. Я тогда уже была без ума от него, знаете, как это бывает. Позволяла ему целовать себя, думала — беды большой в этом нет. Он водил меня гулять на холмы и вокруг фермы. Говорил, что любит меня и женится на мне… Вот как все было. А потом стал просить, чтобы я подождала с женитьбой до скачек, а меня это здорово обозлило, и тут я поняла, что вела себя дурно. После этого я не стала гулять с ним и даже разговаривать не стала, а пока мы были в ссоре, мисс Пегги прибрала его к рукам, и тогда он меня бросил.