Эстер Уотерс

— Я Христа не забыла. Он всегда со мной, в моем сердце, и я верю, что ты любил меня. Мне нелегко было порвать нашу помолвку, ты сам знаешь. Я не виновата, что так вышло.

— Эстер, никто не любил тебя так, как я.

— Ты не должен так говорить. Я ведь замужем.

— Я не имел в мыслях ничего дурного, Эстер. Просто думал о прошлом.

— Ты должен все это забыть… Прощай, Фред. Я рада, что повидала тебя и что мы помолились вместе.

Фред ничего не ответил, и Эстер направилась разыскивать пропавшую неизвестно где Сару.

XXXIII

Толпа неистовствовала. Эстер поглядела туда, куда были устремлены все взгляды, но не увидела ничего, кроме белой трибуны на фоне слепящей синевы. Заполненная людьми трибуна походила на палубу тонущего корабля. Толпа была охвачена волнением, но причина его оставалась скрытой от глаз Эстер. Она протискалась сквозь толпу и выбралась на белый от извести проселок, где у коновязей стояли лошади и мулы, потом стала взбираться выше по холму, снова попала в гущу толпы и неожиданно вышла к подвесной дороге. Вагонетки, полные хохочущих, взвизгивающих девиц, проплывали над вершиной среднего холма и ползли еще выше — к самому высокому. А среди притворно отчаянных воплей начиналось путешествие обратно, и вся эта суматоха протекала под аккомпанемент марионеточного оркестра. Звенели колокольчики и цимбалы, свистела дудка, барабаны рассыпали механическую дробь, а игрушечный солдатик отбивал такт. Под полосатым тентом проносились деревянные лошадки, сконструированные так искусно, что они даже покачивались на ходу, воспроизводя с предельной добросовестностью движения живых лошадей. Эстер стала наблюдать за катающимися. Эта, в синей юбке, похожа на амазонку, а та, в палево-розовом платье, сидит в седле, совсем как заправский жокей. Девушка в серой жакетке подбадривала трусоватую девушку в белом платье на серой лошадке… Но прежде чем Эстер успела сообразить, что мужчина в синей куртке и в самом деле Билл Ивенс, он уже скрылся из глаз, и ей пришлось дожидаться, пока его лошадка, проделав круг, возвратится на то же место. И тут она увидела красные маки на шляпке Сары.

Карусель начала замедлять ход. Лошадки кружились все медленнее и медленнее и наконец стали. Катающиеся начали спрыгивать на землю, и Эстер поспешила вперед, проталкиваясь между зеваками, боясь, что она не успеет догнать Сару с Биллом.

— Вот ты где! — сказала Сара. — А я уж думала, что и не разыщу тебя. Какая жарища!

— А вы покатались на карусели? Давайте прокатимся еще разок, все втроем. Вот на этих трех лошадках.

И карусель завертелась снова. Деревянные скакуны добросовестно покачивались под звуки дудок, барабанов и цимбал. Лошадки несколько раз прокатили их мимо финишного столба; полагалось прокатиться пять кругов, а когда карусель останавливалась, та лошадка, которая оказывалась ближе всех к финишу, получала приз.

Над всем пространством скачек стоял неумолчный гомон, похожий на рокот моря; но вот в этом гуле стали различимы слова: «Идут, идут! Синий камзол впереди! Фаворит отстал!»

Эстер не прислушивалась к этим крикам, и смысл их не доходил до ее сознания; они лишь смутно запечатлелись в ее мозгу, и вскоре их заглушила резкая музыка карусели… Деревянные лошадки начали замедлять свой бег по кругу… Все медленнее и медленнее… Казалось, что победителями будут Сара и Билл, сидевшие бок о бок, по в последнюю секунду их лошадки скользнули мимо финишного столба. Скакун же Эстер остановился как раз вовремя, и она получила право выбрать себе любой фарфоровый кувшин из целой груды.

— Ну, вам сегодня счастье так и прет, — сказал Билл. — У Скошенного Луга, на которого ставили всю зиму, месяц назад обнаружился брок… Два к одному ставили на Форзаца, четыре к одному на Старинный Перстень, четыре к одному на Ежевику, десять к одному на Авангарда, и на победителя выдача будет пятьдесят к одному. Ваш муж должен заработать сегодня небольшое состояние. Небывалый день для букмекеров.

Эстер пробормотала, что она очень рада. Она все никак не могла остановить свой выбор ни на одном кувшине. Вдруг она заметила кувшин, на котором золотыми буквами было выведено: «Джек».

После этого они отправились поглядеть картинки в стереоскоп, и парад конногвардейцев в Сент-Джеймском парке пришелся им больше всего по вкусу; бой быков в Испании показался не особенно увлекательным, а в палате общин Сара не нашла ни одного молодого мужчины, который бы ей приглянулся. Среди дрессированных птиц им больше всего понравилась прыгающая вверх по лестнице канарейка. Внимание Билла привлек к себе американский механический силомер, и он не преминул тут же продемонстрировать силу своих мышц, чем чрезвычайно восхитил Сару. Потом все по очереди попробовали испытать свою меткость в сбивании кокосовых орехов, а уже мимо большого кегельбана Дж. Билтона прошли, не заглянув в него.

Снова воздух задрожал от криков: «Идут! Идут!»— и даже торговцы высыпали из своих палаток — всем не терпелось узнать, какая лошадь пришла первой. А еще через несколько минут стайка почтовых голубей взвилась в синюю высь и разлетелась в различных направлениях: одни птицы устремились прямо к Лондону, другие растаяли в таинственной голубоватой дымке, заволакивающей вечереющие, испепеленные солнцем холмы, истоптанные и замусоренные шумной беспорядочной человеческой ордой — подвыпившими мужчинами и женщинами.

— Ну, вот вы и сыскались наконец, — сказал Уильям. — Фаворита побили. Вы небось уже знаете, что приз взял аутсайдер. А что делает здесь этот господин?

— Случайно повстречался с дамами и водил их повсюду, показывал разные разности. Надеюсь, хозяин, вы на меня за это не в обиде?

Уильям не удостоил его ответом, но когда Билл стал прощаться с Сарой, Эстер поняла, что они уже сговорились о новой встрече.

— Где это вы его подцепили?

— Он сам к нам подошел и заговорил, а Эстер остановилась поболтать с проповедником.

— С проповедником? С каким еще проповедником?

Когда ему все растолковали, Уильям спросил, как им понравились скачки.

— А мы не видели никаких скачек, — сказала Сара. — Мы были на холме и катались на деревянных лошадках. И лошадка Эстер тоже взяла приз. Фарфоровый кувшин. Покажи ему свой кувшин, Эстер.

— Значит, ты так-таки и не видела дерби? — спросил Уильям.

— Она ухитрилась не увидеть скачек! — воскликнул другой букмекер. — Вот уж кому, я считаю, полагается главный приз!

Женщины не поняли шутки, видели только, что мужчины над ними подсмеиваются.

— Поди сюда, Эстер, — сказал Уильям, — стань на мое место. Сейчас лошадей выведут на проминку, а потом они поскачут. А ты, Сара, стань на место Тедди. Сойди с ящика, Тедди, уступи место даме.

— Да, да хозяин. Забирайтесь сюда, мэм.

— Неужто это лошади? — сказала Сара — Что-то уж больно они маленькие.

Букмекеры покатились со смеху.

— Вы не туда смотрите, мэм. Те просто пасутся на холме, — сказал один из букмекеров.

— Это не самые классные скакуны, — прибавил другой.

После двух-трех фальстартов лошади пошли. Отыскав окошечко между множеством котелков и шляп, Эстер увидела пять-шесть стройных лошадок — они показались ей похожими на борзых. Они пронеслись мимо и растаяли, словно призраки, а Эстер вдруг прониклась сочувствием к гнедой лошадке, которая тихонько трусила позади, сбившись в сторону.

Это была последняя скачка. И снова фаворит остался за столбом. Выплачивать было некому, и букмекеры начали складывать свое снаряжение, тащить которое предстояло беднягам помощникам. Просто не верилось, что Тедди сможет дотянуть до вершины холма. Уильям стал протискиваться сквозь толпу, подхватив под руки Эстер и Сару. Особенно трудно было пробиться сквозь поток экипажей. Повсюду запрягали лошадей, и Сара все время боялась, что какая-нибудь лошадь укусит ее или лягнет. Какой-то молодой денди, сам правивший лошадьми, осыпал их бранью, грум затрубил в рожок, и кабриолет умчался. Так большое стадо внезапно снимается с места, подчиняясь могучему инстинкту. Все вокруг — и холмы, и долины, и пригородные селения — утопало в лучах заходящего солнца; над еще не остывшей дорогой висела белая пыль, и в облаках этой пыли двигалось в сторону Лондона все, что так или иначе могло двигаться, — от карет до тележек; торговцы апельсинами, мелкие разносчики, карманные воришки, бродяги, цыгане — все устремлялись каждый к своей цели: к придорожным харчевням, ригам, к живым изгородям или к железнодорожной станции. Огромная толпа людей сползала с пологого холма; кто поскромнее — пешком, кто поважнее — в карете, и все направлялись к одной цели — к перекрестку дорог. В «Летящем орле» делали привал и распивали последнюю прощальную кружку пива; здесь букмекеры переодевались в свою повседневную одежду, и отсюда толпа растекалась уже по двум руслам — одно вело к железнодорожной станции, другое — на лондонское шоссе. Отсюда же начинались традиционные дорожные шутки. Большая орава щеголей во вместительном ландо принялась обстреливать горохом из духовых ружей торговцев с тележками; те отругивались, а щеголи делали вид, что сейчас наедут на крайнюю тележку. Появилась линейка с двумя воткнутыми по бокам шестами, между которыми раскачивались на веревке миниатюрные ночные горшки. За линейкой шествовала лошадка, на передние ноги у нее были надеты дамские панталоны. Бедная лошадка, не понимавшая, во что ее обрядили, столь нелепо выступала в этом неподобающем одеянии, что Эстер и Сара прямо помирали со смеху.